Маша улыбнулась: то же самое по пять раз на дню говорит папа, который работает в этом самом в портретнадзоре.
Дома папа придирчиво осмотрел куклу. Ему уже приходилось выносить суровый вердикт всевозможным игрушкам, в основном китайского производства: то краска содержит в себе токсины, то что-то еще. Эта кукла выбивалась из общего ряда: кажется, она была сделана еще в середине века, быть может, до войны. Девочка в каком-то национальном костюме, основательно потрепанном, наверное, не одним поколением детей. Ничего опасного, ядовитого, вредного лабораторный анализ не обнаружил. Надо ли говорить, с каким нетерпением ждала Маша возвращения отца с работы с подарком от странного дяди, который она, конечно же, случайно нашла. И вот отец пришел домой, нагнулся, чмокнул Машу в лоб, улыбнулся, достал из портфеля куклу забавную девочку с нарисованными голубыми глазками, густой копной льняных, но сильно почерневших от многолетней грязи волос, в изношенном платьишке, подол которого превратился в лохмотья, в алых башмачках, тоже истрепанных, будто прошла в них тысячи километров.
Постирать бы надо платьице твоей Дайне, это уже мама, внимательно разглядывая игрушку, обратилась к дочке.
Я сама! Маша почти вырвала Дайну из папиных рук.
Кстати, а почему именно «Дайна»? спросил отец. Странное имя, не наше какое-то, не русское.
Был такой народ «голяды», Маша не могла налюбоваться на Дайну. Их потом русские всех она почему-то не решилась сказать слово «убили».
Убили? Да ну, брось ты! сказал за нее папа. Эта «голытьба» твоя потом сама на русский язык перешла и русской стала. Он еще в детстве слышал что-то о древней голяди, прежде населявшей их родные места. А «Дайна» У нас же рядом магазин, на нем вывеска «Дайна».
Маша едва не проговорилась: «Мне дядя ее так назвал», но вовремя осеклась и промолчала. Потом она отправилась с куклой в ванную, где долго отстирывала ее одежды от многолетней грязи, мурлыча под нос какую-то немудреную детскую песенку. Увы, но вместе с грязью слезла и краска.
Это всё русские! прошипела Маша. В ее юном сознании теперь всё худое, скверное, испорченное, плохое начинало отождествляться с русским именем. Они голядю испаськали! Маша бережно провела пальчиком по облинявшему платьицу Дайны, выключила воду, аккуратно обтерла куклу полотенцем. На нем остался след краски. Мама увидит будет ругаться.
Маша, ты скоро? Пора уже ужинать! раздался голос мамы.
Подал голос братик Ваня: сперва тонко запищал, захныкал, потом уже громко закапризничал видно, проголодался или опять промочил пеленки. Маша водрузила на вешалку полотенце, вышла из ванной, прижимая к себе куклу, теребя ее мокрые волосы.
Мама, батареи горясие? спросила она.
Отопление вчера отключили, лето скоро. А что? Неужели холодно? мама пристально смотрела на дочку.
Дайна мокрая, простудится, Маша показала ей куклу.
Положи на подоконник и иди ужинать. Она скоро высохнет.
Сева познакомился с Альбертом Ивановичем в клубе коллекционеров. Сам мальчик собирал всё понемногу: от игрушечных автомобилей до почтовых марок, от старинных монет, найденных у старой пристани, до значков советского времени. Альберт Иванович увлекался марками, особенно довоенными знаками почтовой оплаты. Были у него выцветшие прямоугольники города-государства Данциг, были марки королевской Югославии со следами канцелярского клея, даже орлы гитлеровской Германии, сжимавшие в когтях запрещенный знак. Но больше всех прочих пожилой филателист ценил марки довоенных прибалтийских государств. У Севы таковые в кляссерах имелись еще дедовское наследство. А тому довоенные марки достались от прадеда. Сева предпочитал современные марки экзотических Гайаны, Того, Эмиратов, всевозможных тропических островов от Гаити до Кирибати. На них и менял старые марки, которые Альберт Иванович аккуратно брал пинцетом и вкладывал в кляссер или конверт. «Родная земля», с любовью произносил он, рассматривая в лупу пейзажи, национальные символы или портреты исторических деятелей старой Литвы.
