Она не видела, как стреляли, но слышала. Когда женщина посмотрела в сторону здания на Декейтер, 119, то увидела, как разбегаются люди. Потом Шаронни заметила Хенрика на земле.
Он все еще держал газету в руках, когда в него выстрелили.
Она не могла дать мне описание трех мужчин, которые следили за Хенриком. Я спрашивал дважды, но по какой-то причине догадывался ничего не выйдет.
Я стучал в каждую дверь в радиусе двух кварталов от места убийства. На другой стороне улицы, примерно через десять дверей, я нашел одного человека, который не назвал своего имени, но был готов рассказать о том, что услышал той ночью.
Шесть, семь, восемь выстрелов, один за другим, сообщил он мне. Не пулемет, а скорее девятимиллиметровый.
Тогда свидетель встал с кровати и набрал 911.
Полицейские приехали довольно быстро, продолжил рассказ свидетель. На другой стороне улицы лежало тело. Молодой мужчина, одетый в армейскую форму, валялся на тротуаре перед крыльцом. Его рюкзак стоял на ступеньке у двери.
Мужчина подтвердил, что полиция была там год назад и стучала во все двери, как и я.
Они разговаривали с людьми, заметил он. Но на многое они не рассчитывали. Все были несколько шокированы произошедшим. Местные, собравшиеся у полицейского ограждения, спрашивали: «Кто его знал?» Странно было видеть белого парня. Сначала я вообще подумал, что он солдат.
Джойс говорил, что полиция отреагировала в течение одной минуты после первого звонка в 911. Они обнаружили несколько гильз, все из одного и того же пистолета, что указывает на то, что в Сивяка стреляли несколько раз, но ранен он был только один раз. Согласно свидетельству о смерти, дело К014192, смерть наступила в результате «огнестрельного ранения в грудь с повреждениями легких и опорно-двигательного аппарата». Бумажник Сивяка с наличными нашли на его теле.
Лучана написала в польское консульство, но единственным результатом была двадцатиминутная встреча и никаких дальнейших действий. Сестра убитого польского иммигранта связалась с полицией, которая, по ее словам, сказала ей: «Вероятно, чернокожий преступник застрелил его, вот и все».
Лучана в это не верит.
Вечерами в Нью-Йорке преступники почти всегда завязывают с темными делишками, объяснила она. Я думаю, вы поняли, он был в армейской куртке и штанах. Здесь было много, много полицейских из других штатов. И, вероятно, они встретили Хенрика и задали какие-то вопросы. Может, [он] был похож на араба. У брата в кармане лежало удостоверение личности. Кроме того, он никогда не понимал, когда полиция говорит «руки вверх».
Значит, считаете, Хенрика застрелил полицейский? напрямую спросил я Лучану.
Да. Может, он хотел все объяснить, показать удостоверение личности, сунул руку в карман, и в этот момент они выстрелили.
Ева Сивяк согласилась с золовкой:
Полиция Нью-Йорка заявила, что убили его грабители, именно они, но у моего мужа в кармане было лишь пять долларов.
По словам Джойса, у Сивяка в бумажнике нашли около семидесяти долларов, но он быстро отверг мысль о том, что Хенрика Сивяка застрелил полицейский.
Это был пистолет уникального калибра, сообщил мне Джойс. Если допустить, что убийца Хенрика полицейский, огнестрельное оружие не принадлежало к табельному вооружению полиции.
Джойс отметил, что полиция опрашивала район в течение трех дней, но нашла только одного свидетеля, который помнил, что видел, как Сивяк гулял по соседству.
«Верю ли я, что там есть кто-то, кто что-то видел? спросил сам у себя Джойс. Да».
Вдруг мне повезет немного больше? Я уже нашел одного человека, который видел, как шел Хенрик Сивяк, такое же количество свидетелей, сколько обнаружил весь департамент полиции Нью-Йорка, хотя я не уверен, был ли это тот же самый человек или нет, поскольку Джойс не раскрыл личность свидетеля.
Я вновь стучал в двери домов Декейтера и Олбани, поднимался по двенадцати ступенькам к парадной двери каждого из домов, стоящих в ряд. Присутствие церкви дальше по улице давало мне ложное чувство комфорта.
