Я пошел в свою квартиру. Я просто желал забыться навсегда. Мне удалось. Тяжелый сон всосал в себя мою душу. Видел в смутных грезах события, которые произошли несколько часов назад. Во сне встречался с врачом.
Пожилой мужчина напротив
Зима забыла эти края. Я вспомнил, что когда-то с радостью встречал первый снег, выпадавший вначале последнего месяца осени, а теперь тосковал по морозу и белому пологу, досадуя на погоду не по сезону. Я не люблю лето. Я люблю золотую осень, прохладную и солнечную, голубой хрусталь чистого неба, тонкую корочку льда на лужах и жду с нетерпением снега, но в этом году было не так.
Я поежился от мороси и ветра, нырнул в вокзал и, встав в очередь за билетом, огляделся. Народ толпился. Любые дни будни или выходные не были помехой человеческому потоку. Казалось, никто не работает, а все куда-то едут, к чему-то стремятся, боясь что-то упустить. Вечное движение путников виделось бесплодной попыткой изменить серую жизнь. Люди приходят и уходят сквозь стеклянные двери. Мои глаза невольно останавливались на них. Вошел парень в кожаной куртке и черных джинсах, поправив сумку, больше похожую на заплечную суму, встал в очередь. Прошмыгнула детвора. Девушка с явным осознанием своей красоты грациозно продефилировала мимо. Затем ввалилась группа молодых парней и девушек, радостно гогоча, они просочились сквозь толпу ожидающих, и двери, ведущие к платформам, поглотили их.
Подошла моя очередь. Купил билет. И, отойдя в сторону, переложил из одной подмышки в другую стекла, обмотанные полиэтиленом и скотчем. Посмотрел на табло и пошел на платформу.
Поезд уже стоял. Нырнул внутрь и занял место у окна. Было свободно. Напротив сидел пожилой мужчина. Думающий, наверно, о чем-то своем, он вглядывался в непогоду.
А куда вам стекла? спросил вдруг незнакомец.
Человек лет шестидесяти, небрежно одет, седые редкие пряди зачесаны неаккуратно, лицо небритое, но, несмотря на это, он не производил впечатления опустившегося человека. Я, поймав усталый взгляд чужих глаз, произнес:
В деревню. В окна вставить надо.
Дело хорошее. А сколько стекольщик взял за работу?
Я пожал плечами. Ведь ходил к нему, заказал размеры, он при мне нарезал, я заплатил, но сколько забыл. Со мной так часто бывает: я не помню цен. К примеру, подхожу скрупулезно к покупке, но напрочь вылетают из головы цифры, как только дело завершено.
Не знаю, ответил я. Не помню.
А я тоже в деревню еду, не обращая внимания на мое замешательство, продолжил попутчик. Кто бы мог знать, что заведу кота, вот еду его кормить. Он у меня вольный. В городе бы зачах, а в саду самое оно. Голос его замер на ласковой ноте.
Поезд тронулся. Станция поплыла в окне. Дождь продолжал моросить.
Я перевел взгляд на небольшую корзину, стоящую рядом с моим попутчиком на сидении. Наверно, там и лежало лакомство для его любимца.
Да, кто бы мог подумать Кто бы мог
«Странный человек», мелькнула мысль, вовсе не покоробив меня. За этими словами не скрывалось брезгливости, стеснения или безразличия. Незнакомец удачно вписался в этот ненастный вечер. Стало уютно на душе от его присутствия. И чем он расположил к себе?
Я потерялся в догадках, а он продолжил:
А все с несчастного случая началось. Шел по улице и вдруг, будто по груди резануло, как иголкой пронзили. Ну, я и потерял сознание. Когда очнулся, набрал «скорую» по сотовому. Они приехали и в момент забрали. Уже в палате врач, веселый такой молодой человек, сказал: «Ну, папаша, свезло тебе в рубашке родиться. Тромб оторвался и прошел сквозь сердце. Иные богу душу отдают, а ты ничего, молодцом». А зачем мне эта рубашка? Зачем? Все едино. С женой развелся давно. Дети взрослые, редко они навещают. Зачем? А он: «Ты, папаша, не унывай, у тебя вся жизнь впереди. Займись чем-нибудь. Заведи себе кота, например, и заботься о нем. Ты ж пенсионер, время у тебя есть, так?» Оно, конечно, так. Но я тогда промолчал. Когда выписали, спасибо ему не сказал, совет он мне дельный дал. Нехорошо вышло. Не отблагодарил.
