Настя на самом деле нашлась в туалете, только уже не плакала. Стояла у окна, шумно хлюпая носом.
Настя, ты чего, что случилось? Я присела перед ней, попыталась поймать взгляд.
Ничего, на удивление ровно ответила та.
Кто тебя обидел?
Никто.
Даже не сомневалась, что молчать, как партизан, будет. Характер у неё стальной, что-то подсказывало явно не в дразнилках дело.
Ей Платон сказал, что, раз мама бросила, значит, не любила никогда, доложила Света. Она вместе со мной в туалет пошла. Вокруг сновали дети, перемена вот-вот закончится, разговаривать по душам мягко говоря было неудобно.
Пойдём. Я поднялась, протянула Насте руку. Вернёмся в класс. Если хочешь, после уроков поговорим. А мама заметив, как Настя вздрогнула, я мягко завершила: Мама тебя очень-очень любит, поверь.
Правда? детская ладошка доверчиво легла в мою, а в глазах зажглась такая надежда, что сердце заболело.
Правда, кивнула я.
Вот, значит, как. Стало ещё интереснее. Значит, мама ушла из дома. К другому? Но почему тогда дочь на папу оставила, с собой не забрала? Такое в моей практике впервые, что думать не знаю. Насколько ей с мужем плохо было, что бросила всё, включая дочь?
После уроков Настя оставаться не стала, но я, если честно, и не ждала. Пока для неё чужая, доверять сложно. На будущее сделала пометку: обязательно разговорить, не для того, чтобы семейные тайны вызнать, а чтобы убрать неуверенность в себе, которой, оказывается, в Насте много.
Репетиции проходили каждый день, порой в классе, иногда в актовом зале. Постепенно дети втянулись, многие уже полностью знали свой текст, но оставались такие, кому стихи давались с трудом. Например, Ногач Платон. Его мама мне уже мозг чайной ложкой выела жалобами, что много, трудно, скучно и вообще не современно. С последним я бы может согласилась, только не от меня зависит выбор. В Министерстве сказали упор на детскую классику делать. Я бы, может, «Мой сосед Тоторо» поставила, но кого волнуют мои предпочтения?
Эта же мама, к слову, изначально главную роль просила и обещала, что сын всё-всё выучит. Вот так мы и получили своего Балду. Снимать уже поздно, а текст он с горем пополам через абзац знает.
Глупенький бес, куда ты полез, нести не можешь, а я ногами промеж
Платон путался. Согласна, текст сложный, но выучить всего несколько фраз за автора я читаю. Надо было настоять и ставить «Конька-горбунка», там хоть слова попроще. Но директор настоял, сказал: школа у нас элитная, детки все умные, тесты при поступлении прошли, значит, выучат. Самого бы его сюда отправить и пусть любуется
Глупый ты бес, куда ж ты за нами полез? И руками-то снести не смог, а я, смотри, снесу промеж ног, раздалось в тишине. Платон зло посмотрел на Настю, покраснел и закричал:
Заткнись! Заткнись! Это моя роль! Я знаю, как надо!
От этого визга я оторопела. Платон часто вёл себя агрессивно, но чтобы так орать Секунда, и в Настю полетела книга и ударила ребром по лбу.
Платон! я подскочила со стула, бросилась к Насте. Сердце выскакивало, ладони заледенели: первое чп! На Настином лбу наливалась шишка, в глазах стояли слёзы.
Платон, ты что творишь? грозно спросила я, выпрямляясь. Он, надувшись, стоял на сцене, скрестив руки на груди, явно копируя чью-то позу.
А нечего лезть туда, куда не просят, заявил он. Я с тоской подумала, что он вообще не раскаивается, тут беседой не обойдёшься.
Я сейчас отведу Настю к медсестре, а вы сидите тихо, сказала, особо не надеясь на тишину. И что делать? Пополам разорваться? Позвонила Тамаре, тоже учительнице начальных классов. Может, она посидит с моими, если не ушла. Повезло.
Что, уже дерутся? Тамара работала здесь уже десять лет. Сходу оценив обстановку, отправила нас в медпункт, а сама прикрикнула на детей, призвав к порядку.
Болит? спросила я Настю, пока спускались. Она не проронила ни слезинки, но я видела, они плещутся в глазах, такие горькие, что хочется обнять и пожалеть.
