Конечно, в рыцарских романах, которыми он некогда зачитывался, прекрасные дамы занимались тем же: Изольда, Элейна, Лионесса – все они лечили израненных воинов, а затем воспламенялись любовью к ним. Но разница состояла в том, что их рыцари получали свои раны в поединках, а отнюдь не были простужены и не страдали болезнью легких, как объяснил Генри явившийся вскоре его проведать капеллан Нейуорта отец Мартин.
Это был необычный монах – крепкий и плечистый настолько, что Генри готов был биться об заклад, что он умеет владеть оружием не хуже, чем кропить святой водицей.
– Это вы говорили на латыни, когда у меня был жар? – осведомился герцог, пока капеллан осматривал его ногу. Герцогу раны, так мучившие его в дороге, теперь казались едва ли не случайными царапинами, и он почти готов был пожалеть, что Дугласы не изранили его сильнее, чтобы предстать перед новой дамой сердца – а то, что леди Анна пленила его сердце, одним взглядом вытеснив оттуда Мэджори Дуглас, было ясно, как божий день.
Монах внимательно взглянул на своего пациента. У этого служителя церкви были проницательные темные глаза и темно-русые с проседью волосы. Он носил черную рясу братьев бенедиктинцев, но тонзуру давно не брил, и его слегка вьющиеся длинные волосы почти достигали плеч.
– Да, это был я, сын мой. В то время болезнь теснилась в ваших легких, наполняя ваше тело жаром и холодом, а к этому присоединилась еще и лихорадка от ран.
– Вы, оказывается, ученый человек, святой отец, – заметил Генри. – Ваши познания в медицине и в латыни говорят сами за себя. Вы, видимо, не всегда жили в этом диком краю?
– Это так. Я долго состоял при одном из монастырей в Кенте. В Нейуорте же я всего около четырех лет. Как раз столько, сколько исполнится Дэвиду Майсгрейву.
Он ловко наложил повязку, сказав, что если так пойдет и дальше, то вскоре герцогу не потребуется его помощь. После чего напоил Генри каким-то отваром, от которого герцога бросило в пот и вскоре пришлось менять ставшую совсем мокрой рубаху и простыни.
– Какого дьявола, святой отец! – бранился Бэкингем. – Я и без этого иду на поправку!
Но священник не обратил внимания на его ругань.
– Вы будете пить потогонное, пока у вас не изменится цвет мокроты. Леди Анна в этом со мной совершенно согласна.
– Леди Анна, – ворчал Генри. – Как я могу говорить с благородной дамой, когда я совершенно мокрый и покрыт щетиной, словно боров. Я рыцарь или жалкий бродяга, в конце концов?
Брат Мартин снова протянул Генри глиняную чашку с питьем.
– Для нее вы всего лишь страждущий, не более того.
Он замолчал и усмехнулся:
– Именно поэтому не стоит больше говорить с ней о поцелуях. Здесь не Камелот
, дорогой сэр рыцарь из Уэльса, и в Нейуорте вряд ли будут верно поняты ваши куртуазные манеры.
Бэкингем осекся и сердито уставился на священника. Что может этот бенедиктинец понимать в обычаях двора?
С хозяином замка, сэром Филипом Майсгрейвом, лорд Бэкингем познакомился в последний день уходящего года. Барон поднялся к нему в башню как раз тогда, когда Ральф Баннастер брил своего господина. Генри отослал оруженосца и наспех вытер лицо полотенцем. Он был несколько обескуражен, ибо перед ним предстал не дикий разбойник, а прекрасно одетый вельможа, настоящий рыцарь, статный и атлетически сложенный, с копной пышных, ниспадающих до плеч светло-русых волос, небольшой аккуратно подстриженной бородой и выразительными синими глазами. Майсгрейв был учтив, как настоящий придворный, говорил неторопливо и вскоре куда более подробно, чем ранее Ральф, посвятил герцога в то, как обстояли дела с Дугласами. Они долго беседовали, и Генри невольно поддался спокойному обаянию Майсгрейва.
– Знаете ли, сэр Филип, я представлял вас совсем иным. Этаким берсерком былых времен, который только и помышляет о том, как бы разрушить мир на англо-шотландском порубежье.
Барон улыбнулся. У него была открытая, ясная улыбка, хотя, и улыбаясь, он оставался сдержан и суховат.
– Я знаю, что обо мне сложилось такое мнение. В этом есть и моя вина. Раньше я жил, всецело отдавшись помыслам о мести за отца, которого убили соседи из-за Твида, и, кажется, весьма преуспел на этом пути. Однако я уже давно отказался от набегов и посвятил себя лишь охране рубежей. Тем не менее прежняя слава не покидает меня.
– Я заметил это, находясь в Шотландии. По крайней мере, настоятель Мелрозского аббатства изобразил мне вас совершенным исчадием ада.