Собрал людей и помог организовать доставку товарищ Смирнов. Джейн была рада, что два остолопа, как она за глаза называла Чекина и Чебанова, не смогли приехать.
Рабочие наскоро соорудили из досок столы, организовав импровизированную детскую столовую под открытым небом прямо на перроне. Сначала дети со взрослыми подходили к врачу и медсестрам на осмотр, получали прививки от тифа и холеры. Джейн это напоминало вакцинацию овец на ферме отца в Огайо. Так же скоро он с ветеринаром осматривал и вакцинировал скот, только вместо бирок на ухо дети и взрослые получали карточки с именем и размером положенного пайка.
Прохаживаясь вдоль вагонов, она чувствовала себя беспомощной и бесполезной. Люди ее не замечали или не хотели замечать. Молодая женщина в сером платье-рубашке, черных туфлях-лодочках и с красиво уложенными волосами под шляпкой казалась ненастоящей миражом в оазисе станции. Но вдруг ее взгляд зацепился за что-то настолько же неподобающе прекрасное, как и она сама.
Это была маленькая зеленоглазая девочка с черными как смоль косичками по бокам. Вздернутый носик и щечки, покрытые веснушками. Ребенка вел за руку худой старичок: сгорбившийся человек в серой фуфайке, ватных штанах и огромной бесформенной обуви, названия которой она не знала. Он ходил от вагона к вагону, цеплялся за людей и что-то выспрашивал. Джейн метнулась к Смирнову, не упуская из виду малышку и мужчину с козлиной бородкой.
Пожалуйста-пожалуйста, скорее, умоляла она переводчика. Тот, ничего не понимая, послушно поплелся за ней.
Остановите этого мужчину, узнайте, куда он ведет эту крошку, потребовала Джейн, указывая на пару нищих.
Сейчас, подождите, кажется, это татары. Я не понимаю, сказал Смирнов и глазами стал высматривать из толпы человека. Эй! Газиз, иди сюда!
Мужичок, разгружавший мешки с хлебом, подбежал к нему и вопросительно уставился.
Поговори с этим человеком, ты ведь татарин? поинтересовался Смирнов, и тот кивнул. Вот и хорошо, расспроси, кто он, куда идет, что за девочка.
Газиз громко о чем-то разговаривал с мужичком, все это время Джейн не спускала глаз с девочки. Не дождавшись, пока те двое закончат, она потянула за рукав переводчика:
Ну же! О чем они говорят?
Этот мужичок пришел из ближнего села за пайком, их в семье четверо, начал объяснять Газиз, сын, дочь, жена, да вот он сам. Дочку в приют хочет отправить, говорит, что не выживут вчетвером.
Боже! вскрикнула Джейн. Скорее, дайте ему хлеба! Дайте все, что он попросит.
Смирнов и Газиз озадаченно переглянулись.
Ну что же вы стоите? в отчаянии она посмотрела на мужчин. Переводите! Скажите, что мы увезем девочку, обеспечим ее всем необходимым, а семье окажем адресную поддержку.
Газиз перевел. Мужчина закивал в знак согласия и выпустил ручку девочки, которую тотчас подхватила Джейн. Она поспешила с ребенком к своему вагону, ей была неинтересна дальнейшая судьба мужичка, который вне очереди получил большой мешок продовольствия с фирменным оттиском «АРА».
Миссис Фокс торопилась увести ребенка поскорее из этого места, которому они обе так не соответствовали. Лишь захлопнув дверцы купе, она наконец успокоилась. Но ощущение, что их кто-то преследует и хочет отобрать девочку, не покидало ее до того, как они покинули станцию Нурлат навсегда.
Глава 5. Товарищеский суд
Шакир не вернулся домой прошлой ночью. Лиза металась по избе как угорелая: надо дочку отвести в сад, заскочить на работу и бежать к председателю. Соседка с утра уже обрадовала:
Твой-то, слыхала? Вчера опять напился, в драку полез, подбоченясь, язвительно и нарочито громко, чтобы все соседи слышали, говорила она. Теперь судить будут.
А ребенок, как назло, с утра раскапризничался: девочка скомкала одеяльце, вытянула вверх оголившиеся ножки и жалобно стонала.
Энием, тэпи а-бобо17.
Ах, кызым18, и ты туда же! запричитала Лиза от беспомощности. Мала еще, а уж врет, чтобы в садик не ходить.
