Всё это время она не двигалась с места и смотрела мне прямо в глаза, давая понять, что сейчас мой ход. Наконец я решился заговорить:
Понимаешь, я не знаю, как это лучше объяснить, но здесь, бывает, попадаются интересные книги. Вернее, то, что от них осталось. Я иногда захожу в такие места в надежде найти что-нибудь.
На мгновение мне показалось, что она как будто обрадовалась и захотела сама что-то рассказать, но, с недоверием взглянув на меня, тут же замялась и прошептала:
Ясно.
Она молча взяла свой рюкзак, положила в него нечто вроде свернутой газеты, достала из бокового кармашка банку содовой и стала крутить её в руке, будто размышляя над чем-то. Отведя глаза и мило улыбнувшись, она всё же решилась добавить:
Если так, то, может быть, мы ещё увидимся.
Больше она ничего не сказала. Ногти у неё не были окрашены в какой-либо цвет, как это обычно бывает у остальных. Обратив на это внимание, я подумал, что её руки слишком хрупкие, чтобы противостоять кому бы то ни было. Хотя бы и мне. Впрочем, внешность бывает обманчива, особенно у андроидов, однако по их поведению сразу всё ясно, и это был, очевидно, не тот случай. Я непроизвольно посмотрел на свою кисть, перевернул её другой стороной, сжал в кулак и разжал. Рука как рука. Ничем не примечательная, родная, многофункциональная конечность. Внезапно в моей раскрытой ладони появился предмет банка содовой. Витая в своих мыслях, я даже не заметил, как эта девушка с розовыми волосами прошла мимо. Резко повернувшись, я крикнул ей сорвавшимся от удивления голосом:
С-спасибо!
Она была уже шагах в десяти и в следующее мгновение скрылась из виду на лестнице.
Случайная, странная и неожиданно приятная встреча. Жаль, что такая короткая. Мне всерьёз захотелось узнать что-нибудь об этой девушке. Например, чего ей удалось найти здесь, или что её привлекает в подобных местах. Может быть, ей тоже нравится отыскивать книги? Я мало встречал таких людей, и все они оказывались, по правде сказать, не вполне вменяемыми. Я-то другое дело, разумеется. Между прочим, насчёт вменяемости: всё-таки как она сюда попала? Неужели и правда залезла по проводам?!
Несмотря на то, что я на дух не переносил воду с газом, это было последним, о чём я думал. Поэтому когда по пути на работу я сделал глоток этой солёно-кислой шипучки, я чуть было не обронил банку. Дрянь, да ещё и с каким-то странным вкусом. Я посмотрел на этикетку. Кружочки и макаронообразные хвостики наименования поддались автопереводу, но само слово мне ни о чём не говорило. Меня удивил состав. Никакого ароматизатора добавлено не было, сказано только «природная гидрокарбонатная натриевая минеральная вода». «Наверняка химия», решил я. И уж точно гадость. Гадость, а на душе так сладко. Почему она вообще поделилась со мной газировкой? Вероятно, это выглядело бы очень глупо, подозрительно и даже пугающе, но, может быть, мне и стоило тогда выбежать на лестницу и догнать её. Может быть, тогда всё вышло бы совсем иначе.
И может, я и без того узнал бы, что такое жизнь.
Дворники работали почти исправно, ремонт потребовался лишь пяти, да и с теми я быстро справился. Всего-то надо было заменить конструкторский чип и прописать новый номер в коде. Звучит до смешного просто, и, казалось бы, можно ведь починить их, условно, раз и навсегда. Но правда в том, что завтра в них опять что-то да поломается, и так практически каждый день. Ведь их, этих в каком-то отвлечённом смысле несчастных, едва заметных роботов, зачем-то всем нужно пнуть, облить какой-нибудь мерзостью, разбить о них бутылку или использовать в качестве источника деталей и металлолома. Ведь робот не живой, с какой стати его может быть жалко. Как бы то ни было, как раз, когда я заканчивал с последним уборщиком, мне пришло сообщение от Сани. Он приглашал вечером во Второй Пик «позависать». Почему бы и нет. Пиками, кстати говоря, мы называли небоскрёбы, достаточно устойчивые для того, чтобы простоять столько лет и до сих пор не развалиться. Всего их было в Берёзках около пятидесяти. Я жил рядом с Десятым в шестнадцатиэтажке. Неподалеку стояли Третий, Второй и Сорок четвертый. И ни один из них не был под контролем какой-либо из агрессивных банд, коих почти к тому же не осталось. К слову, Тарквиль, жалкий преемник знаменитого Дэвидсона, обосновался, конечно же, в Первом. Ведь это же первый