Я ведь попросил оставить ее в покое. Дай ей время.
Мужчина высвободил руку и подошел вплотную к собеседнику.
Ты в своем уме, пацан? прошептал он, нельзя потакать ей в такой ситуации.
Мне кажется, что она сама вправе решать, нет? Ты ведь не хозяин ей.
Нет, я не могу позволить этого. Я не могу еще и ее потерять, ты понимаешь?
Понимаю, тихо ответил молодой человек, снова кивнув, и ты конечно же попытаешься ее отговорить. Потому что это все, что ты можешь. Но будь готов принять ее решение. Это придется сделать, если она решит.
Удивительно, на морщинистом лице мужчины появилась нервная улыбка, как ты можешь так спокойно говорить об этом? Нет, чтобы помочь мне. Речь ведь идет о твоей матери.
Ты прости, старик, но если придется выбирать между тем, кому из вас помогать, я выберу ее.
Даже если она решит покончить с собой?
Даже если так, ответил молодой человек, и на его лице не дрогнул ни один мускул, мне удивительно другое. Почему, когда она жаждет все исправить, а у нее есть для этого все необходимые знания, ты это знаешь не хуже меня, ты говоришь, что хочешь ей помешать?
Исправить? Ты в своем уме? Исправить что? Ты прости меня, пацан, я не ставлю под сомнения ваши, так сказать, семейные черты, но то, о чем мы сейчас говорим самоубийство.
Молодой человек несколько долгих секунд смотрел собеседнику в глаза, испещренные красными прожилками полопавшихся капилляров. Он чувствовал жалость. Ужасную и деструктивную эмоцию, которую, пожалуй, ненавидел и презирал в себе сильнее любых других.
Давай мы предоставим ей самой возможность распорядиться своей жизнью, ладно?
Нет, не ладно. Не ладно! мужчина всплеснул руками, я уже достаточно потерял. Это горе в ней говорит. Есть только один способ все пережить. Время. Время залечит раны. Нужно просто
Время не лечит. Оно уходит, ответил молодой человек, и пока оно еще окончательно не ушло, нужно попытаться все исправить. Прежде, чем ты начнешь по привычке истерить, я напомню о, как ты их назвал, семейных чертах. Ты знаешь, что не в силах ей помешать.
Да как ты можешь?! Неужели ты не понимаешь..?!
Он, словно отчаявшись найти подходящие слова, взмахнул руками, затем рванул к запертой двери, и, когда уже хотел постучать в нее, замок щелкнул, и та распахнулась. Из темного помещения с занавешенными окнами за порог шагнула высокая темноволосая женщина с бледным как мел лицом и большими синяками под опухшими от слез глазами. Она медленно перевела взгляд с одного присутствующего на другого и горько улыбнулась, вытерев нос рукавом своего длинного черного платья.
Что здесь происходит? спросила она тихим дрожащим голосом.
Милая, ты как? спросил мужчина, обнимая ее за плечи, как себя чувствуешь?
Чувствую? удивленно переспросила женщина.
Поняв всю глубину глупости собственного вопроса, он поморщился и прижал ее к себе.
Я имею ввиду твое самочувствие.
А, ты об этом. Все нормально, не волнуйся за меня. Ты сам-то как? Держишься?
Да, любимая. Я держусь.
Хорошо. Это очень хорошо. Ты у меня сильный. Я знаю, что ты со всем справишься. А как там моя девочка? Как Иона?
Мужчина отстранился, пряча от жены взгляд.
Она еще с нами, ответил он, она в храме. За ней присматривает настоятельница.
Удивительно, ответила женщина, теперь ее больше не волнует ее происхождение? А почему ты не с ней?
Я пришел проверить, как ты. Мне кажется, что ты изведешь себя Ты уж прости мне мою
Она не дала ему закончить фразу, приложив палец к его губам и улыбнувшись.
Я в порядке. Ты должен быть с ней.
Хорошо, я сейчас же отправлюсь в храм
Нет, Тим пойдет туда. А ты, пожалуйста, сходи к леснику и возьми у него жимолость. Мне нужно сварить зелье.
Зелье? Сейчас? Что за зелье?
Оно придаст мне сил. Пожалуйста. Мне очень нужно, сказала женщина.
Хорошо. Жимолость, так жимолость. Я сбегаю и вернусь. Не закрывай пожалуйста дверь, ладно? Я быстро.
