Князь Барятинский. Ближний Круг - Бачурова Мила

Мила Бачурова, Василий Криптонов

Князь Барятинский. Ближний Круг

Пролог

 По законам Объединенных Концернов, во славу гуманизма их Главы, мы предоставляем тебе право сказать последнее слово.

 Горите в аду, предатели.

Разбитые во время допросов губы едва шевелились. Я собрал все силы для того, чтобы выпрямиться и посмотреть в лицо представителя Концернов.

Он отчётливо скрежетнул зубами, но промолчал. Стерпел, даже не ударил.

 По законам Объединенных Концернов, во славу гуманизма их Главы, ты имеешь право на предсмертную исповедь. Концерны готовы предоставить в твое распоряжение священника любой конфессии.

 Моя вера в моей душе. Священников оставьте Главе. Будет подыхать пригодятся.

И снова представитель сумел сдержаться. Не бросился на меня хотя побелел, как бумага. Ну, ещё бы. В том мире, где он живёт, услышать такое о Главе Концернов, даже случайно преступление.

Объявил:

 Ты отказался от обеих милостей, предложенных тебе Концернами. Остаётся поставить последнюю точку Встать!

Конвоиры схватили меня за плечи и подняли.

 На выход!

Зазвенели кандалы на моих руках и ногах. Меня вывели из допросной.

Обычно волокли по коридору, идти после допросов самостоятельно я не мог. Сегодня меня не пытали и даже не били. А конвоиры вместо того, чтобы идти прямо, в мою камеру, свернули направо.

В этом коридоре я ещё не был. Вдоль него выстроились гвардейцы, одетые поверх формы в штурмовую защиту.

 Понимаешь, что это означает?  прошипел мне в спину представитель.

Что ж, намёк прозрачней некуда. Меня ведут не в камеру. На расстрел.

Я переоценил Концерны. Думал, что после объявления приговора в запасе у меня будут ещё минимум сутки.

 Понимаю. Ваш Глава боится меня даже полуживого. Даже безоружного, скованного по рукам и ногам.  Я обвел взглядом гвардейцев. Проговорил:  Запомните этот день, парни! Я жил для того, чтобы освободить вас от гнёта Концернов. Я сражался за то, чтобы очистить мир от лжи и предательства! Глава, которому вы так верите жалкий трус. Ничтожество, трясущееся за свою шкуру. Помните: меня нельзя убить! Я воспитал себе достойную смену.

 Заткните его!  рявкнул на конвоиров очнувшийся представитель.

На меня поспешно набросились с кляпом. Так и вели до конца коридора который закончился бронированной дверью.

Представитель вынул из кармана рацию. Руки у него дрожали.

 Приём. Докладывает второй. Мы заткнули ему пасть, чтобы не морочил гвардейцам головы. Кляп вынимать, или так и вести?

 Никаких кляпов!  рявкнули в ответ.  Рехнулся? Казнь будут показывать в прямом эфире!

 То, что он говорит, показывать не стоит.

 Ничего, в эфир пойдёт только картинка. Без звука. Выводи.

 Есть.

Представитель приказал конвоирам открыть дверь. Я на мгновение зажмурился от яркого света.

Открыв глаза, увидел внутренний двор-колодец. Глухие стены с четырёх сторон и ослепительно голубое небо над ними. Ясное и чистое, без единого облачка. По нынешним временам редкость такое небо. Как будто сама судьба решила показать мне его напоследок.

Во дворе выстроился ещё десяток гвардейцев.

 Вперёд,  меня подтолкнули в спину.

Я увидел зависший над двором дрон. И, не удержавшись, расхохотался.

Поднял голову к нему, проговорил:

 Я знал, что ты меня боишься Глава.  Сплюнул под ноги.  Но не думал, что в своей трусости дойдёшь до показательного расстрела. Каждый человек в Концернах должен увидеть, как меня убивают, верно? Убедиться в том, что я мёртв? До чего же это смешно!  Мои слова раздавались в колодце двора громко и отчётливо, гулким эхом отражались от стен.  Разве твои холуи не говорили тебе, что я бессмертен как бессмертна сама справедливость?! Что меня невозможно убить?!

 Заткнись!  рявкнул представитель.

Конвоиры потащили меня к дальней стене.

Представитель пытался руководить расстрельной командой, выстроить гвардейцев в ряд. Но все они слышали мои слова. Каждый из них знал, кто я такой. В Концернах не было ни одного человека, от малых детей до глубоких стариков, который не знал бы меня в лицо.

