— Ты можешь сесть рядом со мной на диван, — предложил он с усмешкой. — Я не кусаюсь.
— Я успела это заметить, но все же предпочитаю сидеть на полу. Тут удобнее. Итак, расскажи, как ты тут оказался? Ты ведь англичанин, не так ли? И почему сидишь здесь и скучаешь? — неожиданно забросала она его вопросами.
Энди не ожидал, что к нему проявят столько интереса.
— Друг посоветовал провести здесь пару недель отпуска. А скуку я не планировал, она сама пришла, — ответил он.
По ее глазам он увидел, что она ему не верит.
— Нет, это не все. Ты от чего-то скрываешься. Признайся, натворил чего? Или несчастная любовь загнала в уединение?
— Несчастная любовь, которая прошла, — шутливо проговорил он тоном, которым декламируют стихи.
Она продолжала смотреть на него с недоверием.
— А ты часто влюблялся?
— Ну… раз пять. А что?
— Да ничего. Просто мне кажется, что это была не любовь.
Она была серьезна, и желание паясничать покинуло Энди.
— Я это сам знаю, — ответил он, удрученно кивая. — Потому что каждый раз, расставшись с женщиной и переболев разлуку, я понимал, что не любил ее. Не знаю, почему…
— Потому что еще не встретил ту, которую смог бы полюбить, — снова отчеканила она.
— Уж не знаю… Влюбляешься и кажется, что любишь, а потом вдруг выясняешь, что никакой любви не было. Была страсть, была привязанность, была привычка…
Она склонила набок голову и посмотрела на него. Пристально, задумчиво.
— Это было раньше. Наверно, раньше ты не мог любить, а теперь сможешь.
— Откуда ты знаешь? — усмехнулся он.
— Знаю. Вижу по твоим глазам. В тебе столько этого…
— Чего?
— Желания любить.
От всех этих откровений Энди вдруг бросило в жар. Неужели она заметила, что с ним творилось рядом с ней на кухне? Но при чем здесь любовь? Ему просто очень хотелось прикоснуться к ней. И это вполне понятно: уж очень она хорошенькая и соблазнительная. А желание любить — это что-то совсем другое. Неужели она умудрилась заглянуть в его душу? Хотя чему тут удивляться, она ведь сама влюблена.
Он встал и пошел к окну освежиться. И пока открывал его, услышал за спиной, как она судорожно перевела дыхание, может, даже всхлипнула.
И почему, черт побери, люди так хотят любви, когда им от нее так плохо?
Скроив глупую улыбку, он вернулся на диван и потянулся к чайнику.
— Наш чай остывает, мадемуазель. Пора попробовать, что у нас заварилось, — задорно проговорил он и стал разливать чай. Потом подошел к ней, опустился на колени и поставил на пол перед ней чашку с чаем и банку с медом.
Она подняла на него глаза и улыбнулась.
— Наверняка что-то абсолютно безумное, как моя голова.
Она деликатно отхлебнула из чашки, потом элегантно запустила пальцы в волосы, прощупывая, просохли они или нет, и, наконец, кокетливо приспустила с плеч полотенце, обнажая длинную шею и плечи.
И Энди опять с огромным трудом поборол желание оказаться на полу рядом с ней и сжать ее в руках. Просто обхватить и держать, чтобы она перестала грустить.
Но ему пришлось вернуться на диван. Влюбленная русалка тосковала по другому…
Чай оказался очень странным, неопределимым на вкус напитком, который все же приятно согревал. Гроза миновала. В окно врывался прохладный ветерок и слышался шелест моросящего дождя. Его гостья какое-то время молча отхлебывала из чашки и, казалось, ни о чем не думала. Он уже собирался предложить ей перебраться на диван и устроиться на ночлег, как она снова ошеломила его вопросом.
— А скажи честно, я тебе нравлюсь?
Энди растерялся. Что за глупый вопрос?
— Нравишься, — ответил он и едва удержался, чтобы не добавить «очень».
— И ты думаешь, что такую, как я, можно полюбить?
Он видел, как она отодвинула от себя чашку и выпрямилась. Ее глаза округлились, губы слегка приоткрылись. Казалось, она приготовилась проглотить все, что он сейчас скажет.
— А почему нет? Ты — красивая… тонкая… чувствительная…
— Тогда почему он этого не видит?
В ее голосе снова было много страсти и отчаяния. Энди не сразу нашел ответ на этот вопрос.
— Ну… может, потому… что не всем дано это видеть. Так же, как не всем дано любить.
Она закачала головой и опустила глаза.
— Я знала…
— Что? — невольно вырвалось у него.
— Ничего. Это личное. — Она прикрыла глаза, и на ее губах появилась едва заметная улыбка.