А я думала, ты за ум взялся, слегка улыбается К.
Я подмигиваю:
Как я за него возьмусь? Он же в голове! и снова по-дурацки смеюсь. Типа такой «Ха-ха-ха!»
Вот честно, если бы мог, такого пинка бы себе отвесил! Не знаю, почему, но я рядом с К. всегда начинаю вести себя так, словно только что из деревни на телеге приехал. Тпру-у-у, лошадка! Постоянно какие-то глупые шутки шучу, какие-то словечки странные использую. Сеструха Кто вообще сейчас так говорит?
К. настолько высоко поднимает брови, что они почти теряются под челкой. И тянет тихое:
Я-я-ясно.
Мне тоже ясно. Что я идиот!
Ну, пока.
Ага. Покедова.
К. разворачивается на пятках и быстро уходит. Взлетает по лестнице и даже не оборачивается, чтобы махнуть мне рукой на прощанье.
Увидимся, бормочу я себе под нос. И все-таки стукаю себя по башке кулаком, потому что должно же быть наказание у такого преступления.
В смысле, у моей преступной тупости!
Из коридора за раздевалками доносится такой грохот, будто там стадо буйволов вырвалось на свободу и теперь несется по ущелью, преследуя Симбу. Я невольно напрягаюсь, но из-за угла выскакивает всего-то семь младшеклашек, не больше. И все девчонки. Вот как, ну, как семь девчонок ростом, считай, вполовину меня могут производить столько шума?
Хотя нет, погодите, восемь. Аська выкатывается последней, крепко вцепившись пальцами в лямки своего блестящего рюкзака с каким-то жуком (ей бабушка нарисовала). И смотрит в пол. Она всегда так ходит. Как пушечное ядро! Выставит круглый лоб вперед и несется, не разбирая дороги.
А мы сегодня с Настей вместе сидели! хвастается она таким тоном, как будто я теперь должен упасть на колени и горько рыдать, что это не я сегодня с Настей сидел. У нас свободная тема была, и я ей медведицу-нищенку нарисовала!
Я аж слюной поперхиваюсь.
Кого?
Аська заливисто хохочет:
Это бабочка! У нее такое тельце мохнатое, будто в шубке, и усики волосатые. Как у Насти!
У Насти усики? ужасаюсь я.
Шубка!
Жалко. Я бы с большим удовольствием на усатую второклассницу посмотрел. Бг-г-г!
Вон, смотри! дергает Аська меня за рукав.
Девчонки, хихикая, гурьбой идут к турникету. Одна и правда в шубе та самая, рыжая. Значит, все-таки Настя.
Пока, Насть! Пока, Вик! Пока, София! Пока
Но девчонки уже уходят. Не слышали что ли? Аська вздыхает и начинает, наконец, одеваться. Натягивает толстые балоневые штаны поверх школьных брюк, повязывает шарф
А ничего, что они тебя не подождали?
Аська ныряет руками в рукава куртки. Застегивает молнию. Возится с кнопками
У них у них дела сегодня просто.
Я благоразумно молчу. Не мое это дело.
Мы, наконец, выходим на улицу. Аська опять начинает трещать про своих насекомых и Настю. Причем вообще без логических пауз, так что и не поймешь у кого из них новый пенал, а у кого хоботок и хитиновый панцирь!
Минут через пять я не выдерживаю и макаю Аську головой в сугроб, чтоб замолчала. Работает! В итоге домой мы оба вваливаемся мокрые и довольные. А там вместо привычного и родного беспорядка ровные ряды начищенной обуви на полочке. В центре коврика стоят, как два генерала, огромные черные сапоги, и пахнет куриным супом, а это значит, случилось самое страшное.
Бабушка пришла!
* * *
Бабушкин куриный суп надо запретить на законодательном уровне.
Не знаю, зачем она каждый раз его варит. И вдобавок называет «мой фирменный»! А он мало того, что с луком, так еще и жирный настолько, что по нему желтые круги плавают. Не суп, а нефтяное пятно какое-то
Честное слово, она что, пачку масла в него кладет?
Я этот суп с детства ненавижу. Бабушка мне всегда наливала три половника в тарелку с петушком на дне. Он был в красных сапогах со шпорами и балалайкой. Так что я давился, но ел, чтоб спасти петушка. А то ему там, под таким жирным супом, тоже небось несладко
Вот интересно, где сейчас эта тарелка? При переезде потерялась, наверное. Мы же сначала в старом домике возле школы жили. А когда папа В общем, сюда переехали, в эту квартиру.
