При этих словах я снова едва не подпрыгнула на диване.
Боюсь, но вас, должно быть, ввели в заблуждение насчет моих э-э талантов, пробормотала я, вставая с дивана. Я полагала, что еду на встречу профессионалов и
Ничуть, перебил меня Ладыгин.
Я с удивлением уставилась на него.
Мы пригласили вас как специалиста в области ювелирного искусства. Нам понадобится ваше мнение, когда мы найдем драгоценности, он сделал небольшую паузу и добавил: Если, конечно, они отыщутся.
Мне нечего было возразить. «Посмотрю хотя бы дом», подумала я.
В небольшом автобусе, в котором мы должны были добраться до виллы, Ладыгин сел рядом со мной.
А если эти драгоценности уже давно найдены? спросила его я.
Ладыгин отрицательно покачал головой.
Вы так уверены? удивилась я. Он улыбнулся мне в ответ.
Я отвернулась к окну.
Чем вы занимаетесь? поинтересовалась я через некоторое время.
Ладыгин сразу же понял смысл моего вопроса.
Вообще-то я юрист, но фирма, в которой я сейчас работаю, занимается оказанием вот таких не совсем обычных услуг.
Скажите, а вы действительно верите, что экстрасенсы могут находить клады? стараясь, чтобы мой голос не был услышан людьми, обладавшими сверхъестественными способностями, спросила я.
Мои клиенты попросили меня задействовать всё, что только может поспособствовать успеху, так же тихо ответил он мне.
Пока ехали в горы, я смотрела в окно, наблюдая за тем, как наш автобус поднимается по узкой спиралевидной дороге все выше и выше, отчего казалось, что мы приближаемся к небу. Наконец мы приехали.
Вилла представляла собой красивое двухэтажное строение из белоснежного мрамора, как и все здешние дореволюционные постройки. Хорошая сохранность здания объяснялась тем, что после революции эта собственность княгини Белореченской почти семьдесят лет принадлежала партийному руководству, затем руководство поменялось, однако принадлежность осталась: простые люди здесь никогда не жили. Вилла надежно была укрыта от любопытных глаз не только благодаря своему месторасположению она находилась высоко в горах, но и тщательной охране. Полгода назад ее приобрел бизнесмен, много лет просидевший в Думе.
Нынешний владелец любезно встретил нас на крыльце и провел в свои апартаменты. В просторном холле возле одной из стен высилась куча старых вещей, среди которых выделялась железная кровать на колесиках с высокой спинкой. «Вот, нашел на чердаке, хочу теперь отреставрировать», показал рукой на хлам хозяин и улыбнулся. Несмотря на всю его доброжелательность, я уловила в глазах владельца изрядную долю скептицизма, на что украдкой указала Ладыгину. «Да, согласился с моим наблюдением он, и это неудивительно: хозяин сам, когда приобрел эту виллу, не поленился тщательнейшим образом исследовать ее».
Вилла восхищала как снаружи, так и внутри. Она еще не была, как следует, обставлена мебелью, за исключением, может быть, двух-трех комнат. Вся отделка: панели, лепнина и росписи на потолке, а также лестница, ведущая на второй этаж, сохранились просто великолепно. На первом этаже одна из комнат представляла собой что-то вроде домашнего музея, хотя всю виллу можно было смело назвать этим греческим словом. В этой комнате находились чертежи постройки здания, висели дореволюционные литографии с изображением виллы, а на круглом столике, чья крышка была инкрустирована перламутром, лежала небольшая книжка. Это был сборник стихов «Ветви дуба», изданный в тридцатые годы в одном из берлинских издательств и представлявший собой репринтное издание начала девяностых. Судя по этой комнате, можно было понять, что теперешний хозяин гордится историей здания, которое ему отныне принадлежало.
Ладыгин и его помощники поднялись наверх, мы же остались внизу в ожидании, когда настанет наш час. Пока экстрасенсы пили чай в столовой, я пребывала в музейной комнате, рассматривая чертежи и листая поэтический сборник. Когда же я заглянула в столовую, то увидела Ладыгина, который не без некоторого разочарования сообщил, что проверка стен, потолка и пола ничего не дала, так что теперь настала очередь обладателей сверхъестественных способностей.
