Снег? спросил он дрогнувшим голосом. А где вы его взяли? Он же растаял.
Я живу за городом, там холоднее, а потому снег растаял не весь. Моя жена его собрала. Вот, видишь, в термос. Он, конечно, мокрый, но так даже лучше. Хорошо лепится.
Быстрыми и ловкими движениями Радецкий скатал шар, потом второй, поменьше, а затем и третий. Снеговик из привезенного Владой снега выходил, конечно, маленький. Прямо скажем, снеговичок, но все же. Спустя пару минут он уже стоял на тумбочке, а Радецкий достал из пакета ярко-красную шляпу, снятую с сидящего у камина в его гостиной мишки Паддингтона, алую ленточку, сохранившуюся от подаренного Владе букета роз (он часто дарил жене цветы, поэтому найти ленточку было несложно), пакетик с приправой «гвоздика», предназначавшейся для глаз, а также небольшую морковку, кончик которой вполне мог сойти для носа.
Так, мне уже совсем некогда, так что украсите вы его с папой сами, строго сказал Радецкий, глядя, как на глаза Севы снова накатываются слезы, правда, теперь от счастья. Снеговик, конечно, маленький, но настоящий. Я попрошу Милану Сергеевну, чтобы тебе разрешили хранить его в морозильнике. В коридоре холодильник стоит, вот туда в верхнюю камеру папа и поставит, когда все готово будет. А потом морозы начнутся, на подоконник снаружи выставите, чтобы вы с ним друг на друга смотрели. Выпадет настоящий снег, большого слепим, а пока и такой хорошо. Да?
Да, срывающимся голосом сказал Сева. Глаза его горели. Очень хорошо. Сейчас мы его доделаем и в морозильник спрячем, чтобы не растаял. Да, папа?
Отец мальчишки кивнул, скрывая улыбку.
Спасибо вам, Владимир Николаевич. Я бы не догадался. Нужен ему этот снеговик, что ты будешь делать!
Раз нужен, то доделывайте, надевайте шляпу и замораживайте это чудо. Радецкий тоже улыбался, потому что быть немножко волшебником приятно даже такому серьезному человеку, как он. И да, Сева, ты мне обещал, что побудешь детективом, так что давай, начинай. Через пару дней приду проверю.
Вернувшись с чувством выполненного долга, он погрузился в круговерть важных дел, даже не догадываясь, что слепленному им снеговику предстоит стать свидетелем важных событий. К пяти часам вечера Радецкий закончил все встречи, консультации и переговоры. Теперь у него было полтора часа, чтобы подписать документы и спланировать завтрашний день.
Придвинув папку «На подпись», он открыл ее, заранее грустя из-за количества бумаг, в смысл которых нужно вникнуть. В голове сидела заноза, словно он собирался сделать что-то еще, но забыл. И что это может быть? По давно сформировавшейся привычке Владимир Николаевич начал откручивать сегодняшний день назад, пока не дошел до точки, служившей источником беспокойства. Точно. Он велел Милане Шмаковой прийти к нему в кабинет в семнадцать часов, потому что с утра она дважды хотела с ним переговорить.
Часы показывали уже пять минут шестого, однако Шмаковой не было. Забыла? Передумала? Опаздывает? Решив подождать, Радецкий погрузился в прочтение и подписание документов. Он всегда всерьез вникал во все, что делал, выкидывая из головы остальное, поэтому про доктора Шмакову снова вспомнил лишь в двадцать минут седьмого, когда со вздохом облегчения закрыл папку и потянулся к компьютеру, чтобы посмотреть расписание на завтра.
Скорее всего, Милана Сергеевна передумала или разрулила вопрос, который собиралась с ним обсудить. Однако внутреннее беспокойство почему-то не утихало. Черт, и задерживаться не хочется! Сегодня, как всегда по вторникам, у Радецкого была тренировка по верховой езде. Длилась она с семи до восьми и задерживаться не хотелось, потому что в половине девятого его будет ждать дома Влада. С ужином, который она всегда готовит к его приходу.
Тихие семейные вечера после напряженного трудового дня Радецкий с недавних пор ценил и урывать от них даже десять минут не собирался. Изучив перечень завтрашних дел, внеся в них некоторые коррективы и собравшись выключить компьютер, он вытащил телефон и набрал номер Шмаковой.
