— Значит, вот с кем у него важная встреча, — пробормотала Тереза. — Любопытно.
Джине тоже было любопытно. Адам припарковал свой джип и открыл дверцу. Когда он вышел из машины и обвел взглядом двор, внутри нее словно что-то подпрыгнуло. Как глупо, тут же одернула она себя. Глупо так реагировать на человека, который, должно быть, и забыл о твоем существовании.
Адам продолжал осматриваться, словно сканируя все вокруг. Наконец очередь дошла до Джины. Она замерла. В его взгляде была такая сила, что она ощутила ее как физическое прикосновение, как будто он подошел и дотронулся до нее.
Он кивнул, и Джина сделала над собой усилие, чтобы поднять руку и помахать в ответ. Но прежде чем ее рука перестала двигаться, он повернулся и пошел к дому.
— Холодный человек. — Тереза перекрестилась. — Что-то есть в нем темное.
Джина не спорила, но она знала Адама и его братьев всю свою жизнь, и ей всегда хотелось быть тем человеком, который рассеял бы эту темноту.
Девушка продолжала стоять, глядя вслед Адаму, даже когда он уже зашел в дом. Наконец она почувствовала, что мать наблюдает за ней.
— Что у тебя на уме, Джина? — прошептала Тереза, в ее темных глазах мелькнуло беспокойство.
Быстро повернувшись, Джина направилась к лошадям. Она все еще ощущала дрожь и потому старалась идти длинным и ровным шагом, высоко подняв подбородок. Откинув с лица волосы, она небрежно бросила через плечо:
— Я не понимаю, о чем ты, мам?
Но Терезу не так легко было сбить с толку. Нагнав Джину, она потянула ее за руку и заставила остановиться.
— Не надо меня дурачить. Что там у тебя с Адамом?
Джина расхохоталась.
— И это я слышу от женщины, которая пять минут назад уговаривала меня выйти замуж и начать рожать детей?
— Но только не от него! Адам Кинг совсем не тот мужчина, которого я бы хотела для тебя.
К несчастью, Адам был единственным мужчиной, которого хотела для себя Джипа.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Дверь широко распахнулась, и перед Адамом появился невысокий пожилой мужчина.
— Адам, — улыбнулся хозяин, отступая назад и приглашая его войти, — ты, как всегда, точен.
— Спасибо, что согласился принять меня, Сэл. — Адам прошел внутрь и огляделся. Мало что изменилось с того времени, когда он был здесь последний раз.
Коридор был залит солнечным светом, мягким золотом отражавшимся от широких сосновых досок пола. Холл, ведущий в глубь дома, был увешан фотографиями смеющихся детей и их гордых родителей.
Через высокий сводчатый проем Адам прошел в гостиную, которая тоже, казалось, совершенно не изменилась. Стены такого же спокойного кремового оттенка, та же большая и удобная мягкая мебель, и на каменном камине, сейчас холодном, стояла та же медная ваза с букетом свежих цветов.
Устроившись на софе, рядом с широким низким столом, Сэл потянулся к кофейнику на старом серебряном подносе.
Пока он наливал кофе, Адам обошел комнату и остановился возле полукруглого окна. Стекло, мерцающее в утреннем свете, придавало загадочное очарование аккуратно подстриженной лужайке, окруженной вековыми дубами. Хотя Адам вряд ли обратил на это внимание, поскольку сосредоточился на предстоящем разговоре.
— Итак, что за дело привело Адама Кинга этим ранним утром в мой дом?
Адам обернулся. В черных густых волосах Сэла виднелись серебряные нити, кожа на лице обветрилась, темные глаза смотрели пристально и настороженно.
Подойдя к столу, Адам взял чашку и сделал глоток.
— Я хотел поговорить с тобой о тех двадцати акрах на твоем северном пастбище.
На лице Сэла появилась понимающая улыбка. Причина появления Адама лежала на поверхности. Кинги уже неоднократно за последнюю пару декад делали предложения насчет этих двадцати акров, и каждый раз получали отказ.
— Мне нужна эта земля, Сэл. И у меня есть к тебе очень выгодное предложение. Выслушай меня. — Адам сел, поставил чашку на поднос и, широко расставив локти, уперся ладонями в колени. — Ты не используешь эту землю ни для посевов, ни под пастбище. Ты просто сидишь на ней.
Сэл снова медленно раздвинул губы в улыбке и покачал головой.
Адам обуздал грызущее его нетерпение и попробовал придать своему голосу доверительный тон:
— Подумай об этом, Сэл. Предложение такое выгодное, что просто глупо было бы от него отказаться.