Почти сразу меня попытался выставить вон кузнец.
Ты здесь не нужна.
Я возразила:
Звездной матерью буду я.
Тишина, воцарившаяся вслед за этим заявлением, была оглушительной.
Гретча посмотрела на меня потрясенно. Аня с облегчением.
Мой отец, чье лицо вытянулось, спросил:
Церис? Что ты такое говоришь?
Обойдя кузнеца, я встретилась взглядом сначала с отцом, затем со священником.
Я буду звездной матерью. Я вызываюсь. Первая.
Если совет до сих пор совещался, значит, ни Аня, ни Гретча не вызвались. И поскольку ни одна не высказалась против меня, вероятно, они, как и Идлиси, не хотели соглашаться, но были слишком напуганы, чтобы отказаться.
Молчание затянулось почти на целую минуту, пока священник не повторил:
Ты вызываешься, Церис Вендин?
Ты скоро выходишь замуж, проговорил отец хриплым голосом, будто ему сдавило горло.
Я взглянула на Аню, во взгляде ее широко распахнутых глаз читались страх и надежда.
Думаю, Кан найдет новую невесту еще до наступления зимы, мне удалось слабо улыбнуться, и Аня вскинула руки к груди, по щеке покатилась слеза. Не желая давать волю собственным чувствам, я переключила внимание на священника. Звездной матерью должна быть я. Я прославлю Эндвивер и свою семью. Мне хочется, чтобы все запомнили мое имя, а мое лицо появилось среди звезд. Я буду жить в раю со своими любимыми. Пожертвую собой, чтобы других не вынуждали.
Я тяжело сглотнула, надеясь, что мои слова прозвучали с достоинством, а не отчаянием. Священник покачал головой.
Ты же знаешь, что смертное тело не в состоянии пережить мощь звезды?
Я была верующей всю жизнь, мои кулаки, спрятанные в складках юбки, сжимались и разжимались. Мне прекрасно известно, что именно я отдаю и что у меня заберут. Сколько еще Солнце готов ждать нашего решения?
Все зашептались, и я поняла, что не единственная этого страшусь. Наш народ уже три дня заставлял ждать Солнце, величайшего небесного бога.
Церис, пробормотал отец, но более ничего не добавил. Он чувствовал жар пламени на соборе сквозь тяжелые ткани шатра. Знал, что за нами наблюдает бог. Понимал, какой почет я ему принесу, пусть даже при этом он меня потеряет. И я надеялась, что напряжение в его голосе говорило о страхе меня потерять.
Смягчившись, я подошла к нему и взяла за руку.
Вы увидите мою легенду в ночном небе, отец.
Его кадык дернулся.
Но почему обязательно ты?
Вызвался первый доброволец. Священник повернулся к Гретче, Ане и их матерям: Вы можете идти домой с легкой душой.
Глаза всех четырех женщин просияли, как залитые Солнцем ручьи. Мама Гретчи тут же испарилась, утащив за собой дочь, словно боялась, как бы я не передумала. Мама Ани мне поклонилась, ее дочь тихо произнесла: «Спасибо», прежде чем уйти.
Я надеялась, что она первым же делом навестит Кана.
Тебе необходимо пройти в собор, благоговейно сказал мне священник, и невольно подумалось, что тем же тоном он говорил бы на моей свадьбе, связывая руки Кана с моими, где я стояла бы, облаченная в платье, которое теперь не надену никогда. Меня пронзили страх и боль, и я прикусила губу, чтобы не дать волю эмоциям.
Нужно было уходить немедля, иначе я никогда не исполню обещания. После взгляда, которым на меня посмотрела Аня нет, нельзя его нарушать.
Тебе надо войти через главный вход, невзирая на жар, продолжил священник. Надо его вынести и босой пройти к алтарю в сад.
Годами я мечтала стать женой Кана. Хранить очаг его дома, спать вместе с ним, рожать его детей. Мечтала каждое утро видеть его лицо после пробуждения и каждую ночь засыпать в его объятиях.
Пока священник говорил, эти образы становились все более хрупкими и, наконец, начали рассыпаться в пыль у моих ног. Если я буду видеть лицо Кана после пробуждения, он не будет улыбаться. Если возлягу с ним, у него не будет желания. Для него всегда существовала только Аня. Так зачем разбивать три сердца, когда можно разбить лишь одно?
Там тебе надо встать на колени и прочитать молитву Солнцу. Предложить себя. Если Он тебя примет, то вознесет наверх.
