Когда въезжаешь в Роторуа, так и кажется, что перед тобой Голливуд, декорации для какого-нибудь ковбойского фильма. (Впрочем, то же можно сказать о многих новозеландских городах.) Кажется, если заглянуть за фасад деревянных домов на главной улице, там будет пусто. Но еще больше при въезде в Роторуа поражает запах. В первый миг вы готовы приписать его миллиону протухших яиц, но после второго или третьего вдоха узнаете чудесный аромат сероводорода. Его в воздухе столько, что хоть топор вешай. Есть и другие, я бы сказал, зловещие признаки, свидетельствующие о том, что этот город не похож на прочие города. Тут и там вдоль тротуаров, а то и посреди мостовой в дорожном покрытии видны трещины, из которых лихо бьет струя белого пара, как будто захоронили небольшую паровую машину, а она возьми да оживи. Это придает уличным сценам особую, жуткую прелесть, но иногда оборачивается неприятностями. Незадолго до нашего приезда, рассказал Брайен, один местный житель, работая в своем подвале, ударом кирки открыл выход струе пара, и она убила его. Одержимый рвением, он, можно сказать, проколол аорту какого-то вулкана и поплатился жизнью. Эта история произвела на Джима такое впечатление, что он настоятельно потребовал, чтобы мы отказались от задуманной ночевки в Роторуа и тотчас отправились дальше, однако его предложение не нашло поддержки.
Вы просто сумасшедшие, убежденно произнес он. Попомните мои слова: утром в наших постелях будет лежать вареное мясо. А запах Как прикажете есть в таком воздухе? Никакого вкуса не разберешь.
Что верно, то верно: все, что мы ни ели в Роторуа, отдавало тухлыми яйцами. Я попытался утешить своих товарищей тем, что пища в рядовом новозеландском отеле только выигрывает от запаха сероводорода
Как только мы решили вопрос с жильем, Брайен повел нас смотреть, как он выразился, «горячие источники». Честно признаюсь, я вовсе не жаждал их увидеть, так как с этим названием у меня были связаны страшные воспоминания о месте, где старики и калеки обоего пола на инвалидных колясках передвигались от источника к источнику, кашляя, харкая и глотая самую отвратительную (во всяком случае, если судить по запаху) воду, какая только бьет из недр земли. Всякому, кто полагает, что знахарство уже в прошлом, было бы крайне полезно взглянуть на такой, с позволения сказать, курорт. Однако я вскоре убедился, что Брайен понимает под «горячими источниками» нечто совсем иное, и я ничуть не жалею, что совершил эту экскурсию, потому что зрелище было поистине удивительным.
Доехав до окраины Роторуа, мы вышли из «лендровера» и спустились пешком в небольшую долину. Запах тухлых яиц сразу же неимоверно усилился, и воздух стал более теплым и влажным. Поворот и нам почудилось, будто мы вдруг перенеслись на миллионы лет назад, в эпоху, когда Земля была еще совсем молодой, неостывшей и неоформившейся. Выходы коренной породы причудливо смяты, скручены, испещрены отверстиями и трещинами, из которых периодически, подчиняясь какому-то загадочному биению в недрах земли, словно кровь из перерезанной артерии, вырывались струи пара местами короткие, а местами и повыше, достигая двух двух с половиной метров. Пар курился даже над самыми маленькими щелями, поэтому воздух буквально был пропитан влагой и все было видно как бы сквозь колышущуюся вуаль. Самые мощные гейзеры выбрасывали столб пара высотой до четырех-пяти метров. Извержение длилось минут десять, потом почему-то прекращалось, а через некоторое время возобновлялось, сопровождаемое своеобразным гулом и свистом. И если вы, забывшись, станете над таким «жерлом», это может стоить вам жизни ведь даже брызги, что разлетаются в стороны от кипящего столба, погорячее воды в вашей ванной
Через скользкий, коварный участок мы осторожно прошли к небольшому говорливому потоку, который бежал по каменистому ложу, кутаясь в рваное одеяло из пара. Температура воды в нем была вполне сносная, каких-нибудь тридцать градусов с хвостиком. Форсировав поток, мы пошли дальше и очутились у грязевых озер. Они оказались настолько любопытными, что я около получаса буквально не мог от них оторваться.
