Но вернёмся в купе спального вагона, где не собирались ложиться спать. Ложиться собирались, но не спать. В интимной полутьме светильников у изголовья лежанок брюнетка посверкивала влажными сливами глаз и напряжённо молчала. Она была потрясена ладной, суровой фразой, что не стоит «тревожить товарища капитана», сказанной спокойно и внушительно. Развёрнутая «ксива»11 с красными корочками, фотография, схожая с владельцем документа, добила попутчицу окончательно. Брюнетка насупилась, затаилась в обиде и тревоге минут на десять, затем решилась на переговоры о перемирии, не теряя при этом чувства собственного достоинства и наглости профессиональной проститутки:
Извини, мент, за грубости.
Продолжай в том же духе.
Хочешь, за знакомство сделаю что-нибудь эдакое приятное? Откровенное и бесплатное. По долгу унижения и уважения к внутренним органам.
К своим?!
Что «к своим»?! не понимала затяжного юмора брюнетка.
К своим органам?! уже явно издевался Фёдор.
К органам правопорядка! возмущённо повысила голос попутчица. Прикалываешься?!
Эк тебя корежит, свободная девушка? Отвернись к окну и тихонько похнычь про тяжёлую житуху, как обыкновенная российская баба, пока добрый дядя не заснёт.
Окэ! воскликнула брюнетка, переняв производную от английского «окей!» Похныкать можно! Посочувствуешь?!
Нет!
Почему?!
А помолчать?! разозлился Фёдор.
Вот тут извини. Я такая распалённая нынче! Такая разгорячённая беготней, переездами, перелётами! Нервы звенят! И замолчать?! На всю ночь?! Это выше моих сил! призналась брюнетка.
Не повезло, тяжко вздохнул Фёдор.
Эт точно! весело откликнулась попутчица. Но так что?
Что? Дыши ровно, говори сдержанно, без возгласов и воплей, чтобы дядюшка смог задремать.
Для мента у тебя слишком здоровое чувство юмора, примирительно заметила брюнетка.
Астронавты любят открытый космос, а не чёрные дыры. И не лезут, куда попало без скафандра, потому и здоровое чувство до сих пор.
Окэ! У нас с собой было! задорно хмыкнула брюнетка, ловко выхватила из дамской сумочки прозрачный квадратик с кружком красного презерватива.
Фёдор не удержался, фыркнул от смеха и спросил серьезно:
Водительское удостоверение имеешь?
Имею, с готовностью ответила брюнетка.
Купила?
Ну, почему же купила? Подарили.
И машину водишь?
А как же?! расслабилась попутчица завязке дружеского разговора.
И ПаДэДэ знаешь?
Что?!
Не знаешь, заявил Фёдор.
Что не знаю?! не сдавалась брюнетка.
Правила дорожного движения не знаешь.
А-а-а, брюнетка снисходительно улыбнулась. Приколы продолжались.
Забавный предмет, положенный попутчицей на столик, напоминал миниатюрный макет дорожного знака из учебного пособия к «Правилам дорожного движения».
Так вот же знак! он ткнул пальцем в столешницу близ презерватива. Движение в твою сторону запрещено! по-детски обрадовался Фёдор смешным символам и совпадениям. Я же сказал, с детства люблю космос, а не канализацию.
Смуглая от загара, как цыганка, брюнетка вспыхнула шоколадным румянцем от оскорбления, но сдержалась в ответной дерзости, видимо, решив удавить попутчика этой же ночью шнурком от его кроссовок или отравить клофелином.
Что может быть прелестней румянца на щеках симпатичной смуглой, словно крепкий кофе с молоком, молодой женщины? Только нежный прозрачный румянец на щеках белокожей блондинки с голубыми глазами.
Брюнеток Фёдор терпеть не мог и опасался с времен начальной школы, когда его, первоклассника, напугала цыганка в тёмном подъезде, нагадав дальнюю дорогу в казённый дом и вагон неприятностей на всю оставшуюся жизнь от двух черноволосых женщин. Цыганка, как выяснилось позже вечером, представилась соцработником и обворовала соседку родителей Фёдора по этажу доверчивую, одинокую пенсионерку тётю Серафиму.
