«По переулкам бродит лето» бодро запел Магомаев.
Откинувшись на софе, Катерина закрыла глаза от удовольствия.
Нынче она не заплела косу, а заколола волосы перламутровой заколкой. После окончания песни вопросительно взглянула на подружку:
Ты что молчишь? Идет мне прическа-то или не совсем?
Очень идет! моментально заценила Женька. Ты прям как артистка!
Вечером еще начес сделаю и стрелки. Вскочив, Мезенцева посмотрелась в зеркало. Тебе тоже стрелки подведу. И губы накрасим, у меня помада есть, последний писк перламутровая!
Ой, Катька засомневалась Женя. Помада, говоришь, стрелки А как же мы по улице-то пойдем? Светло ведь еще будет, да и людей полно. Обязательно родителям доложат!
А мы по Южной, лесочком А губы можно и за клубом накрасить А потом стереть.
Вот-вот, стереть не забыть бы.
Эй, подруга, покривлявшись перед зеркалом, обернулась Катерина. Тебя вообще родители-то отпустят?
Отпускали же. Женька немного обиделась за родителей. Тем более экзамены-то я хорошо сдаю. Даже математику на четыре!
Ну да, ну да, ты же у нас умная. Снова блузку наденешь? С белой юбкой и гольфами?
А что еще-то? Ты ведь тоже в синем платье пойдешь?
Ну да Эх, жаль, что ты такая тощая! А то бы поменялись.
Ага
Небогато еще жили, откровенно говоря, бедно, особенно здесь, в провинции. Это и еды касалось, и всякого рода вещей, и одежды. Из чего-то праздничного, так сказать, на выход, обычно имелось что-то одно, много пара. Красивое платье либо блузка и пиджак. Лучше, конечно, блузка ее можно было с разными юбками носить, у кого они имелись. О брюках же провинциальные барышни пока что даже и не помышляли. Впрочем, время летело быстро Еще года три назад странно было бы с распушенными волосами появиться, обязательно заколка, а лучше благонадежнее! заплести жиденькие такие косички с коричневатыми лентами. Раньше только так, а вот нынче Нынче и с распущенными волосами можно стало. Правда, бабуси вслед плевались по-прежнему, могли и нехорошим словом обозвать запросто!
Близкие подруги обычно одежкой менялись и не видели в том ничего зазорного. Юбку и блузку на платье, платье на приталенный, с накладными карманами пиджачок, по-иностранному блейзер.
Надо все-таки крышу покрыть, вспомнила вдруг Катерина. А то придет Макс из армии, а у него в сарае все сгнило! Скажет: ну и сестрица.
Так вам нанять надо кого-нибудь незадорого. Женька покивала и призадумалась, забавно наморщив лоб. Я могу дядюшку попросить Только он Он, скорее, за водку только согласится
Маленькая в «Заре» рубля полтора, тут же прикинула практичная Мезенцева. Пойдет! Плюс еще чем покрывать? Толью, что ли А, черт с ним, те же листы пусть и прибьет аккуратненько. Сможет?
Сможет, но Женя виновато вздохнула. На маленькую-то он не согласится А «Московская особая» два восемьдесят семь.
Ничего себе! ахнула Катя. Колесникова! Ты откуда водочные цены знаешь?
Так мы сами недавно ремонт делали. Еще и краска осталась и гвозди всякие
Девчонки замолчали и переглянулись.
Кать негромко протянула Женька. Так, может, не стоит никого нанимать? Неужто мы с тобой сами не справимся? Два листа не прибьем? Прям вот сейчас и пойдем. Инструменты-то у вас найдутся?
Инструментов целый сарай. Катерина покусала губу. Слушай А может, завтра?
А вдруг дождь? Нет уж лучше сразу. Да за час управимся, чего там! Вот что! Еще и краску прихватим, синюю. У нас с полведра осталось.
Женька тут же и переоделась, натянув старые треники и рубашку в клетку. Мезенцевы жили на Пролетарской, неподалеку, но это, опять же, смотря как идти. Можно огородами, можно по Южной, лесом, а можно и через центральную, Советскую улицу, да еще заглянуть на площадь, в промтоварный.
Последний момент как раз и показался подружкам наиболее подходящим как это, в магазин не заглянуть? Тем более в субботу, в конце рабочего дня. Вдруг да что-нибудь выбросят?
