Матвей пришел, когда переполошенные жители разошлись по домам. По отцовской линии он унаследовал высокий рост и крепкие плечи, от матери карие глаза, по цвету напоминавшие мед. В его густых темных волосах удивительно хорошо смотрелись луговые незабудки, но об этом не было известно ни одной живой душе, кроме него и Фаи. Она взяла его за руку и повела к их излюбленному месту мимо ромашек, лилий-саранок и васильков к заменяющему скамейку стволу дерева у зарослей шиповника. Они были достаточно густы, чтобы спрятаться от посторонних глаз. Фая ухаживала за садом сама и очень им гордилась. Матвей усадил девушку рядом с собой и поцеловал в лоб, перебирая пальцами каштановые пряди толстой косы. Фая опустила голову ему на плечо и прикрыла глаза, хотя бы на несколько мгновений позволив себе спрятаться от остального мира, желающего забрать его у нее.
Я посвящу победу тебе, душа моя, сказал Матвей с улыбкой. Его голос был низким, как у дяди; ходили легенды, что прозвище Рокотов их предкам дали как раз из-за него. Заявлю об этом во всеуслышание. Глядишь, и братья на радостях найдут себе невест, и сразу сыграем свадьбу.
Жаль, что они не сделали этого раньше, прошептала Фая, не открывая глаз. Его слова были прекрасны, и не было ничего хуже, чем думать о том, что они никогда не станут явью.
Братьев у него было два, и, будучи младшим, Матвей не мог объявить о помолвке раньше них. Судя по тому, как смотрела на Фаю его родня, они надеялись, что однажды он передумает и выберет более подходящую невесту. Рокотовы жили в соседней деревне, но после пожара этой весной, который оставил их без дома и главы семьи, все перебрались к Борису. У того имелись большая изба и просторный двор, где держали коров, стадо овец и десяток свиней. У Фаи же не было ни отца, ни матери, которые оставили бы приданое, а Марфа жила скромно. Мяса, молока и шерсти у них никогда не бывало слишком много.
Была и еще одна причина, почему семья Матвея не проявляла к их союзу благосклонности. Бездетной Фае минуло восемнадцать, и она пересекла опасную черту, после которой девушка теряла надежду выйти замуж, уступая более юным невестам. В детстве Марфа нагадала ей обрести великое, невероятное счастье, но годы шли, а Фая оставалась одинока. Было очевидно, что боги сыграли с ней злую шутку. Горечь, которую она чувствовала поначалу, со временем исчезла, оставив после себя смирение. Ее бабушка была одинока и являлась живым доказательством того, что, вопреки всем унизительным прозвищам и пословицам, жизнь без брака могла быть вполне сносной если не лениться и правильно вести хозяйство. По крайней мере, Фае не было уготовано жить с уродливым стариком или любителем поколачивать жен. Под строгим надзором Марфы она научилась всему, что должна была знать женщина, не имея поддержки мужа, и в ее речах не было робости, которую могли ожидать от сироты суровые свахи и сватьи. Дважды переговоры о помолвке закончились ничем, получившие отказ юноши в один миг забыли о ее существовании. И быстро нашли себе других жен, одна из которых уже была беременна.
Вот же гордячка! А ведь была бы недурна, шептались старухи, имея в виду румянец и зеленые глаза девушки, если бы пополнела и избавилась от веснушек на лице. Их не могла вывести даже сильнодействующая мазь из сорочьих яиц. То была верная примета, что совесть у нее нечиста, а в душе есть место недоброму лукавству. Однако девятнадцатилетний юноша из семейства Рокотовых в такие вещи явно не верил. Батюшка, как-то раз обронил он, встречал в своих путешествиях много хороших людей, которые делили с ним пищу и кров и ни разу не пытались обокрасть. У некоторых были веснушки. Нельзя по ним судить о душе человека.
Матвей провел костяшками пальцев по шее Фаи над воротом рубахи, заставляя затаить дыхание. Никому в деревне не удавалось победить его в кулачных боях, но, касаясь ее, он всегда был ласков. Рассказы других девушек нередко изобиловали грубыми подробностями близости с мужчинами, ее собственный краткий опыт оказался не менее болезненным, и Фая была счастлива узнать, что бывает и по-другому. Обещание большего в его глазах и поцелуях делало ожидание свадьбы более сносным.