Попутчик замолчал.
Я вслушивался в стук колес. Больше мы не произнесли ни слова.
Выйдя на станции, я посмотрел в заплаканное окно поезда. Пожилой мужчина кивнул мне. Я, почему-то стесняясь, поднял руку в ответ, вяло помахал ему, а сердце беспокойно забилось. Отчего? Почему? Кто он мне вообще? Лишь этот вагон свел нас вместе, но также он и развел. Была лишь одна точка соприкосновения наших путей. Я не мог справиться с вихрем странных эмоций, возникших в это мгновение. Не мог понять их.
А поезд уехал, растворившись в серой дали.
Цветок забвения
1
«У древних греков существовало мифическое представление о полях асфоделей в Аиде. По ним блуждали тени умерших, которые не совершили преступлений и не были столь праведными и героическими в земной жизни, чтобы попасть в Элизиум. На полях асфоделей тени подвергались только забвению прежней жизни, и асфодель был символом забвения».
Ваша книга хорошая, но, к сожалению, она нам не катит. Толстый фолиант, но А что делать? Такова концепция. Не формат.
Наконец, обличительная тирада закончилась, и я, ощутив в руке вес книги, точнее осознав его, вышел от редактора. Ладно. Перечеркнуто. Забыто. Мне дела нет до ваших форматов, но только сейчас удивился тяжести написанного труда. Расхожее выражение «слово имеет вес» обрело плоть и физическую суть.
Я был на улице. Солнце стояло высоко. Оно вело свою игру на стеклах витрин, на зеркалах машин. Я, никуда не торопясь, шел себе и шел. Легкость в сердце. Камень упал с души. Еще одно издательство не приняло, но главный редактор прав, не формат. Это мимо всех бульварных романчиков о брутальных героях, о разборках, о золушках. Другими словами, о кровопусканиях и о выдавливании слез.
Вернулся домой. Выложив на стол из сумки увесистую пачку формата А4, бросил короткий обвиняющий взгляд: мол, ты, бездарный текст, причастен к провалу. Не просто причастен, а ты главный участник. Еще раз прочитав заглавие на первом листе: «365 голосов», ушел на кухню разогреть воду. Я решил глотнуть чая из суданской розы и переосмыслить прожитое утро.
Покончив с чаем, возвратился в комнату. Открыв первую страницу, пробежался по строчкам и застыл в недоумении. Еще один шаг. Вторая попытка. Третья. Нет. Сегодня не могу читать, а надо не просто читать, а вгрызаться в текст и переосмыслять. Закрыл фолиант. Отодвинул. Перед моими глазами был желтый кусок обоев малое пространство между плоскостью стола и книжной полкой. Взгляд сам скользнул вверх и бессмысленно уставился на знакомые корешки.
Затем я встал и измерил шагами комнату. Повторил процедуру. Результата нет. Я прекрасно помню содержание книги. Итак, с чего все начинается?
А, ну, да
Да Начинается
Но мысль бестактно прервал телефонный звонок. Я чертыхнулся. Бросился в прихожую и сорвал с рычажков трубку.
Алло! Мой голос прозвучал раздраженно.
Привет.
А, это ты. В чем дело?
Я понимаю, что не вовремя, но есть одна просьба. Ты бы не мог зайти ко мне в больницу?
Я опешил. Больница? Чего он там делает? Я перебрал все варианты, но не вспомнил ни одного его знакомого или родственника, нуждающегося в уходе.
Ты меня слышишь? Алло?
Да. Слышу. Я просто растерялся. Все дело в том, что Я бросил короткий взгляд на левое запястье. Было около одиннадцати. Четыре часа назад мы встречались
Знаю, знаю. Я попал в онкологию. У меня рак легкого. Первая стадия.
Черт! И ты молчал?!
Ты нервничаешь больше меня, голос приятеля излучал олимпийское спокойствие. Я сам узнал только что. Ну, ты придешь? Я хочу кое-что сказать тебе.
А по телефону?
Нет.
Адрес говори.
Он сказал и, минуту спустя я, закрыв квартиру, помчался. Затем перед глазами мелькали ступени, улица, прохожие. Вот автобусная остановка. Вот нужный маршрут. Наконец, больница мелькнула в окне. И снова улица, люди, двери, лестницы.