В этом, похоже, и состоит ограничение. Хорошо, если опыт человека, его открытия и рассудочные постижения совпадают одновременно, словно складывается головоломка. Это вовсе не значит, что вам необходимо абсолютно понимать или же полностью владеть всем этим. Но достаточно даже проблеска понимания ситуации и можно действовать в согласии с ней, не упиваясь этим опытом как неким открытием чего-то захватывающего. И я в любом случае надеюсь в этой жизни, работая с людьми Запада, предложить все доступные наставления, которые изучали, практиковали и переживали на своем опыте в Тибете и не только. Я более чем уверен, что люди Запада способны усвоить их, если не слишком торопиться и не подцепить на полпути золотую лихорадку. Это было бы прискорбно.
Не сомневаюсь, что подобное обучение, подобное освоение предполагает, что придется пожертвовать интеллектом, если он выходит из этих рамок и начинает упиваться интеллектуализацией. Пожертвовать придется и эмоциональным импульсивным желанием преувеличивать, какое возникает, если прислушиваться к собственным основным неврозам и пытаться толковать их как открытия. Это еще одна трудность. Видите ли, есть две крайности: одна потакать своему интеллектуальному восприятию и интеллектуальному поиску, другая утверждать свое состояние ума в понятиях учения, используя эго на его импульсивном, инстинктивном уровне как прикрытие. Обе эти крайности у некоторых людей сопутствуют друг другу, или же может оказаться так, что какой-то одной у кого-то больше, а у кого-то меньше. Может быть и так, и эдак.
Наша задача не только в том, чтобы спастись самим, будь вам девяносто девять лет или десять, разницы никакой. Задача увидеть нашу ситуацию совместно с ситуацией наших собратьев-людей. Работая над собой, мы постоянно работаем и с другими. Только так можно развиваться и только так можно соотноситься с шестью переживаниями бардо. Если сопоставить наш опыт с бардо сновидений, с бардо между рождением и смертью, с бардо предсмертного опыта или с бардо эмоций, все они мощнейше связаны с нашей проекцией внешнего мира. Другие люди, одушевленные и неодушевленные предметы, зримый мир явлений тоже играют большую и важную роль. Но если мы не готовы сдаться, уступить и поучиться у этих ситуаций, тогда наши заготовки знания из письменных ли наставлений мы их взяли или обрели под постоянным пристальным наблюдением нашего наставника бесполезны. Важности в них очень немного.
Думаю, сказал я достаточно. Столько вступительных слов тот еще подарок. На этом семинаре многие из нас да все, вообще-то, оказались каждый в силу своих убеждений. Эти личные убеждения необычайно значимы. Мы не росли в буддистских семьях, наши родители не платили за нас и не загоняли нас сюда. Все здесь основывается на личных устремлениях. Мы свободные люди, у нас есть право пользоваться своей свободой и своими озарениями себе во благо, а также чтобы делиться и общаться с другими как можно более сострадательно и открыто. Вероятно, стоит дать некоторое время на вопросы.
УЧЕНИК / УЧЕНИЦА[2]: Вы сказали, что человеку не следует пытаться спасать одного себя, а затем употребили понятие «проекция». Однако в другой беседе вы говорили, что для общения необходимо уважать бытие другого человека. Это же больше, чем проекция, верно? Это признание.
ТРУНГПА РИНПОЧЕ[3]: Видите ли, это очень интересное замечание. На самом деле, сказать вам по правде, никто не знает наверняка, стопроцентно ли это проекция или только отчасти. В некоторой мере все существует независимо от вас, вне вас, и вы сами существуете независимо от всего остального. Но иногда вам бывает нужна внешняя помощь, чтобы утвердиться. Если вы толстый, кто-то скажет вам, что вы толстый, потому что этот кто-то худее вас. Без сравнения с ними вы б не узнали, что вы такое, потому что у вас не имелось бы подхода к себе. И с такой точки зрения это можно было бы назвать проекцией. Но проекция в этом случае не обязательно означает в чистом виде вашу галлюцинацию: внешние предметы действительно существуют как таковые. Но говорить так очень опасно.
Предметы существуют как таковые, но мы склонны видеть свою версию того, каковы они, а не то, как предметы существуют на самом деле. Поэтому видим мы только проекции. Но нет никакой необходимости выводить из этого безоговорочную и абсолютную уверенность. Просто действуйте в согласии с ситуациями, разбирайтесь с ними по ходу дела. Если зайдете слишком далеко, они вас встряхнут. Они вас до смерти забьют, если вы зайдете слишком далеко. Если же идете хорошо, уравновешенно, они выкажут вам роскошное гостеприимство и открытость. В смысле, ситуация в любом случае так или иначе предъявлена, и некие взаимодействия между тем и этим происходят постоянно. Пока человеку хватает чувствительности, чтобы это переживать, взаимодействие продолжается. Это важно отметить. Нет нужды придавать полную определенность и назначать четкие границы тому, что есть проекция, а что нет. Это своего рода постепенное понимание. Пока не достигнуто состояние будды, этот опыт продолжается, и ответа нет ни у кого, потому что никто не знает.
У.: Когда была написана «Тибетская книга мертвых»?
Т. Р.: Согласно традиции, примерно в XIV веке, то есть через двести лет после того, как буддизм пришел в Тибет из Индии. В то время один учитель по имени Карма Лингпа открыл это учение он его не писал на самом деле, а словно бы обнаружил или же открыл заново. Само учение существовало в VII веке. Он открыл заново понятие о бардо и то, как переживается умирание, в том числе и на собственном опыте когда умирало его любимое дитя. Он наблюдал за смертью своего ребенка, затем провел погребальный обряд, и ребенка похоронили, после чего Карма Лингпа вернулся домой и обнаружил, что жена его тоже при смерти. Вот он наблюдал и преодолевал это переживание смерти. Из этого опыта он усвоил, что процесс рождения и смерти непрерывен, происходит все время. Так получило развитие ви́дение шести бардо.
Думаю, дело было еще и в местных особенностях тогдашнего Тибета: люди в целом считали смерть столь же важным событием, как и рождение. Они собирались вокруг своих умирающих друзей и родственников и старались взаимодействовать с ними, помогать им. Такова была распространенная традиция. Мне кажется, люди на Западе считают рождение более важным. Вы поздравляете с рождением ребенка, устраиваете вечеринки по случаю дня рождения. А в связи с умиранием вечеринок не происходит.
У.: В Ирландии есть поминки вечеринка по усопшему, и на [американском] Юге такое тоже бывает.
Т. Р.: Я надеюсь. Это приятно. Вероятно, это связано с древними представлениями, и это очень правильно, очень хорошо. Думаю, умирающему человеку необычайно важно признать, что он умирает и смерть играет важную роль в жизни, так же, как и рождение в той же мере, что и вечеринки по поводу дня рождения. Это важно.
У.: Я не понял разницы между рассудком и чутьем.
Т. Р.: Прислушиваясь к чутью, вы не применяете никакой логики. Выражаясь без обиняков, предельно прямо, если вы изучаете и практикуете наставления той или иной религии и получили некий кажущийся опыт духовного пути своего рода тень того опыта, какой был закреплен в письменных наставлениях, вы действуете в согласии с ним, но не очень уверенно. Вы бы хотели верить, что подобные переживания настоящие. И в некоторой точке вам придется определиться, был ли весь этот опыт и развитие событий чистым притворством с вашей стороны или же нет; вам предстоит решить. Вы либо откажетесь от своих открытий вплоть до этой точки как от ложных, либо придется совершить еще один рывок в наращивании своей самости.