Офицерам с «Пытливого амуша» не требовалось объяснять замысел дер Даген Тура они хорошо его знали, прекрасно представляли, чем закончится выходка аборигенов, и принялись действовать сразу, как только внимание рыбаков переключилось на Помпилио. Бабарский бросился к левому борту, около которого давно, едва его втащили на палубу шхуны, заприметил багор ИХ отличался внимательностью, а через несколько секунд к нему присоединился вооружённый гарпуном алхимик. Встал рядом с суперкарго, посмотрел на ближайшего из барахтающихся в воде рыбаков, выразительным взглядом давая понять, что попытка взобраться на борт не приведёт ни к чему хорошему, и равнодушно спросил:
Мы их топим или учим?
Олли, рад, что вернулся, рассмеялся в ответ ИХ.
То есть топим?
Не знаю. Пока просто купаем.
Хорошо. Мерса удобнее перехватил гарпун и спросил: Потом расскажешь, что происходит и как мы здесь оказались?
Обязательно.
Я не умею плавать! крикнул один из рыбаков.
И получил хладнокровный ответ:
Держись за приятеля.
Церемониться с любителями чужой собственности никто не собирался.
Что же касается Помпилио, то он почесал грудь, повернулся к капитану и вопросительно поднял брови.
Ты не знаешь куда плыть, пробормотал тот, стараясь не встречаться взглядом с серо-стальными глазами плечистого, абсолютно лысого мужчины. И вдруг подумал, что властный тон, властный взгляд и властное выражение лица обусловлены не только силой воина, но тем, что он привык приказывать. Возможно с детства.
Неуверенный голос выдавал охвативший капитана страх, однако слова он произнёс неправильные, поэтому дер Даген Тур ответил не сразу. Сначала осмотрел два доставшихся ему ножа, один сразу выбросил за борт, второй оставил, хоть и кисло поморщился, после чего, продолжая разглядывать клинок, медленно сказал:
Говори мне «вы».
Несколько мгновений капитан обдумывал услышанное, после чего поправился:
Вы не знаете куда плыть.
Это легко исправить, ответил Помпилио, всё ещё изучая нож. Мои люди не позволят твоим подняться на борт до тех пор, пока я не разрешу. Плыть твоим приятелям некуда, они останутся рядом и услышат вопли ты заорёшь, когда я начну тебя свежевать. И следующий, кто вылезет из воды, сначала отмоет палубу от твоей крови, а затем с удовольствием укажет правильный курс на ваш Вонючий рынок. А я ему ещё и заплачу.
Вы сможете меня освежевать? Живым?
Это не доставит мне удовольствия, но я обязан заботиться о своих людях.
Тон, поза, негромкий, но твёрдый, очень уверенный голос, нож в руке, а главное та лёгкость, с которой Помпилио выкинул за борт четверых рыбаков, знающих толк в кабацких разборках, помогли капитану принять правильное, а главное единственно верное в его положении решение.
Я понимаю
Надеюсь.
Я понимаю и прошу меня простить я я допустил ошибку. Я не должен был трогать вас.
Называй меня мессер.
Да, мессер.
Помпилио кивнул, показав, что одобряет проявленные послушание и готовность играть по правилам, после чего осведомился:
Ты знаешь, что такое золото?
Имя капитана его не интересовало.
Конечно мессер.
Бабарский.
Суперкарго давно понял, что придётся платить, но в силу всем известной расчётливости извлёк из сумки не полновесный герметиконский цехин, а каатианскую крону, в которой золота было вполовину меньше. Но по тому, как вспыхнули глаза капитана, пришельцы поняли, что даже такой монеты хватило с избытком. ИХ в очередной раз не ошибся.
Вынимай сети и бери курс на Вонючий рынок, распорядился Помпилио. Но сначала мы должны похоронить наших мёртвых. Нужны три куска ткани и грузы.
Капитан машинально бросил взгляд на плавающие невдалеке тела и, не удержавшись, спросил:
Зачем тратить время?
Я считаю, что так нужно сделать, веско ответил дер Даген Тур. Настолько веско, чтобы абориген понял, что он опечален смертью своих и потому крайне раздражён вопросом. Абориген намёк уловил и прикусил язык. А ещё скажи, как называется этот мир?