Не все такие счастливчики, как я. Я понял, что принадлежу тебе, в тот же миг, как впервые увидел.
И ушел, ничего не сказав, пожурила она его в который раз за последние месяцы.
Ты спросила бы, отчего я стою и смотрю, как ты танцуешь, а я бы и не вымолвил ни слова. Никогда такого не бывало, что я не мог разгадать собственное сердце. А оно уже было в твоих руках. Его обычно спокойный голос дрогнул. В ночь Ивана Купалы я уже знал, что ты станешь моей женой. Единственной женой, других мне не надо. Как же ты была красива в лунном свете.
Фая крепко зажмурилась, не позволяя себе заглянуть ему в глаза, обычно они говорили куда красноречивее слов, и тогда она бы точно не сдержала слез. Только он звал ее неполным именем, и оно всегда звучало ласково, заменяя собой все нежные слова.
Знаешь, я ведь сегодня видел сон.
Какой же? Хороший? с надеждой спросила она.
Конечно. Там была ты. И дом, в котором мы будем жить.
Отец Матвея был купцом и в детстве много рассказывал ему о диковинных орнаментах, которые ему удалось увидеть в дальних землях. Он был уверен, что сможет повторить их собственными руками, хотя порой невообразимые по красоте описания напоминали Фае сказки. Думал Матвей и о том, что однажды сам станет купцом, а поскольку расставаться с женой он не имел ни малейшего желания, то они уедут из деревни вместе вот же неслыханно! и отправятся в путешествие. За море, где есть роскошные дворцы, чьи крыши касаются облаков, и сады прекраснее, чем в любых легендах. Оттуда они привезут мягкие перины, шелк и фруктовые деревья, и цветы для сада Фаи. Их жилище будет самым красивым во всей деревне. Место на дворе Рокотовых, где к избе могла быть пристроена клеть [4] для молодой семьи, будущий муж уже присмотрел.
Фая знала, что последует за Матвеем куда угодно, ее счастье было заключено в нем одном, и неважно, где они окажутся. Сейчас она была готова пожертвовать всеми дворцами на свете, лишь бы приближающиеся кочевники рассыпались в прах.
Уж лучше бы сегодняшний день был сном, глухо ответила она. Матвей, правда ли, что сказывают что они рубят врагам головы, а потом пируют их останками, что вороны? И делают себе из костей княжеские венцы? Сжигают дома и поля на потеху своим проклятым черным богам?
Матвей отпустил ее волосы и взял за руку, поглаживая маленькую ладонь.
Не смешивай сказки и явь, уклончиво ответил он. Я тоже целюсь в голову, ибо тогда смерть наступает наверняка. Мой дядя уже сражался с ними раньше и знает, чего ждать. Они еще пожалеют, что решили напасть на нас.
Фая вспомнила, что сказали бабушке сегодня руны, и по ее телу пробежала дрожь.
Ты можешь выйти на поединок, что значило страшную смерть в случае его поражения и почти наверняка в случае победы: он должен был продолжать битву ослабевшим.
Да, коли так укажет жребий. Но не забывай, я учился драться на мечах с семи лет.
Его голос был совершенно спокоен, будто Матвей не чувствовал страха. Но по едва заметной дрожи в пальцах, по тому, как он прижал ее к себе еще крепче, Фая понимала, чего он боится прежде всего того, что не сможет защитить будущее, которого они так ждали. Она ответила тихой лаской, запуская руку в его волосы и поглаживая густые пряди, пока его плечи не расслабились. Матвей был куда выше и сильнее, и то, как легко он покорялся ей, заставляло ее сердце трепетать подобно пойманной в силок птице.
Побудь со мной, мой свет. Хотя бы до заката, попросила она, мягко целуя его в губы. Ее бабушка ушла к соседке, чтобы помочь с отелившейся коровой, и долго еще не вернется.