Озера были разной величины, одни довольно большие, другие с маленький круглый стол. Цвет их тоже разный: где густо-коричневый, где посветлее, вроде кофе с молоком. Цветом и консистенцией грязь напоминала кипящий молочный шоколад. Казалось, она и впрямь кипит, на самом же деле ее заставляли бурлить струйки пара, пробивающиеся сквозь горячую вязкую массу. Посмотришь озеро ровное, гладкое, такое соблазнительное на вид, что хоть зачерпывай ложкой и ешь. Но тут на зеркальной поверхности вздувался пузырь сперва маленький, с яйцо дрозда, он становился все выше и шире, достигая размеров целлулоидного мячика, а то и апельсина (если грязь была достаточно вязкая). В конце концов пузырь лопался с громким булькающим звуком, и возникал крохотный «лунный» кратер. Постепенно кратер заполнялся, и опять озеро гладкое, пока не накопится пар, тогда все начнется сначала.
В некоторых озерках, где пар напирал сильнее, шесть-семь пузырей выстраивались в круг и буквально «пели» вместе. Впрочем, «пение» это скорее напоминало перезвон колоколов ведь пузыри были неодинаковые и лопались с разным звуком. Через равные промежутки времени пар пробивался сквозь грязь, и пузатые пузыри исполняли свою мелодию: глоп плип глуг плип сплоп плип глуг плиш сплоп плип Упоительная музыка; я наклонялся то над одним, то над другим озерком, плененный этими своеобразными оркестрами. Мне удалось найти семнадцать особенно одаренных пузырьков, исполнявших нечто настолько сложное и гармоничное, что, пожалуй, кроме Баха, этого никто не мог сочинить. И я уже прикидывал, как бы заключить с ними контракт и переманить их в Англию, где они свободно могли бы выступить в Лондонском концертном зале (скажем, под управлением сэра Малколма Сарджента[1]), но тут меня грубо вернул с облаков на землю голос Криса.
Пошли-ка, дружок, сказал наш режиссер, вынырнув из тумана с видом убитого горем Данте. Хватит лепить пирожки из грязи. Я там нашел штук шесть гейзеров, все они выстроились в ряд и извергаются как черти. Мне нужно, чтобы ты и Джеки прошлись перед ними.
Очаровательная идея! горестно произнес я, с трудом отрываясь от поющих пузырьков и ныряя в туман следом за ним.
В самом деле, лихо пересвистываясь и аукаясь, стояли почти точно в ряд шесть гейзеров высотой в четыре-пять метров.
Вот они, гордо сказал Крис. Теперь я хочу, чтобы вы с Джеки прошли перед ними. Начнете вон у того камня и остановитесь примерно вон там.
А как насчет надбавки за риск? справилась Джеки.
Ее темные волосы были сплошь покрыты мельчайшими капельками воды, и казалось, что она прежде времени поседела.
Надбавка будет лишь в том случае, если сработает Большая Берта, ухмыльнулся Крис.
Это еще что за Большая Берта? спросил я.
Крис показал на большое отверстие в скале рядом с тем местом, где мы должны были пройти.
Большая Берта находится вон в той дыре, объяснил он. По-видимому, это самый мощный из здешних гейзеров, но он извергается нерегулярно, раз в десять-пятнадцать лет. Зато уж как разойдется, говорят, струя бьет метров на пятнадцать. Вот, должно быть, зрелище!
Я уловил в голосе Криса невысказанную мечту и строго посмотрел на него.
Ну так вот, заруби себе на носу, сказал я. Я не намерен ни при каких обстоятельствах якшаться с пятнадцатиметровым гейзером!
Заняв позицию, которую нам указал Крис, мы с Джеки подождали, пока приготовят съемочную и звукозаписывающую аппаратуру, затем по знаку режиссера двинулись вперед. Маленькие гейзеры неистово фыркали, создавая весьма впечатляющий фон.