Старший брат потрогал дугу над головой лошади и что-то сказал Матвею, кивнув в сторону Фаи и Марфы. К тому моменту как он подошел к ним, вытерев руки о подол рубашки, сердце Фаи билось подобно барабану. Она едва сдерживала дрожь, сжимая в кулаках складки юбки.
Здравствуй, Марфа, вежливо сказал Матвей.
Здравствуй, проворчала она в ответ, смерив его внимательным взглядом с высоты своего небольшого роста. Хорошо спал, как я погляжу.
Да, робко согласился он, прочистив горло. Фая склонила голову, послав бабушке многозначительный взгляд, прежде чем та могла сказать что-то о холодном береге реки. К счастью, Марфа решила ограничиться короткой молитвой о его безопасности и отошла к знакомому старику, который прощался с зятем.
У меня для тебя кое-что есть, сказала Фая, прежде чем Матвей успел снова открыть рот, и показала подарок Марены. Он был освящен светом полной луны и убережет тебя во время битвы.
Юноша послушно наклонил голову, позволив ей надеть оберег ему на шею. Про себя Фая быстро читала молитву, буквально слыша в ушах скрипучий голос духа. Когда она произнесла последнее слово, ее пробрала дрожь, и даже Матвей дернул плечами, осторожно касаясь оберега.
Как странно. С виду легкий, а весит, будто сделан из камня. Как много силы ты в него вложила, душа моя.
Руки Фаи инстинктивно сжали его плечи крепче. Он поднял глаза и обеспокоенно сдвинул брови, отмечая бледность и потухший взгляд девушки.
Ты потратила на это всю ночь?
Я бы провела ее с тобой, ответила Фая, коли знала бы, что этого будет достаточно, чтобы защитить тебя.
Руки Матвея сомкнулись на ее талии, почти обхватив ее целиком. Она прижалась лбом к его лбу, вдыхая знакомый запах, к которому примешивались тяжесть закаленного металла и свежесть сена, которым кормили лошадей.
Вчера мне казалось, что я могу в одиночку выйти против целого войска, тихо сказал он. Если дома меня будешь ждать ты.
Фая скользнула пальцами по его коже, стараясь запечатлеть в памяти каждую деталь. Изгибы крепких мускулов на груди и плечах. Тепло ладоней, покрытых мозолями и старыми ссадинами, но тем не менее нежных.
Ты мой свет, Матвей. Ты моя жизнь. И, когда ты вернешься, я первая выйду навстречу.
Улыбка, которой он ей ответил, стоила каждого мгновения боли, которую она испытывала из-за вчерашнего ритуала. В уголках глаз тонкими лучами разбежались морщинки, и она прикоснулась к ним большими пальцами.
Рядом раздался звук шагов, и Фая увидела внушительную фигуру его дяди. Сквозь седую бороду Бориса проглядывала усмешка, глаза были прищурены.
Решил взять на битву свою красавицу? последнее слово прозвучало почти небрежно. Боюсь, кольчуги для нее у нас нет, как и меча.
Нет, дядя, ровным голосом откликнулся юноша, в защитном жесте сжимая ее талию крепче. Она уже подарила мне свое благословение.
Снова цветочки? Матвей несколько месяцев носил при себе подарок из ее сада, пока цветок не обратился в пыль. Не задерживайся. Мы выступаем. Поприветствуем эту нечисть раньше, чем они ожидают.
Слова Бориса рассекли воздух подобно лезвию меча. Фая тихо выдохнула и прикрыла глаза, когда Матвей поцеловал ее в лоб.
Мне нужно что-то отдать тебе. Это принадлежало моей семье
Отдашь, когда вернешься! ответила она, яростно тряхнув головой и приказывая себе стоять прямо, хотя ноги держали ее с трудом. Матвей покорно кивнул и отступил на шаг, не отрывая взгляда от ее лица, словно не мог насмотреться. Его голос был полон нежности.
Я вернусь, моя милая.
