Я и сама замечаю это только сейчас. Даже не помню, где так поранилась.
Недоразумение ходячее, бормочет он и, сложив руки на руле, устремляет взгляд в лобовое стекло.
Я, сглотнув слюну, опускаю глаза.
До ужаса стыдно.
Молчание затягивается. Исходящее от кожаного сидения тепло проникает под мокрую одежду, и я начинаю согреваться.
Чего ему от меня надо?
Немного осмелев, незаметно рассматриваю его.
Он странный. Я таких никогда не встречала раньше. Как с другой планеты или параллельной Вселенной. Внешность и энергетика, исходящая от него сильно отличаются от всего, что встречала раньше. Его даже человеком назвать сложно.
Безымоциональный, высокомерный и циничный, хоть и красивый. И пахнет от него незнакомо. Дорогим парфюмом, деньгами и превосходством над остальными.
Я пойду? спрашиваю робко.
Денег дать? вдруг спрашивает он и, не дожидаясь моего ответа, достает из внутреннего кармана кожаной куртки бумажник.
Открыв его, вынимает две купюры номиналом пять тысяч. У меня, как у вороны из басни, спирает дыхание. Смотрю на деньги, а перед мысленным взором проносятся новые ботинки, теплая куртка нормальная еда.
Герман, видимо заметив мою реакцию, холодно усмехается.
Бери.
Встречаюсь глазами с его серым взглядом и невольно ежусь. Он намеренно меня унижает.
Нет.
Мало? добавляет еще две купюры, буквально вводя меня в состояние шока.
Я таких денег сроду в руках не держала, но все равно упрямо качаю головой.
У меня все есть Мне не надо
Гордая, да?
Не гордая, но брать деньги Греховцева боюсь. Разворачиваюсь к двери и, судорожно шаря рукой, пытаюсь понять, как она открывается.
Герман сгребает почти полностью оторванный рукав толстовки в кулак и дергает на себя.
Бери! Купи себе нормальную одежду!
Не надо мне
Слушай сюда, сиротка! вдруг повышает он голос, мне похер на тебя и на твои лохмотья. Своим внешним видом ты позоришь Вуз и оскорбляешь мои эстетические чувства. Или ты приводишь себя в порядок или возвращаешься в свой колхоз!
Глава 6.
Возвращаюсь в общежитие уже вечером. Уставшая, продрогшая, взбудораженная, но, чего греха таить, довольная. Быстро умывшись, любовно раскладываю на кровати свои обновки.
Новая толстовка, темно-синие ботинки на плоской подошве, черные брюки из стрейчевой ткани и та-дааам синяя укороченная куртка. Разглаживаю ткань, смахивая с нее невидимые пылинки. Это, конечно не вещи из бутиков, но относиться я к ним намереваюсь крайне бережно.
Все это было куплено мной на небольшом крытом базаре в одном из спальных районов. Там ими торгуют чуть ли не на улице, и цены ниже магазинных раз в пять. А если учесть, что торговалась я до слез (слез продавцов), мне они обошлись еще дешевле.
Сэкономленных денег даже хватило на продукты. Печенье, макароны, тушенку, сахар и молоко.
Улыбаясь, развешиваю свое добро в шкафу. Радужное настроение омрачает лишь осознание того, на чьи деньги все это было куплено. Но ничего, соглашаясь их взять, я поклялась Греховцеву, что верну их все до последней копеечки.
Он лишь усмехнулся. Не поверил.
Следующим утром я буквально заставляю пойти себя на занятия. Трушу снова оказаться в туалете наедине с неадекватной троицей. Страшно и за себя и за свои новые вещи. А еще я боюсь и стыжусь встречи с Германом и его друзьями.
Я ведь его совсем не знаю. Вдруг, он всем расскажет, что я взяла у него деньги. Вчера об этом не подумала, а сегодня трясет от одной этой мысли. Если это произойдет, я стану объектом самой настоящей травли.
Я облажалась, да?!
На первую пару сознательно опаздываю. На переменах стараюсь не отсвечивать, а после занятий сразу убегаю в общагу.
Кажется, пронесло. Никто на меня и внимания не обратил, будто я внезапно превратилась в невидимку.