Милана Сергеевна, добрый вечер. Радецкий. Простите, что беспокою вечером. Вы уже дома?
Да, Владимир Николаевич. Но ничего страшного. Я вас слушаю.
Вы собирались зайти ко мне, чтобы обсудить что-то важное. Я с утра не дал вам такой возможности. Передумали или вопрос снят с повестки?
Шмакова молчала, и он вдруг представил, как она в задумчивости дышит, прижимая трубку к уху, размышляя, говорить главврачу о том, что ее тревожит, или нет. Давая ей время подумать, Радецкий тоже молчал, глядя в окно кабинета, где в сгустившейся декабрьской темноте, кажется, снова начинал идти мокрый снег. Унылая зима в этом году. Безрадостная.
Все в порядке, Владимир Николаевич, сказала наконец собеседница. Мне не хочется грузить вас ерундой, право слово. Скорее всего, просто показалось. Чего вас дергать при вашей-то занятости. С большой долей вероятности дело не стоит выеденного яйца, не хочется казаться причитающей клушей.
Радецкий улыбнулся. На клушу доктор Шмакова была не похожа ни капельки. Ладно, как говорится, леди с фаэтону, пони легче. Можно ехать на тренировку, а потом домой. Если бы дело было действительно серьезное, так просто он бы от нее не отделался.
Владимир Николаевич
Да, Милана Сергеевна.
Вы так здорово придумали с этим маленьким снеговиком. Сева сегодня целый день то и дело прошмыгивал к холодильнику, чтобы на него посмотреть. Мы его днями не могли из палаты выманить, ни в игровую, ни к телевизору, а тут только и сновал туда-сюда. Я дежурную смену предупредила, чтобы, не дай бог, не сломали и не выбросили. Слез не оберемся. Но чем-то ему этот снеговик важен. Лежал же тряпочкой, полностью утратив интерес к жизни. А тут весь день смеялся и коробку с детективным набором распотрошил. Вы все-таки немножко волшебник, Владимир Николаевич. Хотя для хорошего врача это, наверное, нормально.
Она засмущалась от неожиданного комплимента и умолкла.
Спасибо на добром слове, пришел к ней на помощь Радецкий. До завтра, Милана Сергеевна. Хорошего вам вечера.
И вам, Владимир Николаевич.
Попрощавшись, он выключил компьютер, прошел в комнату отдыха, убрал в шкаф халат, натянул пуховик, погасил свет и покинул больницу, находясь в весьма неплохом настроении. Рабочая неделя тянулась своим чередом, и, видимо, сомнения Шмаковой, чего бы они ни касались, были полностью развеяны, потому что Радецкого она больше не тревожила.
Впрочем, в четверг она позвонила, чтобы сообщить: кто-то из персонала выбросил из морозилки Севиного снеговика. Проснувшись утром, мальчик в очередной раз побежал к холодильнику, чтобы проверить своего «дружочка», но снеговика там не нашел. Ярко-красная шляпа и ленточка обнаружились в мусорном ведре в туалете для больных. Кто это сделал и зачем, узнать не удалось, потому что никто не признавался.
Севка рыдает и отказывается от еды? спросил Радецкий с досадой.
Поплакал немножко, но сказал, что скоро выпадет нормальный снег, а вы обещали ему большого снеговика. Кроме того, тут стало известно, что его мама ночью благополучно родила девочку, так что он переключился на эту новость и плакать перестал.
Вот и хорошо, сказал Радецкий. Я постараюсь к нему зайти.
В палату к мальчику он заглянул, правда, уже после работы, по дороге в спортзал. Препарат из пуповинной крови и плаценты, содержащий стволовые клетки, был изготовлен, совместимость проверена, и на пятницу назначена процедура трансфузии, для которой Севу необходимо было подключить к специальному аппарату, медленно вводящему препарат за несколько часов. Работающая система поддерживала нужную температуру, обеспечивала бесперебойное капельное поступление препарата в кровь, следила за состоянием мальчика, и все это было возможно благодаря недавно закупленному оборудованию, которое поставила фирма «Мед-Систем».