Хотя нет, для мальчика швейцар был чересчур высок и крепок под ливреей угадывались мышцы. Если метрдотель был бледен как мел, этот юноша напротив. Кожа у него была теплого, медного оттенка, а карие глаза с любопытством смотрели на меня.
Чем могу помочь? спросил он на верданньерском с акцентом, которого я прежде ни разу не слышала.
Я посмотрела на отель, припомнила все те атласы, которые я разглядывала в гостиной Безье, кусочки суши, которые я обводила кончиком пальца. Удивительно, что такое старое здание выдерживало долгие путешествия.
Где вы были вчера? спросила я.
В минуте пути отсюда, коротко ответил юноша. А когда я стала ощупывать стену, он захлопнул дверь. Внутрь можно только гостям и персоналу.
Ах да. Так ведь было написано на той дурацкой табличке.
А где проводят собеседования?
Хочешь собеседоваться в отель?
Он явно удивился, и меня это рассердило. Я смерила его мрачным взглядом.
А что, незаметно?
Дверь неожиданно распахнулась, и мы оба подскочили. Наружу высыпала горстка гостей. Впереди шла смуглая невысокая девушка. На ее шее синело лазуритовое ожерелье. За ней шел еще один гость такой бледный, что в лучах летнего дюркского солнца он рисковал мгновенно обуглиться.
Они смеялись. От них исходил сладковатый аромат, от которого у меня едва не подогнулись ноги.
Чем это пахнет?
Жасминовым десертом. Ничего необычного.
Вот уж не скажи. Мне захотелось съесть этот аромат до того он был аппетитным!
Звучит интересно! А откуда он?
Пардон, но я спешу. Нет у меня сейчас времени на глупых девчонок.
Что-что?
Что слышала, с ухмылкой сказал он и попытался протиснуться мимо меня. Пробраться в здание без чужой помощи я не могла, а швейцар был единственным человеком из отеля, которого мне удалось встретить не считая хозяина. И хотя ему удалось страшно меня разозлить, я схватила его за руку.
Где проводят собеседования?
Я занят, что тут непонятного?
Тогда поскорее ответь на мой вопрос.
Он внимательно посмотрел на меня, потом скользнул взглядом по улице. Я постаралась проследить, что же он ищет, но кроме толпы ничего не увидела. Швейцар убрал локон, упавший мне на шею, и у меня перехватило дыхание.
На твоем месте я бы пошел прямиком домой. Сделал бы вид, что отель вовсе и не появлялся, тихо произнес он. А потом скользнул мимо меня и потерялся в толпе.
3
Еще часа два швейцар и его осуждающий взгляд никак не шли у меня из головы. Как и его слова. Должно быть, он считал, что мне в отеле «Манифик» не место, вот и пытался меня прогнать.
Я принялась нервно обкусывать кончики пальцев, покрытых зелеными пятнами. Краска их дубильни пахла портовой сыростью, как и многое в Дюрке. Поговаривали, что, если прожить тут долго, ребра облепят морские желуди. Я в это верила. Даже после ванны, которую я принимала не так уж и часто, кожа моя все равно воняла тухлой рыбой. Но я отказывалась сдаваться. Маман всегда говорила, что упрямство меня погубит, но я ничего не могла с собой поделать. Швейцар раззадорил меня, и я еще сильнее захотела попасть в отель на работу.
Очередь почти не движется! Интересно, а можно еще медленнее?
Надеюсь, нет. Зося утерла вспотевший под шляпкой лоб.
Очередь в старую чайную у отеля, где, как мы выяснили, и проводили собеседования, была до безобразия длинной. А мы стояли в самом ее конце, к несчастью для моих икр, которые страшно болели.
Когда мы наконец добрались до входа, Зося указала на позолоченную табличку, на которой были перечислены вакансии: артист, музыкант, судомойка. Светлокожий мужчина, одетый в слишком плотный для такой жары костюм, не удостоил нас даже улыбкой. А просто распахнул дверь и толкнул нас внутрь.
Внутри на мраморных прилавках стояли серебристые весы. Полки были уставлены высокими стеклянными банками, набитыми яркими чайными листьями.
Следующий! крикнул женский голос из задней комнаты. Там проходили собеседования.
Пойдешь первой? спросила Зося. Ее голос дрожал от волнения, как на первом прослушивании несколько лет назад.
