Тайна Земли - Балонов Денис Геннадьевич

Чарльз Уиллинг Бейл

Тайна Земли

Пролог

Когда Дирк Ваайен, хозяин судна "Вурн", находился в пяти днях пути от острова Целебес, произошло странное событие.

Почти неделю голландец бездействовал с грузом какао, тростникового сахара, трепанга, кофе из Манадо, несколькими мешками мускатных орехов и другими продуктами архипелага, однако без каких-либо происшествий, о которых стоило бы рассказать, как вдруг впереди в море показался странного вида бочонок с мачтой и косым парусом, и все заволновались. Несколько крепких парней втащили бочку на палубу, рассчитывая на приз, но были разочарованы, обнаружив, что в ней всего лишь хлопчатобумажная ткань, в которую был аккуратно завернут грязный, заляпанный водой документ, написанный на языке, который никто не мог понять. Даже сам капитан Ваайен не смог прочесть ни слова, несмотря на свой мудрый взгляд и клубы дыма, которые он время от времени пускал над пачкой. Если бы он доверился мне, своему единственному англоговорящему пассажиру, я, по крайней мере, мог бы объяснить ему важность этой бумаги, даже если бы не смог сделать дословный перевод; но капитан угрюмо отнес сверток в свою комнату. Возможно даже, что он не понял, что это было написано на английском языке. Как бы то ни было, я был удивлен, когда по прибытии в Гаагу, где закончилось наше плавание, бумагу мне сунул в руки сам Ваайен, причем без единого слова объяснения. Полагая, что это всего лишь записи о каком-то несчастном судне, затонувшем в Южном море, я отложил пакет в сторону, не разворачивая его в течение нескольких недель. Когда же я это сделал, то был поражен его содержанием и немедленно отправился на поиски капитана "Вурна", но он ушел в очередное из тех бесконечных плаваний, продолжительность которых не смогла определить даже компания. Будучи уверенным, что на этот документ никогда не будет предъявлено никаких прав, и потрясенный глубиной его содержания, я предлагаю его вниманию общественности, будучи убежденным, что в истории нашей планеты нет ничего и наполовину столь поразительного, как содержащееся в нем откровение.

К сожалению, этот документ не может быть приведен полностью; пропуски, отмеченные звездочками, являются результатом повреждения соленой водой рукописи, что сделало ее неразборчивой в тех местах; общее количество потерянных таким образом страниц составляет более ста.

Ниже приводится точный перевод поддающихся распознаванию частей бумаг Этлбриджа, переданных мне капитаном "Вурна".

Глава I

Я буду писать вкратце о прошлом и более тщательно о настоящем. О прошлом, чтобы наша личность могла быть установлена на основании определенных событий, которые наверняка многие вспомнят, если мы потеряемся. О настоящем по причинам, которые станут очевидны по мере того, как я буду излагать дальше.

Утром 16 ноября 1894 года я проснулся и обнаружил себя сидящим на узкой железной кровати в маленькой, плохо обставленной комнате. Обои на стенах покрылись плесенью, а потолок обесцветился от дыма. Я не мог вспомнить, где нахожусь, и громко позвал:

 Торренс!

Сонный ответ напомнил о сложившейся ситуации и заверил меня, что все в порядке. Торренс, который был моим братом-близнецом, занимал соседнее с моей кроватью место на противоположной стороне комнаты. Не желая его беспокоить, я тихо лежал и наблюдал за приближением рассвета через маленькое окно с венецианскими жалюзи, коленчатыми и сломанными. Позже я сам был разбужен проклятием, донесшимся с соседней кровати. Проклятие было размашистым, направленным на город, и сконцентрировалось в более насыщенном виде, когда достигло своего апогея комнаты. Я улыбнулся и перевернулся.

 Рад, что ты наконец-то проснулся,  отважился сказать я, заметив, что он осматривает комнату с отвращением, равным моему собственному. Это был наш первый опыт знакомства с Лондоном. Мы были американцами и только что высадились. Торренс зевнул и заявил, что не спал всю ночь, несмотря на мои уверения, что он позорно храпел.

