Хрестоматия для 3 класса
Ханс Кристиан Андерсен
Гадкий утенок
Хорошо было за городом! Стояло лето, рожь уже пожелтела, овсы зеленели, сено было сметано в стога; по зеленому лугу расхаживал длинноногий аист и болтал по-египетски он выучился этому языку от матери. За полями и лугами тянулись большие леса с глубокими озерами в самой чаще. Да, хорошо было за городом! На солнечном припеке лежала старая усадьба, окруженная глубокими канавами с водой; от самой ограды вплоть до воды рос лопух, да такой большой, что маленькие ребятишки могли стоять под самыми крупными из его листьев во весь рост. В чаще лопуха было так же глухо и дико, как в густом лесу, и вот там-то сидела на яйцах утка. Сидела она уже давно, и ей порядком надоело это сидение, ее мало навещали: другим уткам больше нравилось плавать по канавкам, чем сидеть в лопухе да крякать с нею.
Наконец яичные скорлупки затрещали. «Пи! пи!» послышалось из них: яичные желтки ожили и повысунули из скорлупок носики.
Живо! Живо! закрякала утка, и утята заторопились, кое-как выкарабкались и начали озираться кругом, разглядывая зеленые листья лопуха; мать не мешала им зеленый свет полезен для глаз.
Как мир велик! сказали утята.
Еще бы! Тут было куда просторнее, чем в скорлупе.
А вы думаете, что тут и весь мир? сказала мать. Нет! Он тянется далеко-далеко, туда, за сад, к полю священника, но там я отроду не бывала!.. Ну, все, что ли, вы тут? И она встала. Ах нет, не все! Самое большое яйцо целехонько! Да скоро ли этому будет конец! Право, мне уж надоело.
И она уселась опять.
Ну, как дела? заглянула к ней старая утка.
Да вот, еще одно яйцо остается! сказала молодая утка. Сижу, сижу, а все толку нет! Но посмотри-ка на других! Просто прелесть! Ужасно похожи на отца! А он-то, негодный, и не навестил меня ни разу!
Постой-ка, я взгляну на яйцо! сказала старая утка. Может статься, это индюшечье яйцо! Меня тоже надули раз! Ну и маялась же я, как вывела индюшат! Они ведь страсть боятся воды; уж я и крякала, и звала, и толкала их в воду не идут, да и конец! Дай мне взглянуть на яйцо! Ну, так и есть! Индюшечье! Брось-ка его да ступай учи других плавать!
Посижу уж еще! сказала молодая утка. Сидела столько, что можно посидеть и еще немножко.
Как угодно! сказала старая утка и ушла.
Наконец затрещала скорлупка и самого большого яйца. «Пи! пи-и!» и оттуда вывалился огромный некрасивый птенец. Утка оглядела его.
Ужасно велик! сказала она. И совсем непохож на остальных! Неужели это индюшонок? Ну, да в воде-то он у меня побывает, хоть бы мне пришлось столкнуть его туда силой!
На другой день погода стояла чудесная, зеленый лопух весь был залит солнцем. Утка со всею своею семьей отправилась к канаве. Бултых! и утка очутилась в воде.
За мной! Живо! позвала она утят, и те один за другим тоже бултыхнулись в воду.
Сначала вода покрыла их с головками, но затем они вынырнули и поплыли так, что любо. Лапки у них так и работали; некрасивый серый утенок не отставал от других.
Какой же это индюшонок? сказала утка. Ишь как славно гребет лапками, как прямо держится! Нет, это мой собственный сын! Да он вовсе и недурен, как посмотришь на него хорошенько! Ну, живо, живо, за мной! Я сейчас введу вас в общество мы отправимся на птичий двор. Но держитесь ко мне поближе, чтобы кто-нибудь не наступил на вас, да берегитесь кошек!
Скоро добрались и до птичьего двора. Батюшки! Что тут был за шум и гам! Две семьи дрались из-за одной угриной головки, и в конце концов она досталась кошке.
Вот как идут дела на белом свете! сказала утка и облизнула язычком клюв, ей тоже хотелось отведать угриной головки. Ну, ну, шевелите лапками! сказала она утятам. Крякните и поклонитесь вон той старой утке! Она здесь знатнее всех! Она испанской породы и потому такая жирная. Видите, у нее на лапке красный лоскуток? Как красиво! Это знак высшего отличия, какого только может удостоиться утка. Люди дают этим понять, что не желают потерять ее; по этому лоскутку ее узнают и люди и животные. Ну, живо! Да не держите лапки вместе! Благовоспитанный утенок должен держать лапки врозь и выворачивать их наружу, как папаша с мамашей! Вот так! Кланяйтесь теперь и крякайте!
