Могил было двенадцать, с тех пор, как приехали Ошоби в Японию и по высочайшему повелению Шогана поединки возобновились на японской земле. Нази знала, что оставшееся в Китае кладбище павших бойцов куда обширнее.
Токемада и Нисан свернули с тропинки и разбрелись среди могил. Нази терпеливо ждала их, отвечая на вопросы и давая требуемые пояснения. Она услышала возглас самурая: «Танимура!» и увидела, как тот земным поклоном почтил память своего предшественника, которого хорошо знал лично. Монах медленно трогал ладонью тёплые камни с именами. «Что это?» внезапно воскликнул он, остановившись возле двух неглубоких траншей на краю кладбища, сразу за последним рядом могил. «Почва здесь каменистая, тихо объяснила Нази, подходя и становясь рядом. Поэтому могилы вырубают заранее. Одному человеку с этим не справиться, тем более женщине. Поэтому и могильные холмики не земляные, а гальковые Я верю, что вас это никак не коснётся!» излишне горячо добавила Нази, глядя на Нисана, на удивление совершенно спокойного. «Надеюсь», просто ответил тот, но на этот раз даже без тени улыбки.
Самурай уже стоял на тропинке, глядя на них.
В лицо ударил крепкий океанский ветер. Казалось, он полон мелких брызг прибоя. Три человека стали медленно подниматься по каменистому холму к плато у прибрежных утёсов. Постепенно перед глазами открывалась цель их пути сравнительно ровная площадка овальной формы примерно пятнадцать на восемь дзё1, одним концом упирающаяся в скальные нагромождения. Собственно говоря, не было особых ограничений для пространства поединка, он мог продолжаться и на склонах холма, и среди хаоса прибрежных каменистых насыпей, и в полосе прибоя, и в травянисто-кустарниковых лощинах, для любителей особо острых ощущений.
Но начальный ритуал происходил всегда здесь.
Нази развела в стороны руки ладонями назад и шагнула вперёд одна. Бойцы поняли её и остановились на краю площадки.
Медленно пересекая узкую часть овала с похрустывающими под ногами крошками скальных пород, девушка старалась не думать о том, что она знала достоверно: каждый камешек здесь полит кровью павших ранее, каждая трещинка в базальте, как ненасытный рот, требует ещё кровавой пищи. Никакими ливнями, столь частыми в этих краях, не замыть начисто арену ристалища, этот великий жертвенник под открытым небом.
На противоположном краю площадки она остановилась. Перед её глазами буйствовал пенисто-сизый океан.
На минуту Нази закрыла глаза. Скала под её ногами сотрясалась от ударов яростного прибоя. Через несколько мгновений она своими руками начнёт то, от чего криком протестует всё её существо!..
Усилием воли девушка жёстко подавила все эмоции и тошнотворную дрожь в руках. «Эти поединки не наши, и мы даже не судьи» напомнил голос отца. «Да!» Нази коротко прошептала молитву и обернулась.
Они стояли там, где она оставила их. Смотрели только на неё, словно не замечая друг друга Нисан Токемада
Нази шагнула им навстречу, отработанным жестом приглашая поединщиков к себе. На требуемом расстоянии велела им остановиться.
Я Назико Ошоби, Независимый Свидетель двенадцатого поколения, начинаю поединок уровня Отой и требую назвать препятствия к нему, если таковые имеются, у избранных к бою.
Нисан, монастырь Кай-Ши-Нунь, боец ранга «ка», препятствий к поединку не имею.
Самурай высшего ранга из рода Миновары Матэцура Токемада, капитан Второй армии Шоганата, препятствий к поединку не имею.
Хай! Нази опустила руки. Прошу вас, начнём. Камидза! Синдзэн но рэй!