Нет, соврала она.
Я позвоню твоей няне, она заберёт домой.
Софья Львовна до трёх занята, к врачу пошла. Настя прерывисто вздохнула и прикусила губу.
Тогда позвоню папе.
Мы уже дошли до медпункта.
Папа работает.
Ради тебя приедет. Если честно, в это верилось слабо, но я вложила всю уверенность в слова, чтобы успокоить. Насте сейчас не моё утешение нужно, а кого-то близкого.
Пока медсестра ворковала, аккуратно щупая лоб, я вышла и набрала Голицына.
Слушаю, он ответил не сразу.
Здравствуйте, Виктор. Простите, что отвлекаю, но вам надо срочно приехать в школу.
Что случилось? из делового голос моментально стал взволнованным.
Ничего страшного. Точнее, дети немного повздорили и Я путалась, не зная, что сказать. Впервые за четыре года работы такое случилось, что сказать? У Насти на лбу шишка, лучше забрать домой. Она сказала, что ваша няня
Да, у врача, перебил он. Скоро буду.
Надо же. Я с удивлением уставилась на телефон. Не думала, что так быстро отреагирует. Теперь второй звонок, маме Платона, и пусть между собой разбираются. Ох, кажется, сегодня я домой не скоро попаду
Десятая глава
Сдача «Изумруда» затягивалась, и я, хоть убей, не мог отделаться от мысли, что Глеб приложил к этому руку. Глупо, конечно, тем более сам с энергетиками встречался, но личную неприязнь никуда не деть. Двери ещё эти стеклянные, сидишь, как в аквариуме, и всё бы ничего, только Глеб постоянно перед глазами маячил. Смотрел на меня, как на девицу в Амстердаме, хотя шлюха из нас двоих он, не я
Победа! Как мысли прочитал: нарисовался в кабинете, размахивая бумажками. Вить, они одобрили, подключим и вперёд!
«Изумруд»? отличная новость придала сил, даже второе дыхание открылось. Что электрики, сроки не сдвигали, за неделю управятся?
Первая очередь будет сдана двадцать восьмого, вторую обещают к середине октября подключить. Глеб пересёк кабинет и по-хозяйски небрежно устроился в кресле. Закинул ногу на ногу, широко улыбнулся, но сейчас даже это не испортило настроения.
Третья очередь будет готова к февралю, протянул я, листая разрешение от энергетиков на подключение к городской сети. Посмотрел на Глеба, с трудом сдержался, чтобы не улыбнуться в ответ. Первая большая стройка под моим руководством завершена. Да, были трудности, пришлось выкупать всё у обанкротившейся фирмы, договариваться о цене с дольщиками, терять деньги, но теперь всё наладится.
Надо запускать новую рекламу и объявлять старт продаж в сданном доме, сказал, а сам представил новый жилой комплекс, большой, светлый, современный. Не бизнес-класс, но ничего, до этого ещё дорастём, пока главное бюджетное жильё качественным делать, репутацию зарабатывать. Вынужденный простой и откладывание сдачи по этой репутации ой как били
Уже, кивнул Глеб, отбросив веселье. Он всегда был такой: от расхлябанности до серьёзности щелчок пальцев. С маркетинговым отделом утром обсудил новую стратегию, к среде выкатят макеты баннеров и рекламу на телевидении и в интернете. Предлагают ещё флаеры делать, но я сомневаюсь. Люди, что готовы миллионы платить, не будут переходить по сомнительным бумажкам.
Может быть. А может быть и нет.
В словах Глеба был резон, как бы я ни хотел этого признавать. Да и рекламный бюджет не резиновый. Но если хоть один придёт и купит, флаеры окупятся разом. Я покосился на Глеба: сидит, снова лыбится, словно мысли мои читает.
Обсудим?
От ответа отвлёк телефон. Покосившись на экран, я пересёкся с Глебом взглядом, и тот понятливо замолчал. К окну заинтересованно отвернулся. Боровицкий звонил впервые после нашей встречи, и сердце внезапно застучало быстрее: неужели нашлась Диана?
Виктор Маркович, Боровицкий. По нашему делу: вы не могли бы заехать в офис к пяти?
Я покосился на часы: половина второго.