Моя бабка колоритная личность. Сухая и тощая, как жердь, почти не передвигается самостоятельно из-за разбившего ее колени артрита, но при этом продолжает курить, как паровоз и материться, как сапожник.
С утра уже ярко накрашена, а иссиня-черные волосы спрятаны в косынку, повязанную по моде шестидесятых годов в виде чалмы.
Мой отец был ее младшим сыном, любимчиком, а я, стало быть, единственная ненаглядная внучка, потому что у дяди своих детей нет.
Разложив карты, сильно хмурится и принимается постукивать узловатым пальцем с огромным перстнем по красному дереву стола.
Ну?..
Че, ну! Дура ты!
Почему?
Дура баба! начинает хрипло смеяться, а у меня от ее смеха мороз по коже, дура и все! Не тем местом думаешь!..
Пока я пытаюсь разгадать значение ее слов, каркающий смех переходит в кашель. Хронический, застарелый кашель курильщика с огромным стажем.
Быстро встав, наливаю в стакан воды из графина и подношу к трясущимся губам.
Пей.
Бабка делает несколько жадных глотков, а затем, отдышавшись, добавляет:
Ноги в кровь сотрешь, пока за своей любовью бегать будешь. А когда поймешь, что не в ту сторону бежала, будет уже поздно, обреченно машет на меня рукой, говорю же, дура.
В принципе, ничего нового я не услышала, потому что дурой она меня чаще, чем по имени называет. Поэтому, выкинув ее бредни из головы, начинаю собираться в салон.
Сегодня на меня будут направлены объективы десятков камер. Выглядеть надо соответствующе.
Через час с Алексом и усиленной охраной прибываем в косметический салон. Он тоже принадлежит нашей семье, но перед тем, как мне туда войти, Грозовой требует все перепроверить.
Я начинаю психовать. Что, закончилась спокойная жизнь, мне снова каждое утро в страхе просыпаться?
Наконец, спустя минут двадцать, Алекс открывает дверь Мерса с моей стороны.
Ирма Сергеевна, все в порядке, можно идти.
Я, закатив глаза, хмыкаю, но парень словно не замечает. Он ни за что в жизни меня не скомпрометирует.
Через два часа все готово. Мне нанесли вечерний макияж с акцентом на губы, волосы оставили распущенными, уложив концы естественными локонами, и помогли облачиться в белоснежное платье футляр с украшением в виде алой розы на груди.
Все вокруг восхищенно ахают, а мне все равно. Знаю, стоит мне только выйти за дверь, кукушки перемоют все кости.
Алекс ждет в просторном холле. Встает с дивана, едва я выхожу. Молча осматривает с ног до головы, в глазах мелькает одобрение.
Понравилось, хотя на людях комплимента не сделает.
Пока едем к месту, набираю Митрича.
Есть новости?
Кое-что
Ну!
Вечером на встречу в Градиент придет, узнаем, что ему надо.
Отключившись, я еще долго верчу телефон в руках. Сердце против воли тревожно сжимается.
За идиота Кляйса страшно. Когда несколько лет назад дядя объявил, что искать Марка больше не собирается, признаюсь, я выдохнула с облегчением. Мне было все равно, где он прячется. Главное, чтобы он был живым.
Сейчас Кляйсеныш какого-то черта вернулся. А я понятия не имею, что в голове у моего дяди.
На место прибываем буквально за десять минут до начала мероприятия. Алекс, оставив меня в машине под охраной, уходит самолично все проверить. Вскоре возвращается, чтобы проводить через толпу.
Народу собралось немало, что неудивительно, учитывая, сколько денег мы вбухали в рекламу. Отовсюду слышатся приветствия, щелкают фотокамеры. Начинает играть торжественная музыка.
Я профессионально улыбаюсь, так, словно сегодня самый счастливый день в моей жизни, хотя на самом деле мыслями сейчас в Градиенте с дядей и Митричем.
Под громкие овации разрезаю ленточку позолоченными ножницами и говорю традиционную речь. Чувствую себя относительно спокойно, потому что Алекс в деловой костюме и наушником в ухе всего в паре метров от меня. Среди гостей рассредоточены еще по меньшей мере с десяток наших спецов.