 На вас я не в обиде, парни,  обводя глазами мятущуюся толпу, проговорил я.  Вам ведь словом не обмолвились о том, кого придется расстреливать. Так?

Гвардейцы смотрели на меня. Со страхом. С изумлением. С восхищением.

Легенда Сопротивления. Его душа и воля. Неукротимый, несокрушимый, неубиваемый Капитан Чейн.

 Винтовки на прицел!  взвизгнул представитель.

Гвардейцы подчинялись неохотно. Отворачивались, переглядывались.

 Я жил для того, чтобы освободить таких, как вы,  обращаясь к гвардейцам, продолжил я.

 На прицел!!!  рявкнул представитель.

Гвардейцы вразнобой подняли винтовки.

 Огонь!

Грохот выстрелов.

Стреляли не все, даже не половина из десятка. Кто-то палил в небо, парень, стоявший ближе всех ко мне, бросил винтовку и рухнул на колени. Одна пуля ударила меня в плечо, ещё одна в голень. Нога подкосилась, но я сумел устоять.

 Я не стану в него стрелять!  закричал гвардеец, упавший на колени.  Не стану!

Представитель ударил парня каблуком в затылок, тот упал.

 Кого ты сюда привёл?  бросил представителю я.  Зелёных новобранцев? Других побоялся? Глава опасается бунта?

 Заткнись! Огонь!

Снова выстрелы. Снова вразнобой, и гораздо жиже, чем были. Стреляют кто куда, винтовки бросили ещё двое гвардейцев.

Представитель заметался по двору. Заорал, брызгая слюной. Выхватил винтовку у того парня, который упал, грозя расстрелом теперь уже команде.

А у меня онемела нога, из плеча хлестала кровь. Артерия задета Пора заканчивать этот балаган. Помощь прийти не успеет, это ясно. Скованным я много не навоюю даже при той панике, которая поднялась. А барахтаться в пыли, под ногами у Концернов не по мне. Если уж умирать, я намерен умереть стоя.

 Смелее, парни,  подбодрил гвардейцев я.  Ты,  бросил ближайшему.  Выровнять ствол! Приклад к плечу, крепче! Вот так. Прицел! А теперь ого

Представитель не позволил мне и дальше командовать собственным расстрелом. Достаточно было того, что уже ушло в прямой эфир.

 Огонь!!!  перекрикивая меня, завизжал он.

И в ту же секунду раздался взрыв. Такой силы, что я на какое-то время оглох и перестал слышать звуки как те прилипшие к экранам зрители, что смотрели прямую трансляцию. Но, как и они, я видел стену, разлетевшуюся вдребезги.

Хаос. Выстрелы вспыхивают и тают, как окурки. Та сила, что ворвалась во внутренний двор тюрьмы, была слишком невероятно огромной для расстрельной команды, чьё предназначение убийство одного безоружного. А сквозь стену для начала вломился бронетранспортёр.

У меня получилось. Несмотря ни на что. Показательный расстрел Капитана Чейна стал последней каплей. Против Концернов поднялись собственные войска.

 Капитан!

Первым с бронетранспортёра спрыгнул мой ближайший соратник. Одет, как и гвардейцы, в штурмовую защиту, единственное отличие лента Сопротивления. Такая же лента привязана к прикладу автомата.

Два точных выстрела мои конвоиры убиты. Ещё один выстрел разбиты наручники.

 Капитан!

Из плеча хлещет кровь, но автомат, переданный бойцом уже у меня в руках.

 Победа, парни!  крикнул я. Поднял автомат. Лента развевалась на нём, как знамя.  Ваш Капитан с вами!

Мои бойцы отозвались дружным рёвом. А сам я выискивал глазами представителя Концернов.

В момент, когда нашёл его, было поздно. Представитель, в отличие от гвардейцев, не бросил винтовку. И не промахнулся.

***

Если бы меня спросили, где нахожусь, я не смог бы ответить.

Бесконечная тьма вокруг и ярко освещённый квадрат внутреннего двора, на который я смотрел как будто сверху.

У расстрельной стены лежал мёртвый мужчина в окровавленной полевой форме.

Я.

Широко открытые глаза, один черный, другой голубой, смотрят в небо. Голова обрита по бокам, посредине коса. Она начинается надо лбом и спускается ниже поясницы. Я дал зарок не стричь волосы до тех пор, пока не свергну власть Концернов, или не умру. Что ж, второе случилось раньше. Тридцать шесть лет не так уж мало.