Мы поднялись на второй этаж, и экстрасенсы сразу же развернули бурную деятельность. Кто-то, усевшись на пол, зажег свечи и принялся раскладывать карты, кто-то рассыпал в воздухе какую-то золотистую пыль или размахивал широким пером, изредка окуная его в чашу с водой. Петух, молчавший до этого, принялся безостановочно кукарекать. Его хозяин, держа птицу за веревочку, которая была привязана к одной из ее лап, самым внимательнейшим образом прислушивался к пению своего подопечного, видимо, стараясь распознать в нем некие указующие знаки.
Пахло ладаном и прочими благовониями, горели свечи, раздавались странные звуки. Я еще ни разу не была свидетелем столь фантастического зрелища. Мне казалось, что я попала в цирк, где представление дают разом все его артисты. Одна из брюнеток, бросив карты, прошла мимо меня и Ладыгина, стоявшего рядом, и заперлась в ванной комнате. Через несколько минут до нас донесся ее голос, она вызывала дух Есенина.
Но почему именно Есенина? тихо поинтересовалась я.
Не знаю, растерянно ответил Ладыгин. Может быть, они были знакомы с княгиней по Петербургу? предположил он.
Сомневаюсь, пробормотала я.
Спустя несколько часов, несмотря на изрядное количество обгорелых спичек и оплавившихся свечей, стало ясно, что и экстрасенсы оказались бессильны в обнаружении княжеских драгоценностей.
Что ж, мы сделали все, что могли, развел руками Ладыгин.
Хозяин виллы, который с не меньшим любопытством, чем я, наблюдал за происходящим, пригласил изрядно подуставших обладателей необычных способностей снова подкрепить свои силы перед тем, как мы отправимся в обратный путь.
Все вернулись в столовую и в полном молчании принялись дружно поглощать новые горы бутербродов с копченой семгой, ветчиной и сыром. Петух, вновь водворенный в клетку, молчаливо поклевывал зерна, не издавая ни единого звука. Я налила себе из большого термоса, стоявшего на краю стола, чашку травяного чая и принялась неторопливо пить, наслаждаясь его ароматом, как вдруг звякнуло блюдце. Брюнетка, та, что закрывалась в ванной комнате, а теперь сидела напротив меня, вперила в меня свои темные зрачки и заговорила низким голосом:
Он здесь! Я вижу, вижу его. Не шевелитесь!
«Не иначе наконец-то дух Есенина пожаловал», мысленно предположила я.
Видимый мир есть мир невидимый. Он ближе, чем кажется. Ты видишь и не видишь, хотя ты смотришь. Ты видишь и не видишь, хотя смотришь. Ты видишь и не видишь, так посмотри же! прокричала гробовым голосом брюнетка, а затем обессилено откинулась на спинку стула и, закрыв глаза, неподвижно замерла. Все, кто сидел за столом и с немым изумлением наблюдал эту с цену, уставились на застывшую брюнетку в ожидании, когда та придет в себя, но этого все никак не происходило. Первым встрепенулся хозяин, за ним остальные кинулись к брюнетке, чтобы привести ее в чувство.
Воспользовавшись суматохой, я выскользнула в коридор и прощальным взглядом окинула его стены. Несмотря на нового владельца, на вилле все еще сохранялся запах старины, той прежней. Медленно бредя по коридору, я дошла до самой дальней комнаты и, открыв ее, вошла внутрь.
Я оказалась в довольно просторной комнате, единственным украшением которой, не считая деревянных панелей из бука и затейливо украшенных карнизов, были два больших зеркала, высотой с человеческий рост. Зеркала располагались по обе стороны от входной двери немного непривычным образом: они закрывали углы. Присмотревшись, я увидела, что они были включены в интерьер комнаты несколько позднее остальной отделки стен.