Однако Эрасмос со стуком поставил перед ним стакан висинаду напитка из вишнёвого сока со льдом:
Прости, приятель, твоя мама велела не давать тебе больше двух чашек до обеда.
Вечно она начал было бородач, однако тут же осёкся: как известно, греческие мужчины в большинстве своём до старости остаются маменькиными сынками, что, впрочем, нисколько не умаляет их мужественности. Ладно, давай! и сжал стакан в огромной волосатой лапище.
Рад тебя видеть, Памфилос! сказал Лео, обращаясь к нему. Я как раз к тебе в контору собирался
А я вот тут как тут! прогудел бородач, выразительно жестикулируя, и зычно захохотал, словно сказал что-то очень смешное.
Памфилос Эксархидис, обладатель роскошной чёрной бороды, какой и ассирийские цари позавидовали бы, торговал строительными материалами. Он же по договору с местными властями поставлял всё необходимое для ремонта построек на Андираспе, которым как раз и занимался Лео. Как и Эрасмос, внешне он больше походил на морского разбойника, чем на честного предпринимателя, что неудивительно: островитяне, потомки хитроумного Одиссея и его дружков, ещё в недавнем прошлом не считали зазорным взимать дань с проплывающих мимо кораблей. Однако Лео, больше года прожив среди этих людей, не заметил в них ни коварства, ни жестокости. Рапсиоты, как, впрочем, и большинство греков, были темпераментны и свободолюбивы, но при этом жизнерадостны, простодушны и непосредственны.
Конечно, приличного делового человека смутила бы столь явная безответственность Памфилосу в данный момент надлежало трудиться в своей конторе, а не просиживать штаны, болтая с другими посетителями кофейни но для Лео важнее была их искренняя общительность. Чем-чем, а безразличием к окружающим эти люди точно не страдали. У них даже имена были соответствующие: Памфилос, к примеру, означало «друг всех», а Эрасмос так вообще «любящий».
То, что туристы и его принимали за местного, Лео было только на руку. Он потому и поселился здесь, что его оливковая кожа и чёрные курчавые волосы не привлекали особого внимания не то что на родине, где его с детства дразнили «цыганёнком». Что ж, в этом ведь тоже была доля истины
Его отнюдь не ностальгические мысли прервал ещё один хлопок по плечу.
Ты чего это наговорил тем двум дамочкам на пристани? бородач Памфилос смотрел на него с жадным любопытством. Я же видел, обе расплылись, как воск на солнце делай с ними, что хочешь!
Да ничего, просто назвал парочку античных скульпторов, признался Лео. Теперь вот думаю: может, не стоило?
Ещё как стоило! рассмеявшись, заверил его бородач. Молодец, парень!
Теперь они будут думать, что все местные с пелёнок являются знатоками своей героической истории и искусства! поддакнул Эрасмос, энергично вытирая полотенцем бокалы.
А разве это не так? Лео состроил наивную мину, которая ещё пуще развеселила собеседников.
Так, так! Приходи вечерком, когда народу побольше, такие истории услышишь Геракл со своими подвигами в сторонке отдыхает! Памфилос переглянулся с хозяином заведения, и оба буквально покатились со смеху.
Неопределённо покивав, Лео дождался, пока они утихомирятся, и снова обратился к бородачу:
Так что насчёт материалов? Мне бы ещё пару листов металлопрофиля и хотя бы полкуба доски. И саморезов, конечно.
Металл дам, и саморезов дам, на минутку приняв деловой вид, заявил торговец. Сходи на склад, мои ребята всё выдадут
А пиломатериал?
Доски будут завтра нет, послезавтра Знаешь, приезжай-ка денька через три точно будут, обещаю!
И что я без них буду делать три дня?
Да что хочешь, то и делай! Тебя что, гонит кто? Отдохни, выспись как следует, а то выглядишь неважно: осунулся совсем, сутулишься как старик! Памфилос покачал головой. В твои годы я о работе вообще не думал!
Как будто ты сейчас о ней много думаешь, вставил Эрасмос, переключаясь с бокалов на ножи и вилки.
