Ее лейтенант объяснил, чего они хотят, и поручился, что она патриотка.
Это правда? улыбнулся ей Ван Гур. Ди кивнула, опустив глаза. Прекрасно, вы меня убедили, сказал он. Можете приступать.
Но Роберт хотел чего-то более официального, чтобы устранить в будущем самую возможность малейшего недопонимания и проблем. Выудив из кармана листок, он написал постановление о передаче в распоряжение Ди здания Общества и прилегающей территории, «дабы обеспечить сохранность общественного имущества вплоть до учреждения открыто избранного правительства и проведения оценки здания с целью его дальнейшего использования». Постановление Роберт зачитал адъютанту вслух.
Ван Гур засмеялся, сказал, что это исчерпывающе, и старательно вывел свои инициалы внизу листка.
Роберт и Ди пешком отправились на северо-восток города. Они шли так близко, что касались друг друга локтями при каждом шаге.
Δ
Брошенное пианино, разодранная скатерть, битые винные бутылки, резиновое дерево с клубком корней в расколотом вазоне, разбросанные книги и тысячи других вещей обломки крушения свергнутого правительства и его сторонников, выпавшие из карет и экипажей, загромождали Национальный бульвар. «Раз прислугу теперь повысили, придется каждому научиться убирать за собой», подумала Ди.
Люди только-только начали появляться на улицах после боев, вытеснивших из города части королевской внутренней охраны. Горожане, мимо которых проходили Роберт и Ди, стояли с потрясенными лицами и озирались по сторонам, словно пытаясь сориентироваться среди разбросанного хлама.
Уже все в порядке, уверял ее лейтенант растерянных горожан, хотя его ни о чем не спрашивали. Люди моргали, нерешительно улыбались, приподнимали в ответ шляпы и словно бы приходили в себя.
Вы уверены, сэр? переспросила одна женщина, глядя на Роберта через поцарапанные стекла крошечных очков. Ее юбка была черной и пыльной. Нянька, решила Ди, или учительница.
Да, ответил Роберт.
Они окружены?
Они ушли, сказал лейтенант, и больше не вернутся.
Женщина в перепачканной юбке нахмурилась, но слова Роберта обрадовали других, стоявших рядом. Некоторые зааплодировали и залихватски заухали.
Ну, взяли, что ли, сказал, приободрившись, какой-то мужчина, и люди как мухи облепили остов перевернутой повозки, чтобы отодвинуть помеху с трамвайных путей.
Краем глаза Ди видела, как ее лейтенант самодовольно улыбнулся. В профиль он и впрямь был военная косточка: вьющиеся черные волосы до верхнего края ушей и ложбинки на затылке, красивый прямой нос, мужественный выступавший подбородок. Ди нередко спохватывалась, как же сильно Роберт ей нравится. Когда он говорил, что все в порядке и так отныне и останется, ему хотелось верить.
На улицах для поддержания порядка расставили молодых людей с зелеными повязками волонтеров гражданской обороны. Роберт бывший студент университета, как и многие волонтеры, небрежно-ироничным жестом приветствовал знакомых воинским приветствием, и те в ответ тоже вскидывали руку к козырьку.
Маленький мальчик, обутый в где-то подобранные желтые женские лодочки, выбежал навстречу и отсалютовал лейтенанту. Роберт остановился, пригвоздил мальчишку к месту зорким суровым взглядом и четким движением отдал честь. Мальчишка кинулся прочь, пища от удовольствия.
Из-под опущенных жалюзи со второго этажа лейтенанта окликнули:
Нет ли работы для голодного человека, командир?
Ее лейтенант прокричал спрашивавшему идти в штаб военного лагеря на территории мирового суда и найти сержанта, который подписал постановление Ди.
Скажете, что вас направил лейтенант Барнс!
Голодного накормят и найдут ему занятие, ибо работы непочатый край.
Спасибо за вашу помощь, сэр! Я вас не посрамлю! Я буду работать со всем усердием, куда меня поставят! обрадованно кричал им вслед незнакомец. Я как начну, за мной никто не угонится! Да улыбнется вам кошка, сэр! И вашей леди тоже!