Ребята, а вы знаете, кто раньше здесь обитал? однажды спросил он Севу и его приятелей.
Русские стрельцы! выпалил Всеволод. Наш город был крепостью на засечной черте. Они ляхов гоняли, литвинов Ой, простите, вы ведь тоже из Литвы родом. Плохих литвинов, захватчиков.
Альберт Иванович вовсе не обиделся, а как-то загадочно улыбнулся детям.
А ведь до русских на этой земле литовское племя голядь жило, слышали?
Голяди? Это что, голые Мишка не рискнул произнести непечатное слово в присутствии взрослых. Которые себя мужикам продают?
Альберт Иванович от души засмеялся:
Это имя у народа было такое. Настоящее название галинды. Просто русские по-своему переделали. Они вообще всё склонны переделывать. Но не всё, к счастью, успели. Реку Упу знаете?
Она в Туле, откликнулся эрудит Венька.
Да, в Туле она. Так вот, «Упа» в переводе с балтийских языков (а литовский к ним относится) означает «река». И слово «Тула» оттуда же произошло.
А куда потом эта голядь пропала? заинтересовался Сева. Вроде жили, жили тут, а сегодня о них ничего не слышно. Я вот от вас про нее узнал. А я в краеведческом кружке занимаюсь.
И тебе в этом кружке ничего-ничего о ней не рассказывали? Альберт Иванович хитро прищурился.
Нет, ничего.
Ну, так слушай. Был такой народ голядь, родственники современных литовцев. Жили они в средней полосе нынешней России, а тогда Руси. И жили они, не тужили, пока не пришли русские витязи с огнем и мечом и не перебили большую часть их, а остальных принудительно заставили креститься и перейти на русский язык. И не стало на земле народа голядь.
Неужели русские витязи были такие жестокие? изумился мальчик и уставился на Альберта Ивановича. У меня самого фамилия Витязев, значит, и мои предки тоже?.. Он пытался не только осмыслить, но и прочувствовать услышанное, звучавшее дико и нелепо. Нам ничего такого в школе не говорили никогда.
И не расскажут, мужчина горько усмехнулся. Потому что учителя ваши люди подневольные, зависимые. Что у них в методических пособиях написано, то и говорят. Они же не только указкой орудуют, но и живут по указке своих начальников, которые в департаменте образования засели. А над теми стоит министерство, а во главе всей этой пирамиды сам понимаешь кто. И потому тебе правды никогда не скажут. В смысле никогда вообще, пока эти люди рулят тут всем.
Сева задумался. Он был далек от политики и не заморачивал голову размышлениями об устройстве мира, в котором живет. Его излюбленной темой была средневековая история родной области: богатыри, витязи, стрельцы, казаки, нашествия, набеги, осады, штурмы, герои, подвиги Он слышал, конечно, о том, что историю Отечества пытаются исказить, «откорректировать» в угоду чьим-то корыстным политическим интересам об этом каждый день твердил, трубил телевизор, да и в Интернет часто захаживал. Только вот телевизионные и многие интернетовские «борцы с фальсификациями» разоблачали фальсификаторов в кавычках и без так тупо и топорно, что даже его мальчишеское сознание относилось к таким заявлениям с большой долей скепсиса. Тем более что был Сева отличником по истории, побеждал на предметных олимпиадах, его глубокие знания неизменно отмечали учителя. «Но, задумался Сева. А может быть, то, что говорит этот пожилой дядя, сущая правда? Ведь совсем не похож на беззастенчивого лжеца такой солидный человек, у которого наверняка накоплен большой жизненный опыт и житейская мудрость».
Скажите, а где про это можно прочитать? спросил мальчик.
В ответ Альберт Иванович достал из кармана пиджака старую, истрепанную от долгого ношения визитную карточку, где значилось: Альберт Иванович Яновский. И никаких тебе званий, должностей, места работы. Просто Ф. И. О.