На свой рабочий внешний вид Колесникова решила не обращать внимания. Мало ли кто как ходит? Тем более народ с работы пойдет, тоже одетый не по-праздничному. Да и людей посмотреть, местные новости-сплетни послушать за этим тоже на площадь, к магазинам да к деревянному дому быта.
За домом быта, на пригорке у винного магазина «Заря», уже змеилась очередь, от крыльца и почти до хлебного ларька. Состоявшая практически из одних мужиков очередь благостно матюгалась и исходила густым папиросным дымом. И это притом, что до конца рабочего дня в том же леспромхозе, по самым смелым прикидкам, оставалось еще часа два, и еще учитывая «короткий» день субботу. Ждали продавщицу, Лариску, что-то она нынче задерживалась с обеда. Ожидая, в очереди живо обсуждали важные политические моменты, а именно два праздника, объявленных нерабочими днями именно с этого года. Если в порядке хронологии, то первый был Восьмое марта, а второй Девятое мая. Насчет Девятого мая Дня Победы соглашались все, а вот по Международному женскому дню в очереди возникли разногласия.
Вот еще, бабьи праздники праздновать!
Не скажите, мужики. Отдыхать-то нужно.
Так ты бы, Ваньша, всю жизнь отдыхал.
Тебе только дай волю!
Небритый мужичонка в рваной майке и засаленных, непонятного цвета штанах обиженно отвернулся и вдруг радостно закричал:
Идет, идет! Здорово, Лариска! А мы тут тебя заждались.
Кому Лариска, а кому Лариса Петровна, поднимаясь по крыльцу, желчно фыркнула продавщица дебелая женщина лет тридцати пяти с круглым раскрасневшимся лицом и большой арбузно-круглой грудью.
Ишь ты Петровна ничуть не обиделся алкаш. Забыла, как в пятом классе у меня списывала?
Это кто еще у кого Мужики, засов подержите Ага Ну, что? В порядке очереди прошу.
Ларис, вино-то хоть какое есть?
Болгарское, по трешке.
По трешке? Одна-ако! А подешевше?
Подешевше «Ркацители» два тридцать.
Да брось ты, Иваныч, лучше водки возьми, с хохотом посоветовали из толпы.
Бывший колхозный счетовод Рахим Иванович Галиев пожилой мужик в широченных светлых брюках и вышитой летней рубахе навыпуск недовольно покачал головой и погрозил зубоскалу сухоньким кулачком:
Я вот тебе!
Все снова засмеялись. Между тем дело едва не дошло до драки грузчики из райпо нагло влезли не в свою очередь, при этом ссылались на алкаша Ваньку:
Мы за Кущаком занимали. Верно, Вань?
Ага, занимали! Да он за два глотка что угодно подтвердит! Одно слово алкота.
Кто бы говорил!
Очередь вдруг притихла: где-то совсем рядом послышался рокот тяжелого мотоцикла, и на пригорок с разбега въехал милицейский «М-62». Синий, с красной полосой на коляске. За рулем важно восседал Дорожкин.
Завидев участкового, Ванька Кущак галопом скрылся в кустах.
В промтоварном явно что-то выбросили! Конечно, очередь там образовалась куда меньшая, чем в «Заре», и чисто женская, но тоже изрядная.
Я быстренько загляну, решительно завила Мезенцева.
Кивнув, Женька поставила ведро с краской на край тротуара и, дожидаясь подружку, принялась глазеть на идущих с автостанции людей как раз подошел рейсовый автобус из Тянска тупорылый красно-белый «ЗИС-155». В таком вот «жестком» автобусе билет до Озерска стоил один рубль, в «мягком» же и куда более комфортабельном «ЗИЛ-127», как и в недавно появившемся на рейсе «Икарусе», рубль тридцать. Разница существенная, на тридцать копеек можно было целую бутылку лимонада купить и еще две копейки куда-нибудь позвонить оставалось. Еще можно было сходить в кино даже на удлиненную программу, с киножурналом. Да что там говорить, многие в городке получали рублей по сорок шестьдесят в месяц, не особенно-то разъездишься.
Никого из близко знакомых Колесникова так и не увидела, если не считать двух мальчишек Да-да, вот именно, их считать и не стоило, подумаешь мальчишки, да еще младше года на четыре, Женька с такими как раз и работала по комсомольскому поручению вожатой в младших классах.