Она снова устало улыбнулась и положила ладонь на его щеку, покрытую густой черной бородой с прожилками серебристой седины.
Как мне с тобой повезло, сказала она.
Он поцеловал ее руку и выбежал наружу. Стоило ему удалиться, улыбка исчезла с ее лица. Она прикрыла глаза, глубоко вдохнула, после чего взглянула на стоявшего у окна молодого человека.
Жимолость значит? спросил он, улыбнувшись, у лесника ее никогда не было.
Это теперь неважно. Главное, что его не будет около получаса. Этого времени нам хватит.
Она собрала растрепанные спутавшиеся волосы на затылке и затянула их в тугой хвост.
Решила значит, сказал Тим.
А тут и решать нечего. Просто нужно было все обдумать.
Он подошел к матери и заключил ее правую руку в свои ладони.
Я сам пойду, сказал он, ты не должна
Еще как должна. И мы оба знаем, что тебе нельзя. Ты останешься тут и позаботишься об Игоре.
Нет, мам, это ты должна остаться и заботиться о нем. Он ведь не мой муж, а твой, в конце концов.
Это не обсуждается, понял? Когда я уйду, вам придется покинуть это место.
Это понятно.
И, скорее всего, вы нигде не сможете надолго задерживаться. Придется постоянно бежать. Он не справится сам, так что, мне нужно, чтобы ты присмотрел за ним, пока я не вернусь.
Хочешь сделать меня его нянькой? улыбнувшись, спросил молодой человек.
Хочу, чтобы ты помог мне.
Тим покачал головой и снова подошел к окну. Болото было на все том же положенном ему месте.
Мне все же кажется, что это плохая идея, сказал он, я должен сам пойти туда.
Мать подошла к нему и нежно обняла его сзади, положив подбородок на его могучее плечо.
Ты не расслышал ту часть, в которой я сказала, что это не обсуждается? она положила руки на его плечи и развернула лицом к себе, у нас мало времени. Ты должен пойти в храм и принести сюда Иону. Постарайся, чтобы тебя никто не видел, иначе вам двоим не дадут спокойно уйти из города.
Настоятельница и так все знает. Наше время тут сочтено, ответил Тим.
На счет нее не волнуйся. Она будет держать свой длинный язык за зубами. Я о других служителях. Они не должны ничего понять. Давай, поторопись. У тебя не больше пятнадцати минут. Я пока все приготовлю.
Он кивнул и направился к выходу из дома.
Тим, будь осторожен с ней, сказала мать, когда молодой человек уже стоял в дверях, она сейчас очень слаба. Нельзя, чтобы она ушла, пока ты будешь ее нести. Иначе, ты знаешь, что случится.
Тим кивнул и вышел наружу, закрыв за собой дверь. Женщина еще несколько долгих секунд смотрела ему в след, после чего подошла к стеллажу у дальней стены, усыпанному стеклянными сосудами разных размеров и форм, и взяла с полки небольшой пузырек.
Оказавшись на улице, молодой человек инстинктивно накинул капюшон, но, пройдя несколько шагов, снял его, сообразив, что тот лишь будет привлекать к себе лишнее внимание тут, в небольшом городке, где все знали друг друга в лицо. Кроме того, в это время суток на маленьких улочках было практически безлюдно. Небо уже почти почернело, оставив на своем полотне лишь легкий светлый налет только что минувшего дня. Тим, стараясь не переходить на бег, миновал несколько несуразных строений, над которыми возвышался, будто инородный объект на гармоничном сельском пейзаже, новехонький каменный храм. Это была единственная каменная постройка не только в этом городке, но и на многие километры, а может даже десятки километров вокруг. Молодой человек снова поймал себя на мысли, что если боги и требовали от людей возведения в свою честь непременно именно таких огромных сооружений, то что-то определенно не так с их самооценкой. Всякий раз, с самого его детства, когда они с матерью переселялись в какой-нибудь новый город, полный старых землянок с покосившимися деревянными заборами, там непременно стоял внушительных размеров храм, возведенный совсем недавно, словно воткнутый посреди гармоничного пейзажа невидимой рукой. И всякий раз эта находка лишь возбуждала внутри него неприятие, давно ставшее чем-то разумеющимся, когда речь заходила о новых богах с их непомерной жаждой заставить людей поклоняться. Жаждой, отчего-то транслируемой самими людьми, но никак не богами, отказывавшимися явиться тем, от кого они требовали поклонения.