Мир? растерялся капитан.
Всё вот это, уточнил Помпилио, небрежно обведя океан рукой.
Траймонго, мессер, опомнился капитан. Наша планета называется Траймонго.
Ответил, помолчал, обдумывая собственные слова, а затем очень осторожно спросил:
Вы разве не знали?
* * *
«Бабарский сдержал слово и подробно рассказал всё, что помнил о том, как мы оказались на Траймонго. Только вот ничего он толком не помнил, чтоб меня в алкагест окунуло, и его рассказ оставил больше вопросов, чем дал ответов. Бабарский, как и я, помнил, что мы собирались прыгать на Пелеранию чтобы уйти из Трио Неизвестности единственным известным нам путём. А затем случилось нечто абсолютно невозможное Об этом я знаю со слов мессера, который велел пока не слишком об этом распространяться, поэтому, Энди, только для тебя: мессер сказал, что едва Галилей зацепился за Пелеранию швартовочным «хвостиком», как планета исчезла и в её звёздной системе возник необъяснимый хаос. Прыжок не состоялся, однако нас всё равно втащило в Пустоту. Причём мессер, который находился в астринге, твёрдо уверен а раз мессер уверен, значит, так оно и есть, что Галилей не успел запустить второй контур и открыть переход. Но и Трио Неизвестности мы покинули. Полагаю, к счастью, поскольку ещё одного сражения «Пытливый амуш» бы не пережил. Мы оказались в Пустоте, однако не в обычном переходе между мирами. А если и в обычном, то в нём всё сразу пошло не по плану, потому что единственная планета, находящаяся в зоне прыжка, куда-то подевалась, цеппель трясло так, словно мы не скользили в пространстве, а мчались по булыжной мостовой, а цепари начали терять сознание. Ты, наверное, потерял ведь тогда нами был ты, Энди, Бабарский потерял точно, правда, рассказав об этом, ИХ тут же напомнил о своём слабом здоровье и высказал предположение, что именно поэтому не смог достойно продержаться весь переход. Мессер же сказал, что не готов обсуждать случившееся во время прыжка, но вряд ли он знает намного больше нашего. И вряд ли он знает, что произошло при выходе из Пустоты. Ты потом поделишься своими впечатлениями, но я думаю, что они окажутся столь же сумбурными. Бабарский очнулся в воде. Не при ударе о поверхность, а под водой, на довольно большой глубине не менее четырёх метров. Как он там оказался, ИХ не помнит. Я, как ты понимаешь, стал нами уже на шхуне, с гарпуном в руках и вообще не могу ничем поделиться. Бабарский сказал, что, когда он вынырнул, нас как раз втаскивали в лодку. Рыбаки требовали ответить, как мы оказались посреди океана, и в этом есть ещё одна странность: получается, они не видели нашего падения в воду? Но было ли падение? Как мы оказались в океане? На этой планете? Что вообще произошло, чтоб меня в алкагест окунуло? Как мы вышли из Пустоты? Где мы вышли из Пустоты, если очнулись под водой? Понятно только то, что ничего не понятно. Поэтому ответить рыбакам мы ничего не могли, только таращились на них так рассказал Бабарский. Рыбаки, кажется, захотели нас немножечко ограбить, но появился мессер и всё уладил. Теперь у нас есть шхуна и возможность слегка перевести дух. Мы обменялись рассказами о том, что с нами произошло, и очень коротко поговорили о том, что нас действительно беспокоит: где «Пытливый амуш»? Что случилось с нашим цеппелем? Мы все надеемся, что он цел и находится на Траймонго. Мессер беспокоится о наших, но особенно об адире Кире, а я об Аурелии»
Из дневника Оливера А. Мерсы alh.d.
«Мы беспокоимся об Аурелии. И о наших друзьях, оставшихся я надеюсь, что оставшихся! в добром здравии на «Пытливом амуше». И о самом цеппеле, который, я надеюсь, цел и невредим»
Из дневника Андреаса О. Мерсы alh.d.