С тех пор Фёдору казалось, что во всех брюнетках живёт чёрное, ведьмовское, коварное начало. При всём том, что блондинки бывают тоже не подарок, но нежности в их образе гораздо больше. Надо признаться, предсказание цыганкой долгой дороги Фёдору нравилось, если трактовать его, конечно, с оптимизмом, а вот из черноволосых женщин на его жизненном пути встретилась так близко эта первая, других он избегал.
По вагону объявили об отправлении поезда. Состав плавно и незаметно тронулся, будто не вагоны покатились в сторону Петербурга, а платформа с провожающими стала медленно отъезжать к Москве.
Чувствуя некоторую собственную вину, что поддержал разговор и направил в грязное русло похоти и разврата, Фёдор попытался обострить ситуацию и вырулить беседу на хорошую ссору, чтобы болтливая соседка обиделась и замолчала до самого Петербурга:
Укладывайся, тётя, и похнычь в подушку. Молча. Как поняли?! Приём! Я тыщща девятьсот девяносто третий!..
Пока попутчица туго соображала, причём тут цифра грядущего года, Фёдор успел пролистнуть странички журнала с новыми зарубежными новинками и достижениями компьютерного рынка.
Ах, тварь ментовская! зашипела брюнетистая тварь зловеще.
Фёдора приподняло с койки для возможной самообороны.
Оскорблять?! воскликнула попутчица.
Здравствуйте ж-ж-ж желания под Новый год! всё ещё смело иронизировал Фёдор. Причём тут премия «Оскар»?
Брюнетка загорелась всеми кровеносными сосудами напомаженного личика, вряд ли оценила сложную шутку, на удивление, сдержалась от резких высказываний, наоборот, расслабилась, принялась расстёгивать на груди полупрозрачную блузку.
Ладно, ехать вместе всю ночь. Давай мириться. И поговорим по душам, предложила она интимным шёпотом. Где у тебя душа, мент? Может, их у тебя две, как у женщин, в каждой груди или одна, как у настоящих мужиков, под мочевым пузырём?
Очень вовремя в дверном проёме возникла грудастая проводница. В форменной пилоточке, прицепленной заколками к копне выгоревших до желтизны волос, она напоминала бравого солдата Швейка в женском обличье. Проводница поставила на столик перед Фёдором стакан мутного чая в почерневшем мельхиоровом подстаканнике, глянула на блузку брюнетки, расстёгнутую до чёрного кружевного лифчика, хмыкнула, мало сказать, презрительно, свирепо и заявила:
Гонору-то!.. гонору было, девочка! А уж, гляньте, расстегается до пупа! Платите за постель, граждане, и можете начинать!
Вылететь с работы, гражданка, прям по ходу поезда, не желаете? грозно спросил Фёдор. Например, на станции Лихославль?!
Осторожней! Он мент! запоздало предупредила попутчица, тоже из женской солидарности.
Проводница посерела лицом, но извиняться не стала.
У нас тут своих целая бригада ходит по вагонам, напомнила она и более радушно предложила:
К чаю чего желаете? Имеются печеньки «Столичные». Десять тыщ12, неловко пошутила она. Ещё плавленые сырки имеются. «Дружба».
«Дружба», годится. Принеси, пожалуйста, простоквашу для моей попутчицы. Пусть остынет и сделает кислую маску лица.
Молочных продуктов не держим, пояснила проводница.
Тогда попроси у бригадира косячка дёрнуть, но не говори, что для оперуполномоченного по особо важным, я на секретном задании!
Запрещённого не держим, заныла проводница, полагая, что пассажир провоцирует на криминал.
Рокировка
Пока отважный Фёдор Ипатьев так нелепо и неумело дурил головы двум растерянным женщинам, он и не подозревал какие неприятности навлечёт на собственную голову. Его фразу «не станешь тревожить товарища капитана» попутчица восприняла буквально, хотя он вложил в слова шутливый смысл. Фёдор действительно был товарищем капитана, точнее, школьным товарищем нынешнего «гаишника», капитана Виталия Поршева, по прозвищу «Порш». Они не виделись с окончания школы и встретились на Сенной площади перед самым отъездом Фёдора в командировку. Это был единственный раз в жизни, когда водитель обрадовался гаишнику, остановившему его в вечернее время за движение без габаритных огней, включить которые Фёдор, в очередной раз, попросту забыл, усевшись в свою грязную «пятёрку» после неудачного рабочего дня, торопясь сделать пару визитов к постоянным заказчикам.