Бабушкину.
И это тоже ужасно, потому что мы здесь живем уже лет шесть, а бабушка все равно не разрешает ничего выбрасывать. Вообще никакой хлам, даже старинные телефоны с диском вместо кнопок и трубкой на пружинке!
И еще бабушка, кажется, вообще не думает о том, что это мы теперь здесь живем. Приходит без приглашения, открывает дверь своим ключом и начинает все переставлять, передвигать, перекладывать. Банки в кухонных шкафах, продукты в холодильнике, мамины вещи в комоде Даже Аськины ноты! А один раз мой диван зачем-то к окну передвинула, хотя там солнце утром прям в лицо фигачит.
Вот зачем, а? И не лень же человеку!
Я потом пытался вернуть диван на место, но даже на сантиметр сдвинуть не смог. Так что бабушка у нас не бабушка, а какой-то жук-геркулес!
Пришли? говорит она, выглядывая из кухни. Железный половник у нее в руке сверкает в свете закатного солнца, будто топор палача перед казнью. Мойте руки и за стол.
Мы с Аськой переглядываемся. Выпутываемся из уличной одежды. Моем в траурном молчании руки и плетемся на кухню, как на казнь.
А там он.
Суп.
Я не голодный, ба, мямлю я без всякой надежды.
Но бабушка только отмахивается:
Не выдумывай!
И спорить с ней бесполезно. Тем более сейчас, когда она переставляет посуду в шкафу с таким воинственным видом, будто поднимает с колен российскую экономику. Приходится есть. Я протискиваю ложку в рот, и внутри мгновенно становится горячо и скользко. Фу, гадость какая!
Рядом Аська гипнотизирует тарелку. Наверное, представляет, как та опустошается, словно по волшебству. Вжух! Я подталкиваю к ней миску с хлебом и сам откусываю сразу чуть ли не пол куска. Так-то я хлеб не очень люблю. Но он как губка во рту: впитывает суп, и можно его глотать, почти не чувствуя вкуса.
Ну и где ваша мать? спрашивает бабушка, захлопывая шкаф. Интересно, где теперь у нас чашки? А банка с кофе? А мед? Мы после прошлой перестановки салфетки так и не нашли.
Опять на своих педсоветах?
Бабушка всегда так говорит, как будто все вокруг что-то ей обещали, но опять не сдержали слово. Мама перед ней виновата, что работает учителем математики. Я виноват что не учусь на одни пятерки. А Аська вообще больше всех виновата, потому что
Совсем на Костика не похожа, поджимает бабушка губы.
Аська втягивает голову в плечи, а с потолка (точнее, из квартиры над нами) доносятся какие-то крики и топот. Мы молча смотрим, как люстра начинает раскачиваться туда-сюда, звеня стеклянными висюльками.
Бабушка перевешивает полотенце и всплескивает руками.
Ну, начало-о-ось. Выгнать на улицу этих Тарасовых, и дело с концом.
А потом поворачивается к нам и придирчиво инспектирует тарелки.
Ну-ка, ешьте давайте! Кому добавки надо будет, я налью.
Добавки?!
Мы с Аськой смотрим друга на друга, и в глазах у нас плещется ужас.
А в тарелке зловеще плещется суп
* * *
«Не выдумывай», это бабушкина коронная фраза. Прямо девиз по жизни! Она бы, наверное, с удовольствием плакат с этой фразой нарисовала и повсюду с ним за мной ходила.
Что значит, не будешь стричься? Не выдумывай!
То есть как ничего не задали? Не выдумывай!
В смысле, опять кружок бросил? Не выдумывай!
А я вообще не выдумываю. Я всегда говорю, как есть! Вот сейчас, например, говорю, что устал и хочу отдохнуть.
Не выдумывай! пыхтит бабушка, подцепляя штору на очередной крючок. Устал Ты вагоны что ли в школе разгружал?
А над плакатом у нее был бы герб с изображением тарелки с супом. Для устрашения врагов!
Я, наконец, пропихиваю в пищевод последнюю ложку масляной жижи и тут же мою тарелку, пока бабушка добавки не налила. Хотя ей сейчас не до меня она в зале другие занавески вешает, потому что ей не нравятся, как эти вместе с тюлем смотрятся.
Ты поел? кричит она так громко, словно я на другом конце света, а не в соседней комнате.