Ой, пиявка, тебе-то откуда знать? Уж вместе вы не пили, так что не сочиняй.
Вместе не пили, зато я в окно видел, как он вернулся под утро. Сама посмотри, трезвые так не паркуются. Макс указал на жёлтую спортивную машину, брошенную перед парковкой.
Мы же на пикник хотели. Он обещал. Пиявка, подержи Графа, я поднимусь. Вероника сунула Максу поводок. Он не взял, спрятал руки за спину.
Ник, не надо.
Это почему?
Потому. Вырастешь поймёшь.
Ай, хватит муть наводить! Иди куда шёл! Вероника повела Графа к столбику у
парковки.
Ника, он не один.
Она застыла. Повернулась медленно. Спросила беззвучно:
Что? И вдруг закричала: Что ты сказал?! Врёшь, всё ты врёшь! Чего тебе надо
от меня? Чего ты ко мне вечно липнешь? Достал!
Макс подскочил к ней и выдернул поводок.
Иди! Убедись сама!
Вероника скомандовала Графу «Сидеть!» и направилась к подъезду. Вдруг передумала и подошла к жёлтой машине. На переднем сиденье свернулся змеёй забытый чулок. Чёрный, с кружевным верхом. Лежал и усмехался швом на кончике.
Вероника поплелась к Максу. Опустила голову пониже, чтобы он не увидел слёз и протянула руку за поводком.
А вот плакать из-за этого урода не надо.
Я и не плачу. Отдай поводок.
Зачем? Ты сейчас пойдёшь рыдать в подушку, а пёс будет томиться в квартире? Вместо того, чтобы гонять на природе?
Мы всё равно не едем на природу.
Обязательно ехать? Можно и пешком. Не пропадать же чего ты там приготовила? Бутерброды?
Сосиски. Вероника невольно улыбнулась.
Вот! Из-за какого-то урода ты собираешься лишить Графа свободы и сосисок. Идём на озеро!
С тобой? Ты серьёзно?
У тебя есть варианты? Не переживай, я нищеброд, но на батон с кетчупом наскребу. Даже на сок. Или ты предпочитаешь шампанское? Тогда мне придётся заложить почку.
Нет, сока достаточно. Не потому, что мне жалко твою почку, просто не пью.
Тем лучше. Не потому, что мне почку жалко, просто не хочется тащить тебя от озера. Ты же килограмм шестьдесят весишь.
Ты кретин? Не вешу я столько!
А выглядишь на шестьдесят. Будешь на машине ездить, точно не скинешь. Так что пошли сгонять. Ник, ты обиделась? Я же шучу. Серьёзно, давай на озеро. Не надо зацикливаться на том, кто тебя не ценит.
Вероника вздохнула, ещё раз взглянула на окна Егора.
Ладно, пошли. Только ради Графа.
Не вопрос. Но я тоже сосиски люблю.
На выходе из магазина Макс с Вероникой вновь встретили Римму Генриховну. Она тащила два больших пакета с хлебом. Когда отошли подальше, Ника спросила:
А правду говорят, что она немного того после смерти дочери?
Кто говорит? Тётя Элла? Слушай её больше. Ну, кормит человек голубей, что такого? У всех свои слабости. А мозги у неё получше наших вместе взятых работают.
Почему голуби? Они же глупые. Завела бы кошку или собаку.
Кошки и собаки умирают. А голубей не отличишь одного от другого. В массе они
вечны.
Это она тебе сказала?
Нет, сам догадался. Я вообще догадливый. Так что скучно тебе не будет, обещаю.
Противоположный берег озера пестрел палатками. Макс скинул в траву рядом со
старым кострищем пакеты с провизией:
Видишь, в чём плюс от ходьбы пешком? Все думают, что там, на дальнем берегу,
лучше. И едут туда толпой. А здесь такой же берег, только пустой.
Что хорошего в пустоте?
А ты у Графа спроси, где ему больше нравится. Там бы ты его не отпустила.
Пёс и правда наслаждался свободой: носился по берегу, пробовал воду лапами. Макс развёл костёр. Вероника вытащила из рюкзака пакет с сосисками и снова поникла. Даже слезинку с ресниц смахнула.
Не хочешь искупаться? Макс скинул футболку. Он раскраснелся от огня, из-под волос струился пот.
Нет, вода, наверное, холодная. Ника присела на берегу, обняв колени. Макс с разбегу прыгнул в озеро, обдав её брызгами. Идиот! Ты шею свернёшь! Там же коряги могут быть.
Нет здесь коряг, я неделю назад проверял. Граф, ко мне!
