Нет тут никаких певиц, мадам, пробасил швейцар. Верно, в другой парадной?
Нет, в этой, на втором этаже. Я поднимусь, поднимусь щебетала я, строя глазки пространству.
Подымайтесь, мадам, но в седьмой квартире проживают их высокородие господин Булдаков, а шестая ныне пустует. Там на прошлой неделе человека убили
Как убили? ахнула я. На самом деле убили? До смерти?
А как ещё можно убить? Не до смерти, что ль, усмехнулся швейцар.
Франц испуганно зачастил про опасность и осторожность.
А можно посмотреть? закинула я удочку.
Что посмотреть?
Квартиру где убили так интересно!
Какой там интерес. Пустая квартира, сударыня.
Я запустила умирающую от любопытства дурочку, вдруг забывшую о певице мадам Жармо. Швейцар вздыхал, твердил о полиции и запрете, я настаивала, Франц стенал и ахал. В конце концов я победила. Швейцар взял ключи, мы поднялись на второй этаж, и он открыл квартиру. Здесь было тихо и темно из-за задернутых штор. Я прошла в комнату, где неделю назад обнаружила на полу тело. Разумеется, сейчас здесь не было никаких признаков произошедшего. Напрасно я пришла сюда, но сделать то, что решила, всё-таки нужно. Когда глаза привыкли к полутьме, а Франц и швейцар увлеклись беседой, я вытащила заранее приготовленную записку и сунула ее за стеклянную дверцу посудной горки так, чтобы виднелся уголок бумаги. Всё было сделано, я заахала, восклицая, что мне стало дурно от одной мысли об убийстве. Мы вышли в парадную и начали спускаться вниз, когда на лестнице показалась внушительная фигура будочника, а следом за ним худощавая полицейского чина в черном мундире.
Вот она, эта дама, сказал будочник, кивая в мою сторону.
Вы поднимались в шестую квартиру, мадам? обратился ко мне чин.
Что случилось? заворковала я. Здесь живёт моя знакомая, мадам Жармо, а потом швейцар сказал, что там кого-то убили, вот мне и захотелось посмотреть
Вы есть Тихменева Елена Даниловна? спросил чин.
Да, это я. Как вы знаете? спросила я, выходя из роли от испуга.
Позвольте сопроводить вас в участок, вы задержаны.
Позвольте, почему? возмутилась я, чувствуя, как летит к пяткам душа.
Франц вращал глазами и вертел головой, кажется, мало что понимая.
По подозрению в убийстве господина Камышина.
В убийстве? Какая чушь! Что вы такое говорите?
Was ist denn hier los?5 вопросил Франц.
Вы также следуйте за мной, сказал ему чин.
У меня подкосились ноги. Да, я подозревала, что эта часть плана наихудшая.
Вы Елена Даниловна Тихменева? спросил следователь, тот самый, что задержал меня в парадной у квартиры.
Да, подтвердила я, подавив желание добавить, что об этом он меня уже спрашивал.
Меня била мелкая дрожь, словно возвращалась недавняя лихорадка. То ли в комнате, где я сидела напротив следователя, было холодно, то ли мёрзло всё внутри.
Ваше звание? продолжил следователь.
Девица, сообщила я и, подумав, добавила: Сирота, дочь обер-офицера Тихменева Данилы Гавриловича.
Так и запишем, хорошо-с. Бываете, разумеется, на исповеди. Состояли ли под следствием и судом?
Нет.
Секретарь в углу усиленно скрипел пером, время от времени бросая короткие взгляды из-под круглых очков.
Замечательно-с, продолжил следователь. Должен вас предупредить, что чистосердечное признание и раскаяние смягчают вину преступника и, следовательно, степень наказания.
Мне не в чем признаваться и раскаиваться, я ни в чём не виновата.
Но факты и улики говорят об обратном.
Я ничего такого не совершала
Первого ноября сего года, в воскресенье, монотонно начал следователь, глядя на меня из-за кипы бумаг, что заполонили его стол, вы прибыли в Петербург и поехали на квартиру номер шесть в доме Яковлева на углу Садовой и Гороховой. Там вы встретились с господином Камышиным, которого и убили по неясным причинам.
Я не знаю никакого господина Камышина
Что в таком случае вы делали в его квартире?
В его квартире?
Да, в той самой квартире, которую вы посетили вчера.
Несомненно, последняя часть моего вчерашнего плана была не просто наихудшей, но и наисквернейшей.
Я приехала к певице, мадам Жармо, пробормотала я.
Но в этом доме не живёт никакая мадам Жармо.
Не живёт, я перепутала адрес. Или Жармо бессовестно дала неверный.
Хорошо-с, но неубедительно. Значит, вы отрицаете, что были на квартире погибшего первого ноября.