После завершения официальной части я выдерживаю фотосессию и делаю вид, что с огромным удовольствием общаюсь с журналистами и известными столичными бьюти-блогерами.
На банкет у меня сил уже не остается. Знаю, что мои администраторы прекрасно справятся и без меня.
Я домой хочу, шепчу подошедшему Алексу.
Пятнадцать минут, и мы уедем.
Я благодарно киваю. В ожидании, когда истечет обозначенное время, общаюсь со знакомыми, шучу и пью шампанское.
Это же уже пятый салон? спрашивает Ольга, жена владельца сети супермаркетов.
Улыбается, хлопая глазами. Излучает максимум дружелюбия. Будто я не знаю, как она сама мечтала об этих салонах. Ей мой дядя не позволил, потому что антимонопольное законодательство в нашем городе не работает.
В этом зале половина приглашенных нас ненавидят, вторая половина завидует.
Друзей у нашей семьи в этом городе нет.
Глава 6.
Назад возвращаемся поздно. Алекс, снявший неудобный для него пиджак и расстегнувший верхние пуговицы рубашки, молча сидит рядом. Глядя в телефон, с кем-то общается по делам охранного агентства.
Я же, положив голову на подголовник, безуспешно пытаюсь задремать.
Завтра дома? заметив, что не сплю, тихо спрашивает он.
Два дня выходных. Устала
Я тогда послезавтра на карьеры еду.
Рассеянно кивнув, я погружаюсь в свои мысли. Ни дядя, ни Митрич больше не звонили. Встреча еще не закончилась или им нечего мне рассказать? Или же, наоборот, они боятся мне озвучить новости?
Марк, с его безбашенностью, вполне мог нарваться на неприятности. Дядя не из тех, кто станет терпеть хамство. А Кляйс не из тех, кто следит за языком.
Вспомнив его нахальную улыбочку, дикий взгляд и хриплый шепот, неосознанно тру горло. Мудак уверен в своей неотразимости. Тут не поспоришь у него всегда были орды поклонниц. А я, дурочка, считала себя особенной. Выбрал меня из такого многообразия.
Ненавижу ублюдка.
По приезду домой сразу иду переодеться и смыть косметику. Захожу в комнату и сую нос в свежий букет алых роз. Обняв его руками, затягиваюсь полной грудью.
Снимая узкое платье, смотрю в окно. Дядя и Митрич сидят в подсвеченной большим фонарем беседке. Пьют коньяк и курят сигары.
Я быстро переодеваюсь, умываю лицо, заплетаю волосы в косу и, накинув на плечи бабкину шаль, бегу на задний двор.
Ну, хвастай давай, как прошло, лыбится подвыпивший Митрич.
Он хмелеет быстро. Становится расслабленным и любвеобильным.
Смотрю с улыбкой на Алекса. Он тоже уже успел переодеться в спортивные брюки и белую футболку и сейчас сидит напротив моего дяди с бокалом виски в руке.
Налили ему, скорее всего, за компанию, потому что все знают, что на работе Грозовой не пьет. А он сейчас на работе.
Нормально прошло, отмахиваюсь я, как всегда.
А в тырнете пишут, икает Митрич, ты была на высоте.
Дядя, глядя на меня поверх бокала, горделиво улыбается. Случается такое редко, поэтому такие моменты для меня особенно ценны.
У вас как дела? кутаясь в собственные руки, спрашиваю негромко.
Улыбка Митрича тут же тает. Запихав в рот оливку, долго, морщась, ее пережевывает. Дядя разливает ему и себе виски из бутылки.
Завод свой захотел вернуть Щенок!..
Завод? подаюсь вперед, Кляйс разве не знает, что он давно продан?
После того скандала по решению москвичей вино-водочный завод Кляйсов был продан стороннему человеку, а все деньги ушли в общак.
Знает. Компенсацию требует.
Требует?!
Я не верю своим ушам. У него врожденный дефект отсутствия инстинкта самосохранения? Что он о себе возомнил?!
Марк не то, что требовать, он возвращаться сюда права не имеет. Не после того, что сделал!
Мой дядя все еще хозяин города, хоть и наравне с Шумовым. Откуда столько самоуверенности?
Ага считает, что его незаконно лишили наследства.
За этим он вернулся? не дыша, спрашиваю я.