Тихотихо, потом все громче, а после уже истерично и навзрыд. Дешёвое пластиковое лезвие летит в стену, она закрывает лицо руками.
Не буду. Клянусь, больше никогда. Не хочу умирать.
Она хватает меня за ноги. Обнимает и плачет. Резким рывком пытаюсь поднять её, не выходит, тяжёлая, с третьей попытки встаёт сама. Включаю воду. Ира подставляет под кран руки, ванная становится красной.
Нелепо получилось. Извини.
Умывается. Всхлипывает.
Не могу говорить. Не могу и все. Свело горло. Мыслей нет. Тщательно вытираю ей запястья и лицо полотенцем, долго вытираю, она покорно стоит и смотрит на меня. Страшно смотрит. Обнимаю, прижимаю к себе. Плакать нельзя, мне нельзя.
Утро.
Рукава. Главное найти что-то с длинными широкими рукавами.
Иркин шкаф напоминает вселенную в момент большого взрыва.
Рубашку. Дай его синюю рубашку.
Ира стоит перед зеркалом и пытается заплести волосы.
Уверена?
Мне всегда нравились мужские рубашки, буду носить.
С кухни тянет фирменной Фединой яичницей с сыром.
Я встаю в дверном проёме. Ира быстро стягивает свитер и надевает рубашку.
Делать вид, что ничего не произошло.
Застёгивает пуговицы, руки дрожат. Спрашиваю:
Тебе сегодня в больницу надо?
Бледное отражение в зеркале мотает головой.
Завтракаем в напряжённом молчании. За окном стучит дождь. Весна в этом году поздняя и мокрая. Небо все время затянуто облаками, а по ночам не видно звёзд. Обсерватория опять жаловалась, что график срывается, синоптики разводят руками, город не разводит мосты.