Подготовившись к завтрашнему семинару, я, со списком адресов в руках, иду искать себе работу. Это решение я приняла, когда взяла из рук Греховцева деньги. Без подработки долг вернуть я не смогу.
Первым делом захожу в кафе, расположенное всего в паре кварталов от универа. Там мне говорят, что опоздала, надо было в сентябре приходить, а сейчас все вакансии заняты более расторопными студентами.
Обхожу еще несколько мест. Предлагаю себя в качестве посудомойки, уборщицы или официантки на полдня или в ночную смену. Кое-где мне отказывают сразу, а в одном кафе обещают перезвонить.
В итоге, к вечеру, я, уставшая и все еще безработная, возвращаюсь в общежитие и без сил падаю на кровать.
Где была? лениво интересуется сидящая по-турецки на кровати Юлька.
Работу искала.
Она отвлекается от маникюра и поднимает на меня взгляд. Заинтересованно оглядывает надетые на меня обновки и принимается дуть на свеженакрашенные ногти.
Зачем работа? Ты, я вижу, разбогатела
Пособие получила, вру я.
На самом деле пособие, как опекун получает и пропивает дед. Я с него ни копеечки не вижу.
А может, ты любовника богатого нашла? понижая голос, с сарказмом интересуется соседка.
Я неожиданно смущаюсь. Чувствую, как к лицу приливает кровь.
Ладно, шучу, махнув рукой, начинает смеяться, кто на тебя посмотрит?
Молча переодеваюсь и бегу в общий душ, надеясь, что там еще свободно.
Так и есть. Пусто.
Снимаю с себя старый халатик и захожу в самую дальнюю кабинку. Включаю воду и поворачиваюсь к мутному маленькому зеркалу.
Протирев его ладонью, вглядываюсь в свое отражение. На меня смотрит девчонка с зелеными глазами и копной русых волос. Лицо ничем не примечательное, за исключением губ. Мне кажется, они чересчур полные. Бесят.
Рассмотреть фигуру не получается, маленькое зеркало для этих целей не годится. Но я и так знаю, что смотреть там особо не на что. Невысокая, стандартной средней комплекции. Ни выдающейся груди, ни попы.
Права Юлька на такую девушку, как я, никто никогда не позарится.
Ни к месту вспоминается сын губернатора с его тяжелым пристальным взглядом темно-серых глаз. Он во мне не то, что девушку, даже человека не видит.
Следующие два дня как под копирку повторяют понедельник. В универе все подозрительно спокойно. За все время я не услышала ни одного оскорбления в свой адрес, ни одной шутки. Словно, сменив одежду, я изменила и внешность.
Крис несколько раз попадалась мне в коридорах, но всякий раз делала вид, что мы не знакомы. Пахомова же и вовсе в Вузе не появлялась.
Вечером в среду, безрезультатно обойдя еще несколько баров и кафе в поисках работы, возвращаюсь в общагу. Съедаю бутерброд и заваливаюсь с учебником в кровать.
Звук входящего на телефон сообщения отвлекает от чтения. Хмурясь, достаю свой, видавший виды, гаджет из рюкзака и открываю послание.
«Как дела?»
Недоуменно смотрю на эти два слова. Номер неизвестен. Свой я никому не давала, потому что, никто и не просил.
Экран потухает и тут же вспыхивает снова, являя моему ошалевшему взору физиономию Греховцева. От неожиданности телефон выпадает из рук.
Какое-то время я молча смотрю на фото, а затем, осторожно беру смартфон в руки.
Это селфи. Скорее всего, сделанное прямо сейчас. Глядя на экран ничего не выражающим взглядом, Герман ведет машину.
Сердце в груди тревожно сжимается. Что ему опять от меня надо? Решил напомнить про долг?
Не успев утихомирить свою буйную фантазию, получаю следующее сообщение.
«Дать еще денег?»
По спине проходит озноб. Кончики пальцев вмиг леденеют.
«Нет. Спасибо за помощь. Я сейчас ищу работу, как только найду начну возвращать долг».
«Какую работу?»
Боже ну какое ему дело? Чего он привязался?
«Любую» печатаю в ответ.
Целых две минуты телефон молчит, и я уже начинаю думать, что переписка окончена, как от Германа приходит еще одно сообщение.
«Сохрани мой номер»
«Зачем?»
«На всякий случай»
«Хорошо».