Он ушел следом за дядей, ступая твердо и держа подбородок высоко воин, готовый к битве. Проводы завершились, и, стоя между Марфой и его матерью в толпе жителей, Фая смотрела, как уезжала за ворота вереница повозок, окруженных воинами. Дорогу и поля заволокла туманная дымка, мерцающая розовым в свете солнца. Кто-то из мужчин завел песню о храбрости воинов и великой битве, о которых позже сложат легенды, и постепенно ее подхватили все остальные. Фая не слышала ни слова. До тех пор пока могла, она смотрела на удаляющуюся высокую фигуру, подняв дрожащую руку, когда ей показалось, что Матвей обернулся. Затем створки тяжелых ворот сомкнулись, отрезав их друг от друга. Стражники задвинули засов.
Фаина.
Варвара, мать Матвея, крайне редко снисходила до обращения к Фае. Выйдя замуж в тринадцать, как и положено, позже она родила семерых детей, четверо из которых уже умерли, а для оставшихся желала найти лучших невест, с достойным приданым, работящих и скромных. Покойные жены двух старших сыновей этими качествами не отличались, и жениться снова те не спешили, пресытившись капризами. Варваре помогали и сваха, и невестка, хорошо знавшие все семьи с незамужними дочерями. И обе они считали, что Фаина уступала другим по возрасту и богатству и несильно превосходила их в талантах. Придирчивые глаза всегда могли найти изъяны в ее рукоделии, а она еще смела дерзить, защищая свою работу. Готовила она сносно, но слишком просто, так как приходилось беречь мясо. Не ленилась, когда работала в поле и огороде, но ее страсть к саду не воспринималась всерьез. Вот если бы в приданое за нее давали столько же коров и овец, сколько у нее было цветочных кустов, Варвара, возможно, посмотрела бы на невзрачную бедную сироту иначе. Свояченица то и дело отпускала намеки, что их присутствие становится накладным, хотя тут могла быть замешана и ревность: Борис начал оказывать вдове брата знаки внимания.
То, как Фаина запала в душу Матвею, повергло в недоумение всю семью. Он виделся с ней так часто, как позволяли дела, хвалил все, где другие находили недостатки, и поднимал на смех все подозрения относительно веснушек. Более достойные девушки вроде дочерей знахаря, которые не отличались худобой и точно смогли бы родить здоровых детей, для него просто не существовали даже в качестве вторых жен. Матвей поссорился с дядей, заявившим об алчных намерениях его единственной наперсницы. А перед походом и вовсе заявил, что, если ему однажды не позволят взять ее в жены, он больше никогда не переступит порог дома воеводы.
Наблюдая, как он и Фаина прощались друг с другом перед уходом войска, ослабевшая от тревоги Варвара вдруг почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. В тот момент девушка, казалось, искренне переживала о его судьбе. Даже отказалась принять подарок, который Матвей выпросил накануне, пользуясь снисходительностью матери. Ее привязанность к нему была тихой, без громких бесполезных истерик и отчаянных проклятий. И на памяти Варвары никто так не смотрел на ее мальчика.
Поддавшись порыву, она сказала, глядя в удивленные зеленые глаза:
Когда Борис и мои сыновья вернутся, после общего пира мы устроим праздник. Приходите и вы с Марфой.
Она не давала никаких обещаний. Не говорила, что сочла ее хорошей женой своему сыну. И все же уставшее лицо девушки просияло, словно на нее снизошло благословение, а глаза заблестели.
Благодарю от всего сердца, сударыня. Я верю, они обязательно вернутся.
* * *
Время тянулось медленно, как мед, стекающий с пчелиного улья на землю. Фая не находила себе места, переходя из одного конца двора в другой. Огород был прополот, сено переворошено, а руки дрожали слишком сильно, чтобы заниматься ткачеством. Оставив станок, она взялась очищать стену печи, закоптившуюся после целого дня приготовления подношений. В горнице до сих пор сильно пахло дымом. То и дело Фае приходилось останавливаться, вытирая с лица пот и надеясь, что секунда отдыха уймет растущую боль в груди. Ранка не воспалилась и не загноилась, но продолжала терзать ее, несмотря на все молитвы и чудодейственную мазь.