Олимпиаде посчастливилось принадлежать к царской семье, и это обеспечило ей доступ к лучшим врачам страны. Акарнанец по имени Филипп с запада Греции упоминается как личный врач Александра, заботившийся о нем с младенчества. Кормилицей была назначена Элланике для краткости Ланике. Она была македонянкой, сестрой одного из придворных или сподвижников Филиппа, Клита, умелого воина. У нее уже были собственные дети, один из которых, Протей, судя по тому немногому, что мы о нем знаем, был весьма примечательным персонажем и мог выпить вина больше, чем любой из его сверстников[73]. Считалось, что грудное молоко дает мальчикам силу и агрессию, и Ланике, видимо, была выбрана в качестве источника этой энергии.
В ранние годы ребенка окружали обитательницы женской части дома гинекеи. Обычно она располагалась на первом этаже. Неизвестно, где жила Олимпиада в Пелле, но весьма вероятно, что это были личные покои дворца. Общий двор по традиции представлял собой открытое пространство, где женщины могли сидеть на открытом воздухе, разговаривать с посетителями и работать за ткацким станком. Дети, как и в сельских общинах современной Греции, находились под постоянным присмотром, что позволяло контролировать и направлять исследовательские порывы малышей. Рождение здорового мальчика должно было существенно улучшить положение Олимпиады в местной иерархии. Помимо обязанностей материнства, она должна была приспособиться к жизни при македонском царском дворе. Медея в одноименной трагедии Еврипида повествует о трудностях, с которыми сталкивалась невеста-иностранка при вступлении в новый дом:
И вот жене, вступая в новый мир,Где чужды ей и нравы и законы,Приходится гадать, с каким онаПостель созданьем делит[74][75].Вероятно, Олимпиаде не все было так уж чуждо. Молоссия и Македония были соседними монархиями, жители которых разделяли схожие убеждения и ценности[76]. Чтобы облегчить переход в новый мир, молодую царицу наверняка сопровождали служанки. Союз Филиппа с Ариббой привлек к македонскому двору других молоссов. У одного из телохранителей Филиппа было молосское имя, а брат Олимпиады, Александр, позже сопровождал македонского царя. Вместе они сформировали молосскую фракцию при дворе, представляя интересы родного региона, а также оказывая поддержку новым членам царской семьи.
Чтобы снискать расположение нового окружения, Олимпиада обратилась к одному из немногих доступных женщине способов участия в общественной жизни религии. Дионис бог вина, плодородия, веселья и безумия был популярен в Македонии, и ему поклонялись, называя его разными эпитетами: Лжечеловек, Дикарь и Сокровенный[77]. Он также играл особую роль в церемониях, связанных с загробной жизнью, был центральной фигурой орфических культов, гимнов, обрядов и ритуалов, которые, как полагают, были переданы людям мифическим музыкантом Орфеем. Посвященных в эти мистерии хоронили с золотыми пластинками или табличками поверх рта своего рода пропусками в более счастливую обитель в подземном мире. Некоторые из таких посвященных были найдены в некрополе Пеллы, на табличках указаны имена умерших: Филоксена, Эпиген, Гегесиска[78]. Принято считать, что Еврипид написал своих знаменитых «Вакханок», одну из самых необычных и ужасающих греческих трагедий, во время пребывания в Риме, при дворе Архелая. Однако для описания экстатических и примитивных ритуалов фиванских вакханок драматург вполне мог использовать опыт, приобретенный в Македонии[79]. Плутарх в «Жизнеописании Александра» утверждает, что все женщины северных регионов Греции были чрезвычайно привержены обрядам в честь Диониса и устраивали причудливые церемонии, подражая обрядам соседней Фракии, в которой также был широко распространен дионисийский культ. Обычно они переодевались в костюмы менад «беснующихся», как называли мифических последовательниц Диониса, облаченных в шкуры животных и несущих ветки или стебли ферулы, увитые плющом, а иногда увенчанные сосновыми шишками (тирсы). Раз в два года они скрывались в горных рощах, где исполняли культовые танцы, с распущенными волосами плясали под бой дионисийских бубнов, издавая ликующие ритуальные возгласы: «Эвой!» Посидипп, эллинистический поэт и уроженец Пеллы, в одной из эпиграмм упоминает македонскую менаду, девушку-подростка по имени Нико, чья ранняя смерть повергла в горе весь город[80].
Поклонницы дионисийского культа (тиасой, или тиасы) делились на три группы: мималлоны (в более ранние времена известные как клодоны), бассары и лидийские женщины[81]. У каждой из этих групп была своя патронесса, и Олимпиада, возможно, достигла этого ранга во время пребывания в Пелле. После смерти Александра она смогла заручиться поддержкой македонян, выйдя к войскам в костюме менады. Есть некоторые свидетельства о том, что она была женщиной высокого роста, и это делало ее публичное появление довольно эффектным[82]. Плутарх рассказывает, что она с особым рвением участвовала в обрядах, предоставляя своим спутницам больших ручных змей, которые поднимали головы из плюща и священных корзин для винограда, обвивались вокруг ритуальных посохов и наводили ужас на мужчин, коим довелось их лицезреть[83].
Змеи стали едва ли не постоянным атрибутом Олимпиады, и этот образ охотно тиражируется писателями и режиссерами от Мэри Рено до Оливера Стоуна. Но важно понять, насколько это было необычно для того времени. Змеи упоминаются в «Вакханках» Еврипида, где сопровождают ритуалы менад; иногда змей носят как гирлянды, и они лижут щеки своих дрессировщиц[84]. Их мифическая связь с дионисийскими обрядами, возможно, повлияла на современные обычаи, сохраняющиеся в Македонии; упоминаются также змеи, которых использовали для отправления культа Сабазия[85], аналогичного культу Диониса, в Афинах в IV веке до н. э.[86] В древности змеи почитались как священные существа, в которых могли вселяться духи умерших; они служили символами процветания, плодородия и исцеления. Их держали в качестве домашних животных, как, по-видимому, было в случае Олимпиады, и считали охранниками дома, способными отпугивать мышей и других паразитов. Эта традиция до сих пор существует в некоторых балканских общинах[87]. Терракотовых змей, словно камберлендские колбаски, свернувшихся калачиком, то и дело находят в святилищах по всей Македонии. Обычно они прижимаются к земле, из-за чего в них могли видеть посланников хтонических божеств. Даже в римскую эпоху еще помнили о связях Пеллы со змеями: сатирик Лукиан отмечает, что в его время они стали чем-то вроде туристической диковинки. Несмотря на то что город к тому периоду стал маленьким и незначительным, в нем держали нескольких крупных ручных змей; о них заботились женщины, и, по преданию, змеи даже спали с детьми[88]. Лукиан считал, что к таким обычаям привело изобилие змей в том регионе и такие традиции повлияли на рождение одного из мифов о происхождении Александра: якобы Олимпиада возлежала со змеем в облике которого к ней явился бог, и в результате такого союза был зачат Александр.
Подобные предания изображают Олимпиаду загадочной, экзотичной и религиозной фанатичкой, пристрастившейся к странным ритуалам, заклинательницей змей. Но если учитывать важность дионисийского культа в Македонии и активную вовлеченность женщин царского дома в поддержание этой религиозной практики, то мы получаем вполне банальный контекст, на фоне которого даже истории о змеях не кажутся странными. Готовность Олимпиады утвердиться в новом обществе через исполнение важной религиозной роли следует рассматривать сквозь призму жизни царского двора, поскольку она была не единственной женой Филиппа, а лишь одной из многих.