Мэро и Дюфур стояли около ограды. Взошло солнце, снег начал таять, с деревьев падали крупные капли воды.
Ньюстэд и его спутники растворились в тумане. Сначала ничего не было слышно, кроме стука скачущих по обрыву камней, потом Ньюстэд закричал:
Эге-гей, эге-гей! И в ответ где-то очень близко хлопнул выстрел.
Ньюстэд крикнул:
Стреляйте вверх, а не в скалы, черт вас возьми! Может быть рикошет.
Чей-то незнакомый голос несколько раз позвал:
Сюда, сюда! Перейдите ручей, сюда!
Голоса были слышны отчетливо, будто из соседней комнаты.
Рикошет, повторил Мэро с удивлением. Он знал значение этого слова, но произнес его в первый раз в жизни и удивился. Какое неприятное слово рикошет.
Думаю, что мы услышим еще худшие слова, холодно сказал Дюфур.
Из тумана доносились голоса, но гораздо глуше, чем раньше.
Дайте нож разрезать веревки, он сильно запутался, послышался голос Ньюстэда. Все равно, давайте садовый, только скорей.
Что там? крикнул Мэро, но никто не ответил.
Была слышна возня, потом слабый крик, и Бодэн сказал сердито:
Да не спотыкайтесь вы, ради бога!
Разговоры надолго стихли, и было слышно только хриплое дыхание взбирающихся по откосу людей.
Пусть отдохнет, сказал садовник где-то совсем рядом.
Ничего, идите, ответил Бодэн.
Мэро уже различал темное пятно, медленно подымавшееся по склону.
Держите крепче, Матвей, попросил Эрве.
Ничего, ответил глухо садовник. У меня руки липкие от крови, я не выпущу.
Наконец они поднялись к самой ограде, и Мэро увидел у них на руках окровавленного человека в синем брезентовом костюме. Лица его нельзя было различить из-за спутанных и слипшихся волос. Серые брюки Ньюстэда были измазаны кровью.
Человека быстро внесли в комнату Эрве и положили на кровать. Бодэн, исполнявший в обсерватории обязанности не только библиотекаря, но и врача, раздел неизвестного, промыл раны и наложил перевязки. Ему помогал Ньюстэд.
В комнатах запахло лекарствами. Полы были затоптаны, на них стояли лужи от растаявшего снега.
Обитатели обсерватории собрались в столовой. Они смотрели на капли густой крови, тянувшейся наискось по ковру, и ждали Ньюстэда и Бодэна. Те долго не шли.
У Мэро дрожали руки.
Надо бы истопить камин, Тереза, сказал он служанке, но она, сидя в углу, что-то шептала, должно быть молилась, и не расслышала просьбы Мэро.
Первым вошел Ньюстэд. Он подошел к камину и начал греть руки, деланно засмеялся и набил трубку.
Ну вот, сказал он, война наконец добралась и до нас. Поздравляю с ней всех собравшихся.
Что с ним? спросил Мэро.
Он, должно быть, умрет, ответил Ньюстэд. У него переломано все, что может быть переломано у человека. Прыжки с парашютом в горах отчаянное дело. Он летел из Франции в Мадрид.
Военный? спросил Дюфур.
Нет, он поэт.
Я не настроен шутить, сказал ледяным голосом Дюфур.
А я вам говорю, что это так, рассердился Ньюстэд. Ураган перевел машину в штопор, он успел выброситься с парашютом. Все остальное понятно.
Главное никому не понятно, пробормотал Дюфур. Вы что-то упомянули насчет войны.
Вошел Бодэн. Он снял очки и посмотрел на всех красными близорукими глазами.
Нужен настоящий врач, сказал он растерянно. Я слишком мало знаю, чтобы спасти этого человека.
Решение было принято тут же. Машина пойдет в городок за врачом. Поедут шофер и Ньюстэд. Бодэн и Мэро должны дежурить около разбившегося человека. Тереза им будет помогать. Все астрономические наблюдения будут пока вести Дюфур и Эрве.
Настоящий ученый никогда не поступил бы так опрометчиво, как Мэро и Ньюстэд, сказал Дюфур Эрве, когда Ньюстэд уехал. Я не уверен в том, что можно срывать многолетние наблюдения из-за бесполезной суеты вокруг этого человека. Он все равно не выживет.
Эрве молчал.
Война, сказал он наконец и вздохнул. Я знаю, что астрономы никогда не будут стрелять друг в друга. А об остальном я предпочитаю не думать.