Утята так и сделали; но другие утки оглядывали их и громко говорили:
Ну вот, еще целая орава! Точно нас мало было! А один-то какой безобразный! Его уж мы не потерпим!
И сейчас же одна утка подскочила и клюнула его в шею.
Оставьте его! сказала утка-мать. Он ведь вам ничего не сделал!
Это так, но он такой большой и странный! отвечала забияка. Ему надо задать хорошенькую трепку!
Славные у тебя детки! сказала старая утка с красным лоскутком на лапке. Все очень милы, кроме одного Этот не удался! Хорошо бы его переделать!
Никак нельзя, ваша милость! ответила утка-мать. Он некрасив, но у него доброе сердце, и плавает он не хуже, смею даже сказать лучше других. Я думаю, что он вырастет, похорошеет или станет со временем поменьше. Он залежался в яйце, оттого и не совсем удался. И она провела носиком по перышкам большого утенка. Кроме того, он селезень, а селезню красота не так ведь нужна. Я думаю, что он возмужает и пробьет себе дорогу!
Остальные утята очень-очень милы! сказала старая утка. Ну, будьте же как дома, а найдете угриную головку можете принести ее мне.
Вот они и стали вести себя как дома. Только бедного утенка, который вылупился позже всех и был такой безобразный, клевали, толкали и осыпали насмешками решительно все и утки и куры.
Он больно велик! говорили все, а индейский петух, который родился со шпорами на ногах и потому воображал себя императором, надулся и, словно корабль на всех парусах, подлетел к утенку, поглядел на него и пресердито залопотал; гребешок у него так весь и налился кровью. Бедный утенок просто не знал, что ему делать, как быть. И надо же ему было уродиться таким безобразным, каким-то посмешищем для всего птичьего двора!
Так прошел первый день, затем пошло еще хуже. Все гнали бедняжку, даже братья и сестры сердито говорили ему:
Хоть бы кошка утащила тебя, несносного урода!
А мать прибавляла:
Глаза бы мои тебя не видали!
Утки клевали его, куры щипали, а девушка, которая давала птицам корм, толкала ногою.
Не выдержал утенок, перебежал двор и через изгородь! Маленькие птички испуганно вспорхнули из кустов.
«Они испугались меня, такой я безобразный!» подумал утенок и пустился наутек, сам не зная куда. Бежал-бежал, пока не очутился в болоте, где жили дикие утки. Усталый и печальный, он просидел тут всю ночь.
Утром утки вылетели из гнезд и увидали нового товарища.
Ты кто такой? спросили они, а утенок вертелся, раскланиваясь на все стороны, как умел.
Ты пребезобразный! сказали дикие утки. Но нам до этого нет дела, только не думай породниться с нами!
Бедняжка! Где уж ему было и думать об этом! Лишь бы позволили ему посидеть в камышах да попить болотной водицы.
Два дня провел он в болоте, на третий день явились два диких гусака. Они недавно вылупились из яиц и потому выступали очень гордо.
Слушай, дружище! сказали они. Ты такой урод, что, право, нравишься нам! Хочешь летать с нами и быть вольной птицей? Недалеко отсюда, в другом болоте, живут премиленькие дикие гусыни-барышни. Они умеют говорить: «Рап, рап!» Ты такой урод, что, чего доброго, будешь иметь у них большой успех!
«Пиф! паф!» раздалось вдруг над болотом, и оба гусака упали в камыши мертвыми; вода окрасилась кровью. «Пиф! паф!» раздалось опять, и из камышей поднялась целая стая диких гусей. Пошла пальба. Охотники оцепили болото со всех сторон; некоторые из них сидели в нависших над болотом ветвях деревьев. Голубой дым облаками окутывал деревья и стлался над водой. По болоту шлепали охотничьи собаки; камыш качался из стороны в сторону. Бедный утенок был ни жив ни мертв от страха и только что хотел спрятать голову под крыло, как глядь перед ним охотничья собака с высунутым языком и сверкающими злыми глазами. Она приблизила к утенку свою пасть, оскалила острые зубы и шлеп, шлеп побежала дальше.