Сто вопросов как бы обо мне - Бордон Екатерина

Екатерина Бордон

Сто вопросов как бы обо мне

Глава 1. Кастрюля у меня внутри

Мама все время повторяет, что, раз уж папы у нас нет, я в семье должен быть за мужчину.

Ладно. Окей. Это я понимаю.

Только почему я должен быть еще и за женщину?!

Внутри у меня все кипит. Как будто там кастрюля с пельменями, которую на плиту поставили, а крышку снять забыли. Того и гляди взорвусь!

Три два один

 Да сиди ты ровно!  рявкаю я, когда Аська вытирает мокрую щеку о плечо.

Просто как прикажете делать ей хвостики, если она елозит все время? И банты эти дурацкие У нее как будто еще две головы выросло! Не ребенок, а Змей Горыныч какой-то.

 Не реви. Я сейчас придумаю что-нибудь. Поняла?

Аська кивает. И смотрит на мое отражение в зеркале с такой надеждой Я от этого только сильнее злюсь. И рядом с горячим в груди возникает холодное. Маленькое, будто в кастрюлю у меня внутри бросили ледышку.

Делать-то что теперь?

Я сжимаю расческу в кулаке и бестолково оглядываюсь. Ага, вдруг решение под диван закатилось. Или прячется под кучей аськиных платьев, которые мы из шкафа выгребли. Рядом коробки с туфлями, ящик с носками, какие-то кофты, колготки с дырками И поверх всего этого великолепия Аськины ноты ровным слоем. Это их ветром так разбросало, когда я форточку открывал. Не могу, когда душно.

Аськино отражение разглаживает платье на животе и шумно втягивает сопли в нос.

 Ты придумал?

 Варежку закрой.

Живот у Аськи круглый и мягкий, будто ватой набит. Она почти вся такая круглая и ватная. А нос, наоборот,  длинный и острый.

 А теперь придумал?

Однажды она меня достала (вот как сейчас), и я сказал, что в детстве ее не за руку, а за ноздри в садик водил. Вот и вытянулся носяра! Ох, как она ревела Мама меня чуть не прибила тогда, хотя ясно же, что это шутка была.

Ну, смешно же?

 Лучше бы у меня были короткие волосы. Как у Насти

Вообще, Аська редко нюни разводит. Мы с ней оба такие все держим в себе. Но сегодня у нее первый отчетный концерт в музыкалке, а у мамы педсовет затянулся. С педсоветами всегда так, они вообще никогда вовремя не заканчиваются. Так что пришлось мне сначала Аськино платье гладить, потом туфли искать, а под конец еще и парикмахером работать.

Нет, это нормально вообще?

 Мака-а-ар А теперь?

Волосы у Аськи светлые, тонкие и какие-то скользкие. Банты на них вообще не держатся. Сползают и падают прямо в Ниндзины лапы. Это наш кот. Лежит на полу и смотрит на меня, как будто ухмыляется. На самом деле, так только кажется из-за шрама на морде (это его собаки подрали). Но я все равно направляю на него расческу и делаю вид, что стреляю. Бах! Ниндзя в ответ широко зевает и поворачивается ко мне филейной частью с обрубком хвоста.

Блохастое чудовище.

Вот попроси у меня сосиску, попроси!

Я вожусь с Аськиными волосами еще минут пять, а потом понимаю все, пора смириться с неизбежным и признать поражение:

 Может, с распущенными?

Аська делает скорбное лицо: уголки рта ползут вниз, губы трясутся

 Но Ануш Аспетовна сказала

Я молча показываю ее отражению в зеркале кулак. Вот честно, если она еще хоть слово скажет Мы буравим друг друга взглядами. Наверное, что-то такое есть в моем лице, отчего Аська понимает, что лучше сейчас со мной не спорить. Спрыгивает со стула. Плетется в коридор. Шаркает ногами, будто каждая весит тонну, не меньше. А потом вдруг замирает, прислушиваясь, и верещит во все горло:

 Мама идет! Мама! Мама!

Я и сам слышу, как ключ ворочается в замке.

 Мама-а-а!  вопит в экстазе Аська.

Вжикает молния пуховика, шелестят пакеты. Мама заглядывает в комнату и демонстративно оглядывает бардак, который мы учинили До-о-олгим таким взглядом. И только потом смотрит на меня.

«Ничего-то ты не можешь нормально сделать, Макар»,  с усталым укором говорят мне ее глаза.

А мама вслух произносит:

 Дай сюда банты. Пакеты иди разложи. Рыбу в морозилку.

* * *

Вот в этом и есть вся беда.

