Фая наконец обрела дар речи:
Просить за того, кто мне мил.
На морщинистом лице не появилось ни усмешки, ни признаков узнавания.
Коли среди его предков были великие воины, они ему помогут. Коли нет, после смерти его встретят как подобает.
Он не может умереть! Фая сорвалась на крик, но старуха даже не шелохнулась. Лишь тонкая седая бровь поползла вверх.
И это говоришь ты? Решила, раз дары твои так искусны, получила надо мной власть?
Пожалуйста, отчаянно зашептала Фая, простирая к ней дрожащую руку, другой прижимая к груди платок. Милостивая госпожа, прости меня. В нем одном заключена моя жизнь, и я сделаю что захочешь, чтобы он вернулся ко мне.
Ах так. И почему же ты считаешь, что никто на свете его не заменит?
Вопрос был задан все тем же бесстрастным тоном. Фая опустила глаза, разглядывая следы собственной запекшейся крови на ноже. Были ли хоть на одном человеческом языке слова, чтобы объяснить, что́ значили для нее каждый взгляд и прикосновение Матвея? Стук его живого сердца под ее ладонью? Ласковые слова, которые он шептал ей просто так или в минуты страсти? Мечты, которыми делился с ней день за днем, строя их жизнь на годы вперед? Ей было нечего ответить.
Я вижу, пророкотал дух. Когда Фая подняла взгляд, уголок ее тонких губ приподнялся в подобии улыбки. Она была слишком напугана, чтобы заметить в ней торжество. Молод он, хорош собой? Добр сердцем, надо полагать, и ласков?
Фая закивала.
Что же ты готова предложить мне за его жизнь?
Что пожелает твоя душа. Она выпрямилась, глядя на нее немигающим, искренним взглядом.
Ах, желаний у меня много, и некоторые не сбудутся никогда, как бы про себя заметила Марена, воздев глаза к небу.
Затем ее взгляд небрежно скользнул по обнаженному телу Фаи, задержавшись на окровавленном платке.
Душа подобно твоей, однако, в моем царстве бы пригодилась, промурлыкал дух. Такие чувства всегда делают людей краше, чем они есть.
Фая заставила себя не двигаться; внутри нее все кричало от ужаса. То, что она прочитала в книге, подготовило ее к этому моменту, однако оказаться в нем наяву было куда страшнее. Она не чувствовала ничего близкого к религиозному исступлению, о котором так много говорилось в легендах о богах.
Не спешишь убежать? хрипло рассмеялась старуха, подождав немного. Похвально. Я не убийца, поэтому заберу ее, когда настанет час тебе пересечь Калинов мост. Умерев один раз, твой милый сможет вернуться к тебе. Ты получишь то, что просишь, но за это проведешь вечность, служа царству мертвых. Таково мое условие.
Фае показалось, что глаза старухи весело сверкнули, но это могла быть просто игра лунного света.
Один раз, прошептала она; язык с трудом ей повиновался.
Бессмертных людей на свете не бывает.
Она сжала руку, где прежде держала конька, но пальцы сомкнулись вокруг пустоты.
И будучи у вас в услужении я смогу видеть его? Говорить с ним?
Если ваша связь так сильна, как ты считаешь.
Впервые с тех пор, как она оставила Матвея, на ее лице появилась улыбка. Их связь была единственным, в чем она, не зная ни родителей, ни места своего рождения, никогда не сомневалась. Ради него она выдержит что угодно.
Я согласна.
Дай мне руку.
Она сделала глубокий вдох и протянула ладонь. На нее упал деревянный оберег, который богиня вытащила из своего рукава. По форме он напоминал секиру Перуна, которую Фая видела сегодня у других воинов на капище. Матвей носил подобную каждый день. Затем, к ее изумлению, лунный свет засиял на деревянной поверхности, словно на воде, и так же внезапно погас, оставив после себя тяжесть и едва заметный серебристый узор, извивающийся подобно цветочному побегу.
Оберег сделан из ели у Калинова моста, продолжала Марена. Завтра первым делом надень его на шею тому, за кого просила, и прочти молитву, которую я тебе скажу. Так, окажись он на пороге смерти, его узнают и отпустят обратно. А после, когда он вернется, убедись, что будешь первой женщиной, к которой он прикоснется. Иначе мое благословение потеряет силу и он умрет.