Отрицаю, кивнула я, уже догадываясь, что последует дальше.
Знакомы ли вы со студентом Плетневым?
Нет, не знакома.
Хорошо-с. А вот он утверждает, что знает вас и, более того, видел, как вы выходили из квартиры господина Камышина первого ноября сего года в таком нескрываемом волнении, что даже не ответили на его приветствие.
Я молчала. Отрицать встречу со студентом, лицо которого тогда показалось мне знакомым, было нелепо, но я всё же попыталась.
Стало быть, вы не отрицаете этот факт-с? уточнил следователь.
Я я не помню такого, промямлила я.
Не помните о встрече со студентом, когда выходили из квартиры после убийства?
Нет, не помню и не выходила
Что ж, так и запишем-с.
Секретарь потряс своим скрипучим пером. Вероятно, поставил кляксу
Второе продолжил следователь. Возле тела убиенного было обнаружено дамское зеркальце, вот это
Он порылся в ящике стола и почти торжественно извлёк оттуда моё злосчастное зеркало. Зачем, зачем я кинулась проверять, жив ли этот Камышин? Сжала кулаки, пытаясь унять проклятую дрожь.
Вам знакома эта вещь?
Нет, не знакома.
А вот эти инициалы?
Он сунул зеркальце и лупу мне под нос, но я не стала всматриваться, и без того зная, что на обратной стороне иглой нацарапаны две буквы Е.Т. Моя жизнь катилась куда-то вниз, в тёмную бездну.
Я никогда не видела этого зеркала. Зачем вы показываете его мне?
Это улика Вы напрасно отрицаете, что это ваша вещь. Господин Штольнер подтвердил, что видел это зеркальце у вас и даже держал его в руках, разглядывая инициалы. Вот так-то, сударыня.
Ах, Франц, Франц! Неужели ты не мог соврать? Следователь смотрел на меня, будто поставил точку, пригвоздив к месту. Рассказать всю или часть правды? Признаться, зачем и почему я пришла на ту квартиру? Придумать что-то другое? Справиться с паникой, собраться с силами. Отрицать всё, даже очевидное
Я я не помню, ничего не помню. Скажите, если кто-то убил этого Камушина, то как?
Следователь уставился на меня, прищурив и без того узкие глаза. Секретарь же, напротив, округлил их, став похожим на прилизанного филина.
Камышин, его звали Камышин, сказал следователь. Вы не помните, как убили его?
Да, не помню, не знаю потому что я его не убивала! Его зарезали? Задушили? Ударили?
Слёзы брызнули и потекли по щекам, хлынули потоком, словно во мне прорвалась лавина.
Воды, подайте воды! скомандовал следователь секретарю.
Тот, засуетившись, притащил пожелтевший графин и стакан такого же вида, плеснул в него воды. Я взяла стакан двумя руками, чтобы не расплескать воду. Больше всего мне хотелось выплеснуть её в лица, уставившиеся на меня, но я сделала глоток и вернула стакан, не поблагодарив.
Глава 3. В секретной
Вследствие моего припадка следователь прервал допрос, вызвал конвой и распорядился отвести меня в секретную. Секретной оказалась душная комната, сажени полторы в длину с крошечным зарешеченным окошком. Грязный стол, рукомойник с ведром в углу и узкая койка, застланная серым одеялом. Я села на койку, пытаясь унять дрожь, затем легла, укрывшись пальто, холод победил брезгливость и на удивление быстро заснула, словно провалилась в пропасть.
Нельзя сказать, что наутро проснулась бодрой и отдохнувшей, но определенно чувствовала себя лучше, чем можно было бы ожидать. Плеснула в лицо водой из рукомойника, переплела волосы. Отведала несколько ложек мутного вида и вкуса похлебки и сжевала кусок хлеба, запивая жидким чаем. Сил сей завтрак не прибавил, но утренние занятия и блёклый свет, проникающий сквозь грязное окно, побудили к размышлениям и даже к составлению хоть какого-то плана действий. Положение виделось почти безнадёжным всё и все свидетельствовали против. Жизнь моя была движением к пропасти, и вот в конце концов я оказалась на её краю. Сложись всё иначе, я, возможно, до сих пор служила бы гувернанткой, если не детей господина Р мне не хотелось даже мысленно упоминать его имя, то другого семейства. Ведь я была неплохой воспитательницей, и дети любили меня. А ныне нахожусь в конце пути, пройденного от гувернантки-выпускницы Павловского института до арестантки, обвиняемой в убийстве. Но кто, кто же убил? Был ли убийца той темной фигурой, что мелькнула у дома? Или оставался в квартире и следил за мной, когда я трогала Камышина и прикладывала зеркало к его губам? От последней мысли по и без того мёрзнувшей спине пробежал холод.