А следовало бы подумать о том, что наша французская обсерватория находится на испанской земле, сказал Дюфур.
Ньюстэд уехал. Снег стаял, и мокрые горы блестели под солнцем. По скалам бежала ледяная вода. Небо подымалось все выше, делалось бледнее, из пустынной долины потянуло теплом.
Шофер резко затормозил и показал Ньюстэду на красные скалы. У их подножия валялась куча железа и дерева.
Это его машина, сказал шофер.
Ньюстэд вышел, собрал в тени от скалы слежавшийся снег и очистил им от своих брюк бурые пятна крови.
Едемте, сказал он шоферу. Как бы наши старики его не уморили.
Они легко понеслись вниз. Казалось, что машина сорвалась, тормоза лопнули и они не смогут остановиться до самого городка. На поворотах машину заносило, и она с размаху сбрасывала в пропасти груды щебня.
Ньюстэд был доволен. Он пел. Земля приближалась. Он уже слышал запах дыма из нищих очагов. На голых склонах паслось маленькое стадо коз. Его сторожила высокая старуха в черном платке. Она стояла у дороги и даже не оглянулась, когда машина промчалась рядом.
Городок был пуст и тесен. Толпа худых крикливых женщин окружила машину. Женщины говорили все сразу. Ньюстэд плохо знал испанский язык. Он с трудом разобрал из их слов, что негодяй доктор бежал с семьей в Уэску, а в городе остался только аптекарь.
Одна из женщин держала за руку девочку в черном платке, таком же, как у всех женщин и у старухи, сторожившей коз. Девочка исподлобья смотрела на Ньюстэда, а женщина о чем-то просила, вытирая глаза грязным фартуком.
Чего она хочет? спросил Ньюстэд шофера.
Она просит, чтобы мы взяли эту девочку с собой. У девочки фашисты недавно убили отца. Под Уэской. Она говорит в горах не так опасно, они туда не придут.
Кто «они»?
Шофер пожал плечами:
Понятно.
Мы не можем ее взять, сказал Ньюстэд. Кто с ней будет возиться? И так у нас раненый человек.
Шофер молчал.
Кто с ней будет возиться? повторил Ньюстэд.
Мое дело руль, а ваше дело решать все остальное.
Ах, так?!
Ньюстэд открыл дверцу машины и втащил девочку. Мать засмеялась и что-то закричала девочке, поправляя черные седеющие волосы.
Шофер дал ход. Машина рванулась вверх по улице, к аптеке. Ньюстэд обернулся. Женщины махали вслед черными платками и были похожи на стаю худых птиц, бесшумно хлопающих крыльями. Девочка упрямо смотрела в спину шофера глазами, полными слез.
Скажите ей, чтобы она не боялась, сказал шоферу Ньюстэд. Когда все пройдет, мы ее привезем обратно.
Шофер кивнул головой.
Аптекарь спал. Ньюстэд попросил разбудить его. Вышел желтый горбун. Он сонно поздоровался и стал на скамейку за прилавком, чтобы быть выше.
Ньюстэд не знал, что нужно купить для разбившегося человека. Он коротко рассказал о случившемся и попросил совета. Аптекарь удивленно посмотрел на Ньюстэда и сдержал зевоту.
У меня ничего нет. Могу поклясться. Есть немного гипса, марли и шесть ампул морфия. Это все, что я могу дать. Без врача вы не справитесь. Йод есть у вас в обсерватории. Господин Бодэн год назад купил столько йоду, что его хватит на всю республиканскую армию, а не только на одного человека из этой армии.
Почему вы думаете, что он республиканец?
Кто же будет лететь из Франции ночью? Вы нашли самолет?
Нет, ответил Ньюстэд. Он не был расположен к болтовне.
Дело не в человеке, а в самолете, проворчал аптекарь и пошел в заднюю комнату. Он что-то бормотал там, долго копался и наконец вынес небольшой пакет.
Ньюстэд попрощался. Аптекарь вышел за ним на каменное крыльцо. Серый свет стоял над городком. Снег на горах казался отсюда очень тусклым.
А где сейчас дерутся? спросил Ньюстэд.
Всюду, ответил аптекарь и усмехнулся.
Обратно ехали медленно: подъем делался все круче. Девочка сидела сгорбившись, уставившись круглыми, полными слез глазами в спину шофера. Ньюстэд не знал, как ее утешить, молчал и насвистывал.