Так я уже своё отработал! Пусть теперь сыновья вкалывают Кстати, брат, уже почти время обеда, дай-ка мне чего перекусить а потом глоток кофейку, чтобы в сон так не клонило
На этом Лео их оставил. Сначала сходил на склад строительных материалов, договорился, что металл возьмёт вместе с досками в следующий раз, затем отправился на рынок и набрал провизии на три дня: овощей, фруктов, неизменного местного сыра фета, свежайшего, ещё тёплого хлеба всего, что не требовало готовки, и кофе в зёрнах. Там же, в ресторанчике напротив рынка, подкрепился; аппетит, напрочь отсутствовавший после пробуждения, к обеду обычно просыпался, а здесь подавали отличный авголемоно яично-лимонный суп.
Он уже направлялся обратно на пристань, когда его вдруг окликнули:
Эй, сынок!
Лео обернулся: его звала пожилая женщина. Она сидела на каменной скамье у калитки, в зыбкой тени деревьев, опираясь на тяжёлую трость в это время дня, в самую жару, лишь старики, и так уже высушенные здешним солнцем дальше некуда, могли позволить себе оставаться на улице.
Он подошёл и почтительно поздоровался. Имени старухи Лео не знал, однако видел её почти каждый раз, когда являлся на большой остров за покупками: обычно она сидела на этой скамье с приятельницами, такими же сухими, морщинистыми и жилистыми старухами, одетыми во всё чёрное белыми были лишь волосы, выбивающиеся из-под плотных платков.
Ну что, успеешь к празднику? без обиняков осведомилась старуха надтреснутым, но ещё властным голосом.
Лео сразу понял, о чём она: в августе паломники с ближайших островов неизменно наведывались в церковь св. Иоанна, построенную на Андираспе в память о далёких трагических событиях войны за независимость. Греки, когда-то давшие начало западной культуре, остались охранять её на границе с заново набирающим силу Средним Востоком. Соседство с турками, нацией молодой и энергичной, дорого обошлось потомкам древних ахейцев; быть может, это было возмездие мироздания за осквернённую ими Трою?..
Успею, заверил старуху Лео, снова почтительно поклонившись.
Хорошо, проскрежетала старуха, кивая собственным мыслям. Затем вдруг впилась в Лео взглядом маленьких чёрных глазок, сверкающих из-под кустистых бровей: Держись, сынок! А когда совсем не останется сил, помощь придёт
Какая помощь? растерявшись, спросил Лео.
Откуда мне знать, какая! старуха вдруг резко стукнула о землю палкой, ручку которой сжимала в узловатых пальцах. То лишь Святым Небесам ведомо перекрестившись, она встала и споро заковыляла прочь, вверх по улице, в сторону церкви Святителя Николая щуплая чёрная фигурка, ростом почти вдвое ниже взрослого мужчины.
Твои слова да Богу в уши, автоматически пробормотал Лео: память услужливо подсунула принятое в таких случаях выражение. И быстрым шагом продолжил свой путь.
Спустя четверть часа он вернулся на пристань. Кинул рюкзак с покупками на дно лодки, накрыл его куском брезента от морских брызг и без малейших раздумий завёл мотор время поджимало. Солнце, перекатившись через зенит, напекало затылок даже сквозь шляпу, но Лео не ощущал дискомфорта. Наоборот, он нежился под жаркими лучами, как кот, вбирая тепло всем телом словно в надежде согреть душу.
К тому времени, когда лодка причалила к берегу маленького острова, он напрочь забыл о странной старухе.
Альфа был тут как тут: мигом спустился ему на запястье, хлопая мощными крыльями, моргнул хищным глазом, цапнул гостинец Лео не забыл прихватить из ресторанчика кусок ветчины и умчался назад к подруге.
Зато Бесс в этот раз повела себе более бескорыстно. Вылакав сливки ей ведь тоже полагался гостинец кошка потёрлась о ноги Лео, соизволив издать даже что-то вроде мурлыкания. Для дикой зверюги это была высшая степень признательности.