В том, что она вообще никогда со мной нормально не разговаривает. Только смотрит! А у меня от этих ее взглядов стынет кровь и внутренние органы жмутся друг к другу от холода

И еще мама постоянно решает проблемы. Причем даже там, где их в принципе нет!

«Руки помыл?»

«Уроки сделал?»

«Футболка не задом наперед?»

Ну, я же не совсем тупой, мам. Помыл. Сделал. Где этикетка, там и спина.

Вот и сейчас. Она думает, я сам не догадаюсь сунуть рыбу в морозилку? В нижний ящик, где мы (внимание!) всегда храним рыбу. Для особо одаренных на нем даже изображение рыбки нарисовано. Мультяшное такое.

 Макар, сложи ноты.

Скрипнув зубами, кладу несчастную рыбешку на стол и молча иду в зал. Мама за считанные мгновения собирает Аськины волосы в хвостики. Затягивает их сначала тонкими резинками типа тех, которыми раньше пачки денег скрепляли, и только потом, поверх резинок, завязывает банты. Ловко. И как, интересно, я до такого додуматься должен был?

 Положи начинает она.

 Да знаю я, знаю!

Вот не хотел огрызаться, честно. Просто сколько можно меня за идиота держать? Видишь вот эту круглую штуку у меня на плечах, мам? Называется ГО-ЛО-ВА!

Я сердито собираю ноты и кое-как запихиваю в папку с кудрявым чудиком на обложке. Бетховен небось. Или Шопен какой-нибудь.

 Давай я,  заговорщицки шепчет Аська. Вытряхивает ноты и складывает правильно: так, чтобы страницы шли одна за другой, уголок к уголку. У нее вообще какой-то пунктик на порядке. И еще на насекомых. И на Насте.

Короче, не сестра, а одна сплошная заморочка.

 Макар! Я вообще-то тебя просила!

Я сердито вырываю папку из Аськиных рук и заталкиваю в кофр для баяна, похожий на черный ящик из «Поля чудес». Это такая передача, бабушка уже тридцать лет ее каждую пятницу смотрит по телевизору. Ей вечером с семи сорока пяти можно даже не звонить, все равно не возьмет трубку.

«Поле чудес»  это святое!

Не удержавшись, нажимаю пару кнопок на баяне. Стук, стук, стук Он Аське от деда достался. Ну, то есть как Дед его сначала мне подарил, и я честно пытался с ним в музыкалку ходить. А потом передал Аське по наследству. Мне надоело, и я бросил.

Я вообще все бросаю.

Такой уж я человек.

И все равно хорошо, что инструмент без дела не стоит.

 Сейчас таких не делают!  говорил дед, с любовью поглаживая глянцевый корпус баяна. Зеленый, с белыми кнопками.  Это знаешь, какой баян? Тульский! Мелодия с двумя регистрами, переключаемый розлив. Такой сто лет будет служить и не сломается.

Я тогда, помню, расстроился, потому что на день рождения вообще-то боксерские перчатки хотел. А тут баян

 Макар!  недовольно окликает мама.  Что ты там копаешься?

Я захлопываю кофр клац и закрываю на два замочка. Помогаю Аське надеть на спину коричневые ремни и с трудом подавляю улыбку. С этими хвостами она теперь на улитку похожа! Только дом на спине не круглый, а квадратный.

Аська натягивает шапку с помпоном и варежки. Я ныряю ступнями в раздолбанные кроссовки, а руками в рукава куртки. Мама косится на мои голые лодыжки, но ничего не говорит, и мы выходим.

Ух, на улице-то прямо февральская метель! Аська с мамой идут сквозь нее, взявшись за руки, и под ногами у них хрустит и искрится. А я сзади один.

Ну и ладно.

Все равно мне никто не нужен.

* * *

Короче, остались от рыбы рожки да ножки.

Точнее, хвост и голова. Ну, может, пара косточек еще. Потому что в морозилку я эту треску несчастную убрать все-таки забыл. С кем не бывает? Вот только Ниндзя ее нашел и сожрал. И, главное, дрыхнет теперь прямо на месте преступления! Сытым пузом кверху.

Мама за моей спиной молчит, но как-то очень громко. Получается прям не молчание, а драматическая пауза. Как в театре. Быть или не быть! О, бедный Йорик! Аська шепчет:

 Ой-ей

И мама, наконец, отмирает:

 Поздравляю, на ужин картошка без ничего.

Можно было бы, конечно, попытаться ей объяснить, что тут не только я виноват. Что это она меня нотами отвлекла, вот я и забыл! Но я же знаю, что смысла нет. Лучше бы накричала Но у мамы такой принцип, что на детей нельзя кричать. И шлепать нельзя. И в угол ставить. Это же непедагогично.