Из людей, открывших двери, большинство утверждали, что ничего не знали о стрельбе. Другие запомнили Сивяка только как «польского парня в военной форме». Я повернул за угол. Мужчина в рыжем седа- не остановился рядом со мной и спросил, не заблудился ли я. Худощавый белый молодой мужчина ростом почти два метра, с дурацкой стрижкой, да еще и разгуливающий по Бедфорд-Стайвесанту, вполне мог выглядеть так, словно заблудился.
Я рассказал Джойсу, что прошелся по окрестностям и расспросил об убийстве всех, кого смог найти.
Вы очень сильно рисковали, вздохнул он. Вероятно, говорили с кем-то, кто знает преступника.
Я передал Джойсу всю информацию о людях, с которыми разговаривал. Я надеялся, что они могут помочь, но никаких арестов не последовало.
Лучана привезла прах брата в Краков, семья Си- вяк и одноклассники его детей присутствовали на похоронах.
Моя мать пытается осмыслить его смерть, объяснила мне Лучана. В океане смерти его убийство было всего лишь еще одной каплей, но мама не может понять, поскольку смотрела телевизор и думает, что Хенрик погиб во Всемирном торговом центре.
Лучана сказала, что Ева справлялась как могла, пока ее дети жили без отца.
Она рассказала мне о сыне. Он думает о смерти отца. Сын все время повторяет: «Я был очень, очень плохим мальчиком, и Бог сказал Лучана открыла портативный переводчик, набрала слово кара и нажала «перевести». Женщина показала мне слово, которое появилось на экране по-английски. И Бог сказал: «наказание».
Я умолял Джойса дать мне любую информацию, которую я мог бы опубликовать и которая могла бы дать ответы жителей района на некоторые вопросы. Калибр пистолета. Личность свидетеля, с которым он разговаривал. Описания трех мужчин, следовавших за Сивяком. Да хоть что-нибудь! Мужчина заметил лишь, что расследование продолжается и он не может сообщить подробности.
В газете люди читают историю до конца, но в случае с Сивяком конца не было. Получилось одно из тысячи моих столкновений с человеком, которому это сошло с рук.
После того как история была опубликована, я начал получать письма от людей, интересующихся, не могу ли я помочь в расследовании нераскрытого убийства их дочери, сестры, сына. Меня захлестнула волна печали, гнева и маленькой, крохотной надежды. В течение пяти лет я обращался к людям, чтобы изложить их истории. Я пытался убедить их, что история будет в надежных руках. Теперь люди приходили ко мне. Люди, потерявшие самое дорогое, что у них было. Это ошеломляло. Я знал, что именно этим буду заниматься всю оставшуюся жизнь.
* * *
Несколько месяцев спустя женщина по имени Донна Какура прислала мне небольшую статью в «Нью-Йорк пост». Заголовок гласил: «Полиция подозревает самоубийство». Речь шла о ее брате, человеке по имени Брайан Бут. Его нашли мертвым на Рождество в квартире на Манхэттене. Брут стал жертвой ножевого ранения в шею.
Какура сказала мне, что другой ее брат, Томми, покончил с собой всего три месяца назад: он закачал угарный газ в машину, в которой жил. Газета и полиция думали, что сопоставили все факты: мужчина-гей, проводящий сочельник в одиночестве, чей брат недавно покончил с собой Должно быть, это самоубийство.
Брайан не совершал самоубийства, четко заявила мне Донна.
Мы все время говорили: «Одно происшествие не имеет к другому никакого отношения», объяснила мне мать Какуры. Смерть Томми меньше всего повлияла на Брайана.
Он не разговаривал с братом уже много лет.
Его мать рассказывала мне о случаях из детства Брайана. О том, как он устраивал шоу с песнями и танцами на заднем дворе. Она помнит горячее увлечение Брайана пчеловодством, а также тот день, когда пчелы освободились и улетели, и Брайан плакал. Она помнит, как он оставался дома в День благодарения, когда вся семья отправилась на парад, потому что хотел помочь готовить. Брайан с волнением ждал, когда родные попробуют его свежеиспеченное печенье. В итоге все его выплюнули, поняв, что парень перепутал пищевую соду с разрыхлителем.