Я поправила ленту на шляпке.
Конечно.
В комнате меня встретила статная женщина с оливковой кожей. Волосы у нее были коротко остриженные, каштановые они блестели, как ее бархатный брючный костюм. Одета она была по-мужски, но любого франта заткнула бы за пояс. Мне она сразу понравилась, но это чувство прошло, как только она увидела меня и поморщилась.
Да тут и глядеть-то не на что, заметила она и подняла повыше большой бронзовый компас с блестящей нефритовой стрелкой. Замри-ка.
Стрелка закрутилась как сумасшедшая, ни разу не остановившись. Женщина убрала компас в карман.
А это зачем?
Вопросы тут задаю я. Она взяла меня за подбородок. Имя?
Я сглотнула.
Жанин Лафайетт. Но все зовут меня Жани.
Как скучно. Женщина поджала губы. А я Ирса, кстати. Она выпустила мой подбородок. Ты в этом городе всю жизнь живешь?
Нет, я из Алиньи, далекой деревни вверх по побережью, дрожащим голосом призналась я.
И что же, нравилось тебе в деревне?
Когда мы были маленькими, маман часто поворачивала наши колыбельки к центру Алиньи, чтобы наши ноги всегда помнили путь домой эта верданньерская примета осталась в моей памяти на долгие годы.
Мне и теперь отчетливо помнились узкие ряды домиков, окрашенных зимними закатами в ярко-желтый. Я знала, где зацветут маки, откуда мы раздобудем ужин. Там у меня были друзья, друзья, которые тревожились обо мне. Последние четыре года я словно бы никак не могла сделать глубокий вдох, а вот в Алиньи дышала свободно, полной грудью.
Теперь же все мои мысли были о том, как бы скорее вернуться домой, и душа ныла от тоски.
Да, я люблю мою деревню. А сестру привезла в город после маминой смерти. Я хотела вернуться, когда
Так твоя мама умерла? перебила меня Ирса. А отец?
Подробностей нам маман никогда не рассказывала.
Он был фермером.
Где же ты сейчас живешь?
Я начала ей рассказывать про Дом Безье, но вскоре она отмахнулась от меня и жестом велела замолчать.
Довольно. Зови следующего.
Увидев меня, Зося подскочила.
Ты как?
Прекрасно, солгала я. Иди скорее, там тебя ждут.
Сестра поспешила в комнату, а я тайком утерла слезы. Глупо было на что-то надеяться. Я нащупала в кармане монетку, оставшуюся после покупки газеты. Что ж, хватит на коробку пастилок для Зоси, как раз утешиться после отказа.
Минуты шли. Из-за двери доносилось ее приглушенное пение. Наконец Зося вышла в зал. На ее лице застыло непонятное выражение.
Ну как?
Она показала мне лист бумаги, и во рту у меня пересохло. Уголки у него загибались, как у старинных пергаментов. Внизу была проведена черная линия, и она сразу дала мне понять, что это за документ.
Один контракт. На одно вакантное место.
Тут в зал вышла и Ирса.
Я предложила твоей сестре работу. Она будет петь для наших гостей за десять верданньерских дублонов в неделю.
Это втрое больше моего заработка. Пришлось прикусить язык, чтобы не вскрикнуть. Само собой, Ирса заприметила таланты Зоси, особенно в сравнении с ее бездарной сестрицей!
Нельзя отпускать ее одну. Будь тут маман, она велела бы мне что-то предпринять. Вот только Зося так сияла, точно в ней вспыхнуло солнце, и я не знала, что сказать, чтобы не разбить ей сердце.
Ирса выложила на стол ручку с бронзовым наконечником и бутылочку фиолетовых чернил. Достала золотую булавку, проколола моей сестре палец. На нем тут же выступила капелька алой крови.
Я вскинула руки.
Вы что делаете?
Это одно из условий контракта. Даже наши гости подписывают похожий документ. Ирса добавила капельку в чернила. Те зашипели, а кровь мгновенно в них растворилась. Ирса окунула в них ручку и вложила ее в пальцы моей сестры.
Я покосилась на документ. Вопреки моим ожиданиям, далеко не весь контракт был составлен на верданньерском языке, на котором говорили в Верданне и в некоторых других областях континента. Многие пункты были прописаны на языках, которых я прежде и в глаза не видывала. В самом низу был поставлен крестик.