Пёс топтался у кромки, не решаясь зайти глубже. Макс замолотил руками и ногами, завопил: «Помогите! Тону!» Граф больше не думал, рефлексы велели спасать человека. Он подплыл к Максу, схватил за плечо и потянул на берег. Вероника уже протягивала руку:
Ты цел? Что случилось? В омут попал?
Какой омут? смеялся Макс. В озере нет омутов. Это я для Графа притворялся.
Ты точно больной! Я испугалась.
Извини, не подумал, что всерьёз воспримешь.
Он вытянулся на траве. Граф отряхнулся, лёг рядом и положил голову Максу на грудь. Ника нахмурилась:
Граф, ко мне!
Пёс повёл ухом, но с места не тронулся.
Граф! строго позвала Ника.
Ты чего, ревнуешь? Макс потрепал пса за ушами.
Нет, конечно, но он должен меня слушаться.
Значит, ревнуешь.
Вероника смутилась:
Наверное. Почему он к тебе липнет, а на Егора рычит?
Собаки чувствуют людей. Надо было не рычать, а кусать за жопу.
Он не умеет.
Аристократическое происхождение не позволяет каку в рот брать?
Да какое там происхождение! Вернее, родители у Графа чемпионы, но он сам с дефектом родился, прикус неправильный. Его усыпить хотели, а папа, как узнал, чуть не подрался с заводчиком. Сказал, заберу, и не колышет, какой там прикус. Графа отдали, но с условием не говорить, чей щенок. У него даже родословной нет, в ветпаспорте как метис записан.
Ничего себе судьба. Да ты, оказывается, настоящих голубых кровей, только шифруешься. А чего не кусаешься?
Папа сказал, что он собака для удовольствия, а не служебная, не стал на охрану дрессировать. Граф не знает, что человек может его обидеть.
Но на некоторых рычит.
Рычит, но не кусает. Наверное, и правда предупреждал меня, чтоб держалась подальше от Егора. И Макс, ты извини, что я тебя пиявкой звала. Ты просто за мной ходишь всё время. Я боялась, что Егору это не понравится.
Ладно, забыли.
А чего ты ходишь?
Разве не понятно? Нравишься ты мне.
Это глупо. Я стпрше на два года.
В масштабах вечности два года ничто. Костёр прогорел, пора сосиски жарить.
С озера возвращались под вечер. Первым неладное почувствовал Граф. Им оставалось обогнуть высотку, заслонявшую их восьмиэтажку, как пёс вдруг остановился и заскулил. Ника с Максом переглянулись и побежали к дому.
Двор был оцеплен полицией и МЧС. Слепили мигалками машины скорой. А самого дома не было. Он не сгорел, не рухнул, просто исчез. Его будто вырезали из земли вместе с фундаментом, оставив котлован с идеально ровными глянцевыми стенами.
Что тут случилось? Макс подбежал к человеку в защитном комбинезоне и маске.
Выясняем, донёсся бесстрастный ответ, приглушённый респиратором.
А с жильцами что?
Нет сведений. Отойди, не до любопытных.
Я не любопытный, я живу здесь. У меня родители в доме были!
Человек в защите махнул рукой за парковку:
Туда иди, там пункт помощи поставили.
Макс вернулся к оставленной у дерева Веронике.
Не говорят ничего. Пойдём, может, в пункте помощи что-нибудь узнаем.
Ника только слабо кивнула.
Пункт помощи представлял собой два стола-трансформера и десяток пластиковых стульев. На одном из столов подручные мэра разложили план района и с удивлением пялились на изображённый на нём восьмиэтажный дом. Всюду ненавязчиво сновали атлеты в чёрных костюмах. Сам мэр ходил взад-вперёд вдоль ограждения у парковки, бубнил в телефон и чесал рыжую бороду. За ним по пятам семенила Эльвира Прохоровна и выговаривала с придыханием:
Марк Феликсович, вы же знаете моего мужа, его вклад в развитие инфраструктуры А Толик проходил практику в администрации, вы должны его помнить За заслуги перед городом их поиск надо организовать в первую очередь!
Организуем, обязательно организуем, как только разберёмся, отвечал ей мэр в промежутках между телефонными переговорами.
Максим, Вероника! К ним спешила Римма Генриховна. Ох, хоть вы целы.
Мы-то целы, а что с домом? Макс поддерживал одной рукой дрожащую Нику, а в другой сжимал поводок. Римма Генриховна, у вас есть успокаивающее или что-нибудь типа того? Кажется, Нике плохо.