Когда тело Распутина было найдено, императрица приказала доставить его в Чесменскую богадельню, на пятой версте между Петроградом и Царским, где тело было забальзамировано и помещено в часовню. Г-жа Вырубова и другие почитательницы Распутина дежурили возле тела. Императрица с дочерьми приезжала помолиться и долго плакала. Она положила на грудь Распутина икону, на обратной стороне каждая из них расписалась: Александра, Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и Анна (г-жа Вырубова). Позднее, после революции, когда тело Распутина было извлечено из могилы и сожжено, а пепел развеян по ветру, один американский коллекционер купил эту икону за очень большие деньги. Любопытно отметить, что этот странный и загадочный человек прошел через четыре элемента: воду, землю, огонь и ветер.
Три дня спустя, в три часа ночи, в парке Царского, возле арсенала, неподалеку от станции Александровская, состоялись похороны Распутина. Император, министр Протопопов, генерал Воейков и офицер по фамилии Мальцев несли гроб. Императрица пребывала в сильной скорби. Так закончилась драма, на которую многие смотрели как на избавление для страны, но которая стала прелюдией к величайшей трагедии.
IV
Императрица заставила императора сурово наказать виновных; однако наиболее виноватый Феликс Юсупов отделался ссылкой в одно из своих имений, тогда как великий князь Дмитрий получил приказ отправиться в Персию в сопровождении адъютанта императора графа Кутайсова, генерала Лайминга, приставленного к его особе, и своего лакея. Вплоть до самого отъезда великий князь Дмитрий находился под арестом в своем петроградском дворце, ему было запрещено принимать посетителей и выходить. В ночь с 23 декабря/5 января он уехал, и никто, даже отец, не смог его обнять и попрощаться с ним.
В императорской фамилии и в городе царило сильное возбуждение. Семья решила подать императору петицию, в которой умоляла его не проявлять суровости к Дмитрию и не ссылать его в Персию по причине его слабого здоровья.
Текст прошения составила я. Это изгнание казалось в тот момент верхом жестокости, а Богу было угодно, чтобы оно спасло драгоценную жизнь Дмитрия, ибо те, кто остался в России, пали от рук монстров-большевиков в 1918 и 1919 годах.
Петиция была подписана греческой королевой Ольгой, бабушкой Дмитрия[20], великим князем Павлом и всеми членами императорской фамилии. Ознакомившись с этой бумагой, император начертал на полях: «Никому не дано право заниматься убийством, и я удивлен, что семья обращается ко мне с подобными просьбами. Подписано: НИКОЛАИ». И вернул петицию великому князю Павлу. Этот исторический документ хранился в моем доме в Царском Селе, где им завладели бандиты. Не знаю, что с ним стало.
Приближались рождественские праздники. У нас, в Царском, посреди бальной залы, была поставлена огромная елка, увешанная конфетами, фруктами и подарками. В благотворительной мастерской наступили несколько дней отдыха, и швейные машинки со столами исчезли. Великая княжна Мария, дочь великого князя Павла от его первого брака, которая после своего развода со шведским принцем Вильгельмом жила в России и держала в Пскове свой госпиталь, где трудилась с восхитительным рвением, приехала 22 декабря проститься с братом, которого обожала, и провести с нами Рождество.
Я и сейчас вижу эту красавицу елку, веселые лица детей, радующихся такому количеству подарков, и печальные лица, полные слез глаза великой княжны Марии, Владимира, моих дочерей: графини Ольги Крейц и Марианны Дерфельден.
Около половины двенадцатого вечера вся семья: моя мать, моя сестра, мои племянницы и мой сын Александр сели в поезд на город, а я, ложась в постель, даже не догадывалась, какую новость получу по пробуждении. В восемь часов утра в день Рождества горничная вошла ко мне с запиской с пометой «срочно» от моей дочери Марианны. Она признавалась мне, что в день отъезда Дмитрия не сумела устоять перед желанием в последний раз проститься с ним и в час ночи, то есть за час до его отъезда, нарушила приказ и проникла в апартаменты молодого великого князя[21]. Она оставалась с ним, проводила до двери его дома, который он покидал навсегда, и вернулась к себе. На следующий день, 24 декабря, по возвращении из Царского, по приказу министра внутренних дел Протопопова моя дочь была арестована, а ее корреспонденция была крайне грубо осмотрена. Она писала мне через доверенное лицо, чтобы я не волновалась, что она ни в чем не испытывает недостатка и собирается воспользоваться этими несколькими днями вынужденного отдыха, чтобы заняться своим здоровьем. Я немедленно поставила в известность великого князя, и мы, великая княжна Мария и я, решили отправиться на автомобиле в Петроград повидать Марианну и остаться с ней. Приехав на Театральную площадь, 8, где жила моя дочь, мы наткнулись на двух часовых, которые пропустили нас, записав наши имена. Мы нашли у Марианны весь Петербург! Едва знакомые с нею дамы приходили выразить ей свою симпатию. Находившиеся в отпуске офицеры целовали ей руку. Никто не понимал суровой меры против нее, чья вина заключалась лишь в том, что она пожала руку отправляющемуся в изгнание другу. Моя дочь приняла, очевидно, человек шестьдесят, пришедших к ней в знак протеста! Уверена, что приказ пропускать входящих был отдан только для того, чтобы записывать имена визитеров, которые тем самым становились подозрительными. Два дня спустя, по настояниям моего старшего сына и других лиц, Протопопов вернул ей свободу, что доказывает, что этот бессмысленный арест исходил не от государя и государыни, а был личной инициативой министра.
А ведь подобные мелочи вырывали пропасть между монархами и обществом Сегодня каждый из нас отдал бы оставшиеся дни жизни, чтобы ничего этого не было, чтобы император и императрица были живы и царствовали для нашего всеобщего блага, чтобы красный кошмар, сдавивший и душащий умирающую Россию, превратился в дурной сон
После отъезда Дмитрия отношения великого князя с императором и императрицей стали напряженными. Его больше не приглашали на чай, а визиты великого князя были посвящены исключительно служебным вопросам. Их величества, похоже, сердились на него за просьбу о помиловании для сына, а великий князь был обижен ответом на полях прошения.
Так прошел январь, и можно сказать, что дела ухудшались с каждым днем. Даже в газетах, несмотря на цензуру, чувствовалось глухое недовольство. Революционная пропаганда в резервных полках ширилась день ото дня. Английское посольство по приказу Ллойд Джорджа[22]стало очагом пропаганды. Либералы князь Львов, Милюков, Родзянко, Маклаков, Гучков и другие постоянно бывали там. Именно в английском посольстве было принято решение оставить легальные способы действий и свернуть на революционный путь. Следует сказать, что при этом сэр Джордж Бьюкенен, английский посол в Петрограде, утолял свои личные обиды. Император не любил его и держался с ним все более и более холодно, особенно с тех пор, как английский посол сблизился с его личными врагами. Когда сэр Джордж в последний раз испросил аудиенцию, император оставил его стоять, не предложив сесть. Бьюкенен поклялся отомстить, а так как он был очень тесно связан с одной молодой великокняжеской четой, ему пришла в голову мысль устроить дворцовый переворот Но события зашли дальше его предположений, и он, вместе с леди Джорджиной[23]
Примечания
1
Павел Александрович (18601919), младший сын Александра II, дядя Николая II, муж автора. (Здесь и далее примеч. пер., если не указано иного.)