Таких встреч случалось много, и каждый раз Роберт останавливался и говорил с людьми, давая совет, как получить еду, работу или иную помощь. Ди даже зауважала своего лейтенанта, глядя, как он не сторонится встречных, многие из которых явно нуждались, были одеты в лохмотья и грязны. Поглядывая на гордо расправленные плечи Роберта после каждой из этих консультаций, Ди подумала, что ее лейтенант тоже в восторге от самого себя.
Дойдя до границы правительственного округа, где за чередой посольств начинался тихий центр, Ди и Роберт свернули на Лигейт-авеню. Здесь признаки недавнего конфликта казались не так очевидны. У посольств еще висели флаги их государств, весело играя красками под ярким утренним солнцем, хотя послы и дипломаты выехали все. Необычно пустынная авеню вытянулась, будто исключительно для Роберта и Ди, во всю свою длину, до железного столба с указателем «Улица Малого Наследия».
События, которые привели к свержению королевского правительства
Часть I
Человек по имени Йовен, владелец знаменитой фарфоровой фабрики, обвинил министра финансов Вестховера в грубой мошеннической афере.
С фабрикой был заключен договор на производство двух с лишним сотен тарелок, блюд, ваз, пепельниц и прочего для кабинетов и столовых городского особняка министра Вестховера, его загородного дома и его же имения на Континенте. Согласно контракту, в роспись сервизов полагалось включить атрибуты вестховерского ремесла, поэтому на каждой тарелке министр финансов изображался в римской тоге и с весами в руках, на одной чаше которых лежала горка монет, а на другой зерна пшеницы. Для каждой резиденции Вестховера сервизы были выполнены в своем цвете: для городского особняка в красном, для загородного в зеленом и в строгом черном для континентального.
Все эти подробности стали достоянием общественности, когда Йовен, оскорбленная сторона, напечатал в газетах ядовитый памфлет «Человек, слово которого ничего не весит».
В памфлете содержался подробный отчет о том, как Вестховер принял доставленный товар и в одностороннем порядке изменил вознаграждение, предложив лишь малую часть от заранее согласованной суммы. Йовен отказался принять измененные условия и потребовал вернуть посуду. Министр финансов проигнорировал его требования, оставив сервизы себе, и воспользовался своим влиянием, чтобы все суды Йовен со своими требованиями компенсации проиграл.
«Министр дружит с судьей, который рассматривал дело; более того, они соседи, что возмутительно и недопустимо при судебном разбирательстве».
В своем cri de coeur[4] производитель фарфора не утаил, что изображение министра финансов на сервизах безбожно идеализировано: «Я даже изобразил Вестховера согласно его прихоти, потому что он пожелал так и никак иначе, хотя стройностью он не отличается».
В ответ министр финансов выпустил собственный памфлет, где заявлялось, что фабрика Йовена использовала некачественное сырье, в результате чего тарелки получились слишком тонкие, а фарфор низкосортным. Кроме того, всем известно, что Вестховер просто широк в кости. «Прискорбно, что отдельные индивидуумы, отличающиеся низкой моралью и таким же происхождением, осмеливаются оскорблять тех, кто превосходит их во всех отношениях».
Засим министр подал иск за диффамацию и тут же отсудил денежную компенсацию.
Эта тяжба, начинавшая напоминать комедию, стала долгожданным развлечением для горожан, среди которых с некоторых пор росло глухое недовольство.
На южных окраинах, в бедных кварталах Лиса, холера свирепствовала сильнее обычного; приезжих строго предупреждали не пить воду и не пробовать здешнюю снедь. Перчатки свисали из-под дверных молотков на домах, которые посетила болезнь: целые улицы «натянули перчаточку». Забастовка портовых рабочих провалилась, зачинщиков уволили. В северных провинциях весенняя засуха погубила посевы, в результате чего вздорожали хлеб, бобы, мясо и многое другое. Армия под командованием славного Гилдерслива, воевавшая по контракту на Континенте с франками, застряла в горах, потерпев серию поражений и понеся серьезные потери, и всенародный любимец генерал в одночасье превратился в символ старческой слабости. Ходили слухи, что в неблагополучных городских кварталах хулиганье отрывало у прохожих рукава и заставляло бедолаг сжигать их прямо на мостовой под угрозой избиения[5].