Фая решительно кивнула, зажав дар в кулаке. Затем Марена медленно заговорила на древнем языке, что был записан в бабушкиных свитках. Если бы Фая видела себя со стороны, заметила бы, что глаза ее вспыхнули янтарем, а печать царицы подземного мира легла на лицо, стерев со щек румянец. Но в тот момент в душе ее царила радость. У ее счастья будет шанс на спасение.
Благодарю тебя от всего сердца.
Помни мой наказ. И не рассказывай о своем обете ни одной живой душе.
Марена растаяла в воздухе, забрав с собой все подношения и обереги, оставленные Фаей. Тьма отступила, и на девушку обрушился бурный поток звуков и запахов леса. Пришлось на несколько мгновений зажмуриться, чтобы не кружилась голова. Вернулся и холод, поэтому она набросила на плечи чистый платок, содрогаясь всем телом. Немного придя в себя, Фая потянулась за коньком, лежащим совсем рядом, и удивилась, до чего он был теплым по сравнению с даром духа. Тот выглядел совсем просто, но, как и от Марены, от него будто исходила невидимая сила.
Фая тряхнула головой: в серебристом свечении ей почудились кровавые отблески, а далекий клич совы превратился в крик боли. Пора было возвращаться домой. Неизвестно, сколько времени отнял обряд, и Марфа могла забеспокоиться. С трудом встав на одеревеневших ногах, она начала одеваться и поморщилась, когда холодная ткань рубашки оцарапала кожу. Онучи пришлось на несколько секунд прижать к груди, чтобы хотя бы немного согреть. Нож, как и платок с пятнами крови, она думала спрятать в саду до утра. Косу Фая заплела лишь наполовину, то и дело прикрывая глаза от боли, саднящей в груди и отдающей в левое плечо. Наконец, проведя правой рукой по земле, она стерла все следы ритуала, прошептала под нос последнюю молитву и ушла с поляны не оглядываясь.
* * *
Рано утром войско должно было выступить навстречу кочевникам. Фая, проспав всего пару часов, с трудом держала глаза открытыми, но ни на миг не позволила себе забыть об обереге, что сжимала в руке.
Ты что-то бледна, заметила Марфа, пока они шли к воротам вместе с остальными жителями. Не заболела ли, часом?
Фая покачала головой, подавив зевок. Домой она вернулась глубокой ночью, продрогнув до костей, и проснулась спустя всего несколько часов, чтобы подоить корову. Сейчас под ее глазами пролегли тени, а тело пробирала дрожь. Ноги едва слушались.
Хочешь, приготовлю для тебя травяной отвар?
Бабушка, я здорова, мягко ответила она. Саднившую ранку у сердца кольнуло. Да неужто? Отвар мне ни к чему. Я буду в порядке, когда все закончится.
Ох, Матвейка, надеру уши, как вернешься, едва слышно пробормотала себе под нос Марфа.
Разыскать Матвея среди других воинов, прощавшихся с родными, было несложно он возвышался над толпой на целую голову. Вместо обычной рубашки на нем была стеганая, под кольчугу, пояс украшали защитные руны, несомненно вышитые рукой матери, а лапти сменились высокими сапогами. Вместе с братьями они запрягали лошадей в повозки с оружием и броней, поправляя гриву и шлеи, чтобы лежали ровно и не натерли животным спины. Чувствуя царившее вокруг напряжение, лошади нервничали, мотая головами и топча тяжелыми копытами землю. На глазах Фаи одна вдруг взвилась на месте с громким ржанием, едва не ударив Матвея в живот, и девушка невольно схватилась за сердце. Он успел отскочить в сторону, но затем поймал лошадь за уздечку и погладил по шее, пристально глядя в глаза. Ей не было слышно, что именно он говорил, но в конце концов завел ту в оглобли, и на его лице появилась удовлетворенная улыбка.
Уже пристегивая к уздечке вожжи, он словно почувствовал взгляд Фаи и повернулся в ее сторону. Выражение его лица смягчилось, став почти ласковым. По дороге сюда Фая еще тешила себя мыслью, что боги вот-вот пошлют им чудо в обличье гонца, который принесет весть об отступлении кочевников или прибытии княжеской дружины. Чуда не случилось. И она могла лишь надеяться, что вид Матвея в боевом облачении, с огромным деревянным щитом и мечом в руках, окажется столь грозен, что противник будет бежать прочь в страхе. Ну а если даже помощи богов и предков будет недостаточно, добытый ею оберег должен помочь ему вернуться домой живым.