Я сдерживала слезы, пока не вышла из шатра. Теперь, когда судьба моя решена, меня потянуло к собору с необычайной силой. Однако на пути стояли мои сестры и мама, прильнув друг к другу и держась за руки, их близость была и непривычной, и трогательной. Я уже сплотила нашу семью, хотя еще даже не достигла собора.
Подойдя к ним, я обняла сперва Пашу, затем маму, поцеловав в щеку, а когда приблизилась к Идлиси, она обвила меня руками так крепко, что перехватило дыхание.
Спасибо! прошептала она. Я люблю тебя, Церис! И никогда не забуду.
Я и не помнила, когда мне последний раз признавались в любви.
Я тоже тебя люблю, прохрипела я, прежде чем отойти.
Притяжение собора усилилось, подавляя сладостное чувство, которое начало зарождаться в груди. Теперь я ощущала на себе и Его взгляд. Чувствовала Его нетерпение и готовность подобно тяжелому шерстяному одеялу.
Деревенские тоже за мной наблюдали. Выходили из домов, из шатра совета
Однако я сосредоточилась на соборе и его языках пламени, столь же ярких, как сам Солнце.
По мере приближения воздух сгущался, у двери становился невыносимо горячим. У меня на лбу и пояснице выступил пот. Я облизала пересохшие губы и почувствовала привкус соли. Затем поднесла дрожащие пальцы к двери.
Ручка меня обожгла.
Я отпрянула, подавив крик, и прижала ладонь к груди. Неужто Солнце меня отверг?
«Не оглядывайся, предупредила я себя. Позволь им быть счастливыми».
Я схватилась за ручку обеими руками и рывком распахнула дверь, меня тут же окутало обжигающее дыхание бога.
Не помню, чтобы я шагала вперед, но в следующее мгновение услышала позади стук захлопнувшейся двери. Раскаленный поток воздуха сбил меня с ног, я упала, обжигая руки и колени о каменный пол. Кончики волос завились, я тяжело дышала ртом, жара стремительно испаряла влагу с глаз, языка и носа. Казалось, я не сумею подняться, однако от камня кожа начала покрываться волдырями, и мне пришлось.
Спешно сняв обувь, я прошла дальше. Воздух подергивался рябью, подобно воде. Пробираясь сквозь него, я почувствовала слабость, ладони и стопы пульсировали.
Через арку я свободно продвинулась к круглому садику с лилиями в центре собора. Он был выжжен дотла, пепел от травы и цветов пачкал ноги. Пропитанная потом одежда прилипала к телу, как вторая кожа. Бой сердца глухо отдавался от черепной коробки. Я забыла о душевных муках, охваченная физической болью. Мраморные колонны пылали жаром в десяти шагах от меня, подобно стражам, охраняющим сад с лилиями.
Едва волоча ноги, тяжелые, как только что поваленные деревья, я, наконец, рухнула в золу, тут же попавшую в глаза сухие и неспособные ее смыть. Кожа на губах растрескалась, пока я ползла вперед, а я чувствовала сожаление, которое все разрасталось, как сорняки в поле после сбора урожая.
Я попыталась помолиться, но разум горел в огне. Я не сдавалась.
«Возьми меня, о, Солнце! Сделай меня звездной матерью. Я склоняюсь пред Твоей волей».
Я пала наземь, обуглившаяся кожа начала слазить. Мне удалось протянуть горящую руку и коснуться алтаря.
Меня тут же ослепил свет, и я провалилась во тьму.
Глава 3
Внезапно все изменилось.
Ни ревущего пламени, ни обжигающего жара, ни боли. Открыв глаза, я увидела комнату, не совсем на нее похожую: стены уходили во все стороны, казалось, до бесконечности, а сверху виднелась светлая пустота. Заграждение, которое не совсем заграждало. Место напоминало гобелен с еще не затянутыми рядками. Было спокойно, светил мягкий розоватый свет.
На одной из этих бесконечных стен передо мной вырисовывался сияющий клочок, похожий на окно в сердце небес, а у него стоял мужчина, словно сотворенный руками гениального скульптора и напоминавший огненного льва. Он находился рядом с источником света или же сам был этим источником? Или и то и другое. Его так сложно описать, и даже сейчас в моем языке нет слов, способных воздать Ему должное. Он любовался светом, как люди любуются садом, умиротворенный и неподвижный.