 Интересно, когда старушка потребует свою плату за все это убранство,  сказал он, ощупывая качество простыней и удрученно глядя в потолок. Действительно, мы имели право чувствовать себя удрученными, имея мало денег и не имея друзей в чужой стране.

 Она хочет получить ее как можно скорее,  ответил я, проконсультировавшись с хозяйкой дома по этому вопросу накануне вечером.  На самом деле, она сказала мне вчера вечером, когда мы поднимались по лестнице, что обычно требует, чтобы ее жилье было оплачено заранее, но поскольку мы американцы, она не будет настаивать, хотя она верит, что мы сможем рассчитаться за день или два.

 Она слишком доверчива. Возможно, мы вообще не сможем ей заплатить!  зевнул Торренс.

 Не говори так, ты меня пугаешь!  воскликнул я.

По правде говоря, я никогда не был таким смелым, как Торренс, который походил на меня только внешне, и когда он упомянул о нашем нищенском положении и его возможных последствиях, я содрогнулся. Инстинктивно я взглянул на два скромных сундука у стены и подумал, что в них хранится большая часть нашего имущества. Я знал, что в обоих не хватит денег, чтобы оплатить наш обратный путь в Нью-Йорк, когда те небольшие деньги, которые мы взяли с собой, будут потрачены. Кроме того, мы сожгли мосты и должны были смотреть вперед.

Мы приехали в Англию по той же причине, по которой англичане иногда едут в Америку, чтобы заниматься своим ремеслом и зарабатывать на жизнь, и теперь, когда мы были здесь, я от души желал, чтобы мы вернулись. Мои глаза в каком-то задумчивом состоянии остановились на торцах сундуков, где большими белыми буквами были написаны наши имена Торренс и Гуртри Этлбридж, соответственно. Потом я начал думать, смогут ли Этлбриджи когда-нибудь отличиться, и сможет ли кто-нибудь из нас когда-нибудь сколотить состояние в Вавилоне, который мы приняли как дом. Торренс был изобретателем, а я писателем; и, как ни странно, имея столь разные склонности, мы с такой близнецовой гармонией умудрились одновременно и бесповоротно рассориться с нашими покровителями и нашим хлебом с маслом. Торренс сразу же решил принять довольно сомнительное предложение англичанина, с которым он переписывался, помочь ему в разработке его воздушного корабля, а я ну, я решил пойти с Торренсом. Соответственно, мы собрали все деньги, какие могли, и распрощались с Готэмом. Мы сели на пароход для перевозки скота и провели на воде почти три недели, добравшись до Лондона днем, предшествовавшим началу этой записи. Поиски дешевого жилья в умеренно респектабельной части города привели нас в описанную выше убогую квартиру.

Торренс снова потягивался, готовясь к подъему, но на этот раз его язвительные замечания были направлены на корабль, который нас доставил, и на ревущих зверей, которыми он был загружен. Не обращая внимания на невеселые воспоминания брата о "Галтике" и беспокоясь о будущем, я поинтересовался, сколько у него осталось денег. Его ответ не обрадовал.

 Около двадцати фунтов в этих белых бумажках, три маленьких золотых монетки и пару долларов серебром. Это по воспоминаниям прошлой ночи; но я должен встать и пересчитать их.

Мы вскочили с постелей в тот же миг и начали выворачивать карманы. Мы не были экспертами в оценке английских денег, но пришли к выводу, что у нас было чуть больше двухсот долларов, и что, находясь в незнакомой стране, без надежды на работу, нам следовало быть всегда на ногах. Мы решили не размениваться по мелочам, пока один или другой из нас не найдет работу. По предложению Торри я попросил нашу хозяйку отменить ее обычное правило о предоплате, но размышления заставили нас усомниться в мудрости такого шага.