Оставь ее дома, вмешалась старуха. Нечего ребенка, да еще девочку, доверять чужим людям на весь день.
В другое время Лиза бы поспорила со свекровью, но сегодня ей было недосуг. Дочка осталась лежать в кроватке.
***
Возле правления стоял милицейский уазик. В окне его сквозь решетки задней дверцы блестели в полумраке знакомые глаза.
Шакир! позвала Лиза, примкнув к машине. Ты как сюда попал? Что случилось?
Гражданка! окликнул милиционер. Отойдите от автомобиля!
Я ж жена его.
Не положено! буркнул лейтенант.
Погоди, не бойся. Сейчас все разузнаю, шепнула она Шакиру и побежала в правление.
Проскочила мимо вертихвостки-секретарши и прямиком в кабинет предколхоза. Калимулла Гараев был известен в округе как строгий и скупой человек. За глаза односельчане его называли «хужа»19, и прозвище он свое оправдывал. Мимо него и муха не пролетит. Все про всех знает, везде свой большой нос сует. По всему селу у него свои люди: следят, примечают, чуть что бегут с докладом в правление.
Слаб до чужого добра. Ежели приметит дощечку, сразу себе прикарманит в хозяйстве всякая вещь сгодится. А коли на своем дворе чужую курицу поймает, то прямиком в суп, чтобы неповадно было!
А до баб до чего охотлив спасу нет! Бывает, приедет на поле и стоит, смотрит, как женщины свеклу пропалывают, да, подлец, приговаривает:
Хорошо, хорошо. Славно, ох, как славно, а сам бороду свою наглаживает и высматривает, у кого подол повыше задрался.
На селе разные толки про него ходят: говорят, что сын Газизы тоже его грех. Гараев ее, молоденькую, сманил и обманул, а как живот появился был таков. Лиза слухи не собирала, у нее свои счеты с хужой были. С первых дней невзлюбил он пришлую. Не нравилось ему, как вольготно она живет в его родном ауле. Где это видано, чтобы татарин привел к себе в дом чувашку мало ему баб на селе? Ладно, если бы тихонько жил себе, да нет же! Женился на ней и дочку растит. Позор какой! Слово дал, что со свету сживет проклятую. И повод всегда находился.
Калимулла Сахапович! ворвалась Лиза в кабинет без стука. Это ж по какому такому праву человека за решетку сажаешь?
Тебя кто сюда впустил? сверкнул злобно глазами предколхоз.
Сама себя впустила, не растерялась женщина.
Ну ладно, садись, успокоившись, указал ей на стул. Расскажи вот товарищу Привольному, как довела супруга до жизни такой.
И расскажу. Вы, гражданин милиционер, его не слушайте. Он вам наговорит тут всякого, покосилась Лиза в сторону Калимуллы. А муж мой хороший человек, выпивает да, за кем нет греха? Но чужого не возьмет, снова бросила косой взгляд на председателя, тот лишь поежился. Добрый всем помогает. Ударник труда.
Тоже мне ударник! перебил Калимулла. Пьяница и тунеядец, а вот эта вот, ткнул пальцем в Лизу, во всем ему потакает.
Так, довольно, граждане, заговорил участковый. Это все эмоции, а закон интересуют лишь сухие факты: напился, подрался. Здесь отвечать надо.
Правильно! ликовал Гараев.
Разобрать это дело на товарищеском суде. Потому как он звено коллектива и вы, товарищ Гараев, должны отвечать за него, равно как и за всех других, милиционер посмотрел на покрасневшего председателя.
Конечно-конечно, разберемся, товарищ старший лейтенант! Сегодня же вечером устроим ему такой разбор полетов, чтобы никому неповадно было! Вы меня знаете, погрозил он в окно кулаком.
Знаю, сухо ответил милиционер и покинул кабинет.
Лиза не стала дожидаться, пока председатель ее прогонит, и тоже пошла прочь. На улице она догнала старлея.
Куда вы его?
В вытрезвитель на станции. Полежит до вечера, не беспокойтесь, привезем на товарищеский суд вовремя, с этими словами он сел в уазик и уехал.
Лиза помахала вслед машине, утерла слезу краешком платка и поплелась на ферму. По пути на работу она прошла мимо клуба, где уже висела только что выпущенная «молния» (еще виднелись следы свежей краски). «Позор пьянству и тунеядству! В 19:00 в здании сельского Дома культуры состоится слушание товарищеского суда над гражданином Ибрагимовым» кричала надпись на афише.