Поклоны в сторону сёмэн (ритуальных святынь), роль которых в данном случае выполняли могилы павших бойцов, поклоны дзарэй сидя: друг другу и боевому мечу. По давней традиции этикет соблюдался по обычаям той страны, на территории которой проводился поединок. Сейчас Нази проводила японский рэйсики стиля иайдо. В её руке вспыхнул обнаженный меч Свидетеля, острие которого указало каждому из поединщиков его исходное место.
Меч поднят.
Меч резко опущен. Команда к бою.
Больше от Нази не зависело ничего.
***
Двадцать минут с начала поединка. Но время словно отступало, теряя свои размеренность и неизменность. Секунды то убыстрялись, отсчитываемые лязгом ударов мечей, то совершенно засыпали в тягучем киселе медленно кружащихся фигур. Поединщики на краю вечности никуда не спешили. Слишком велика была цена одного неточного движения. Каждый пробовал ненавязчиво различные тактики, нащупывая роковую слабинку в технике противника. Несведущему зрителю показался бы скучным этот плавный, нерезкий танец, лишь изредка взрывающийся шквалом быстро стихающих атак. Лишь Нази был очевиден весь напряженный драматизм первой части поединка великих мастеров. Она знала, что неминуемо будет и второй: более короткий и эффектный, но уже финальный и роковой, когда кто-то наконец прорубит оборону соперника для одного-двух решающих ударов. Нази знала: чем выше мастерство бойцов, тем меньше будет ран на теле побежденного.
Эти минуты дали ей возможность вполне оценить степень мастерства обоих поединщиков. С детских лет отец усиленно обучал Нази различным стилям ведения боя рукопашного и с применением холодного оружия, и по потребности девушка могла показать хороший результат, но она понимала, что никогда не станет мастером высокого класса, в ней не было той сердцевины, движущего стержня совершенствования настоящего бойца желания жизни боем. И всё же она с детства была покорена и заворожена красотою боя на мечах великих мастеров, тем более что тренировочные поединки отца и самурая Сёбуро, приносящие девочке всегда такое высокое эстетическое наслаждение, кончались бескровно, смехом, шутками и дружескими объятиями бойцов. Осознание того, что такое смерть в бою, вошло в её жизнь позднее и немало добавило к скорбному опыту реальной жизни, но печаль только обострила чувство прекрасного в душе девушки. В любом случае, она предпочитала быть свидетелем на поединках, а не их участником.
Матэ Токемада, напротив, жил боем. Плавность, скоординированность, точность движений его меча говорили о технике очень высокого уровня, той технике иайдо эйсин-рю, которая достигается только путём ежедневной, долгой, напряженной и сосредоточенной работы на тренировках, причём работы любимой, приносящей глубокое эстетическое наслаждение даже в «мелочах». Только в бою было видно, какой утончённый эстет и певец своего дела самурай Токемада. Катана пел в его руках, по одному звуку его характерного свиста опытный мастер понял бы, насколько точны углы наклона лезвия при ударах. За полчаса поединка Нази не заметила ни единого лишнего движения рук или корпуса самурая, которые не приемлемы и стратегически, и эстетически. Со стратегической точки зрения они вызывают задержку в молниеносности правильного удара, ослабляют бойца и мешают ему, они не рациональны; а с эстетической точки зрения любое отклонение от идеала делает движение менее красивым, а реальный удар красив, потому что быстр и силён: меч как будто появляется ниоткуда, причём словно без малейших усилий со стороны бойца. Не заметно было также ни малейших признаков усталости или нетерпения со стороны самурая, что тоже характерно только для очень опытных бойцов, вся жизнь которых в их мастерстве. Насколько Нази могла сравнивать, предыдущий японский поединщик Танимура Масатаки, более старший по возрасту и более прославленный, чем Матэ, всё же уступал ему в технике. Если Токемада выживет, внезапно подумалось девушке, он вполне может оказаться следующим сокэ (главным мастером Японии по иайдо) и лучшим её фехтовальщиком после Хасэгавы Эйсина.