Жизнь удалась - Рубанов Андрей страница 7.

Шрифт
Фон

Здесь всем приказали отдыхать, и в бой вступил старослужащий Шепель. Быстро найдя место обрыва, он перерезал кабель ножовкой. Обнажились пятьдесят телефонных пар: плотный пучок медных проводов. Боец Беридзе, к восторгу остальных, привел в действие специальное оборудование: зажег две керосиновые паяльные лампы, организовал кострище и в двух котелках стал нагревать свинец и гудрон. Прочие воины сгрудились подле тепла.

Костерок проигнорировали только старослужащий Шепель и прапорщик Королюченко. Они вооружились полевыми телефонами и принялись прозванивать пятьдесят пар – сначала на запад, в сторону гарнизона N, а потом на восток, в сторону гарнизона NN. Ударяя длинным тонким щупом по вееру из медных обрезков, прислушиваясь к шумам в трубках, переговариваясь с двумя телефонистами (один сидел возле шкафа в N, второй – в NN), они наконец соединили одну за другой все пятьдесят линий. Срастили провода. Поверх каждой скрутки надели гильзу из промасленного картона. Теперь место ремонта кабеля надо было запаять в свинцовую колбу герметично и сверху обильно изолировать расплавленной смолой, после чего опустить кабель в яму и прикопать.

Тонкая работа заняла несколько часов.

Наступил вечер, и бойцов посетила идея ужина.

Тут взгрустнули все, особенно – рядовой Матвеев.

Полгода назад служба в рядах Вооруженных сил представлялась ему в несколько ином свете. Он рассчитывал на марш-броски, стрельбу из автомата и метание ножа, а никак не на бесконечное рытье канав как вдоль, так и поперек нитки. Он мрачно ожидал кровопролитных драк со старослужащими, но те ограничивались в основном дежурными подзатыльниками, получая, в свою очередь, такие же подзатыльники от офицеров; офицеры же трепетали перед командиром части – он подзатыльников не раздавал, но попасться ему на глаза было равносильно сотне самых болезненных подзатыльников; дисциплина то есть держалась не на подзатыльниках, а на непрерывном всеобщем желании как можно скорее выкопать очередную канаву вдоль нитки, после чего добраться до казармы, пожрать и уснуть.

Рядовой Матвеев крупно трясся от холода и завидовал тем, кто курит. Ему казалось, что табак согревает. Он, возможно, даже заплакал бы – до того ему было жаль себя, любителя позагорать, поплавать и полистать журнал с картинками, сейчас вынужденного месить ледяную жижу на пронизывающем ветру, в чистом поле, в тысяче километров от теплой маминой кухни, где на столе всегда стоит вазочка с конфетами.

Мокрые подштанники прилипли к бедрам. Хотелось помочиться – но как расстегнуть пуговицы штанов негнущимися, покрытыми коркой глины пальцами? Хотелось выругаться самыми ядреными ругательствами, огласить серую метельную равнину жалобным воплем солдата, которому предстоит еще полтора года копать как вдоль, так и поперек нитки, но пыхтящие рядом бойцы Шарафутдинов, Беридзе и Абрамян, не говоря уже о старослужащем Шепеле, молчали, и он не желал проявлять слабость.

Он тогда поискал в себе какой-то резерв, новый источник питания – и нашел. Понял, что у него есть то, чего нет ни у кого. Даже у старослужащего Шепеля, собирающегося на дембель.

У него нет ни железного здоровья, ни размаха плеч, ни умения сладить в чистом поле на полудохлом костерке колбу из расплавленного свинца, а есть только тройное имя. Но его, в общем, достаточно.

У некоторых и того нет.

Пусть он не шахматист, не спортсмен, не гитарист и даже в пляжном волейболе не особенный мастак, пусть он несостоявшийся студент, пусть он ныне всего лишь насквозь промерзший тощий солдатик в стоящем колом сыром бушлате – он Тройной Матвей. Матвеев Матвей Матвеевич. Не больше, но и не меньше. И он будет жить хорошо, долго и счастливо.

Он всмотрелся в оглаживаемую поземкой неровную холмистую равнину, в мутную сыворотку низкого неба, как в нечто подконтрольное ему.

Всего лишь земля, всего лишь небо, а меж ними человек, несущий свое имя как исчерпывающее доказательство своего существования.

Скромным, очень осторожным, тихим, терпеливым и упорным молодым человеком, Тройным Матвеем, дослужился он до дембеля и вернулся домой полный решимости добиться своего – стать студентом. А позже – ученым. Историком. Археологом. Ездить по всему белу свету, ночевать в палатках и раскапывать древние города.

Вернулся в мае. Летом снова, с тройным усердием подготовившись, пошел сдавать экзамены – и опять провалился.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке