Да, милая. Когда она врала, всегда закусывала нижнюю губу. Ты помнишь, о чем мы говорили? Растерянный взгляд мигом обернулся серьезным.
Помню. Закатила глаза. Ни с кем не спорить, короткие юбки и шорты не носить, на парней не смотреть, старшим не дерзить, даже если они не правы.
Мама судорожно выдохнула и резко кивнула.
Умница. Постарайся вести себя тихо, пока мы живем в доме твоего дяди, а я постараюсь побыстрее найти работу, и мы снимем квартиру в городе.
Угу. Растянув губы в улыбке, чмокнула маму в щеку.
Я была согласна на все, лишь бы с мамой все было в порядке. После смерти отца она осунулась, резко постарела, с ее лица сошли все краски, а некогда яркие глаза потухли. Ей не о работе нужно было думать, а о себе. Всего сорок лет, впереди долгие годы жизни, я не могла потерять еще и маму.
И, милая, твой дядя очень строгий, всегда таким был, постарайся не воспринимать его в штыки.
Ты так говоришь, словно он тиран, усмехнулась я, закидывая рюкзак на плечи.
Вещей забрали немного, всего пара сумок и чемоданов, остальное оставили, решив, что в новой жизни все должно быть новым. По правде говоря, забирать было нечего. Прошлую квартиру продали со всей мебелью, а в съемной квартире из «нашего» были только одежда и папины книги. Я наотрез отказалась оставлять их, а вот посуду и нехитрый текстиль в виде штор, пледов и постельного белья оставили для новых жильцов.
Нет, родная, он не тиран, он мужчина, воспитанный на Кавказе, и очень уважаемый человек, чуть кривя губы, произнесла мама, отворачиваясь в сторону окна.
Ты все время твердишь про Кавказ и его законы. В тот момент я едва смогла сдержать рвущийся наружу обреченный стон. Но ни разу не объяснила, что это значит.
Доченька, мы с отцом воспитывали тебя в строгости и можем по праву гордиться тобой, но строгость в русских семьях не имеет ничего общего с кавказскими, уж поверь мне.
Так расскажи, мне же жить здесь!
Ксюша! Мама строго сверкнула глазами, намекая на мой грубый тон. Сегодня ты сама все поймешь. Идем, нас уже должны встречать.
Жаркое летнее солнце ослепило нас, стоило только выйти из вагона. Проводница с безразличным лицом попрощалась, а мы с мамой прижались друг к другу плотнее, оглядываясь по сторонам и выискивая знакомое лицо.
На шумном перроне, переполненном народом, нас уже ждали. Дядя Мурат стоял чуть поодаль, наблюдая за снующими людьми и опираясь на трость. Когда-то он попал в аварию и сильно повредил ногу, но это не помешало ему обеспечивать свою семью и построить большой дом. Несмотря на мамины терзания и даже страх, я точно знала, что она безумно любит брата и гордится им. И хоть последний раз мы виделись много лет назад, этот цепкий взгляд черных глаз, пронизывающий до костей, невозможно не узнать.
Он сильно изменился. Постарел, но его стать и горделивая осанка по-прежнему были с ним. Легкая седина окрасила черные волосы, на лице появились следы прожитых лет. Темно-синий костюм-тройка придавал ему строгости и капельку надменности. Только при виде нас он искренне улыбнулся немного печальной улыбкой, а его взгляд подобрел.
С возвращением домой, пробасил грубоватым голосом.
В тот момент мне искренне хотелось верить, что скоро я смогу назвать это место своим домом.
Глава 2
На Кавказе не принято проявлять эмоции на людях. Это я узнала от мамы. Поэтому она не кинулась на шею брата, а скупо улыбнулась, смотря на дядю.
Дядя Мурат светился от счастья, но также сухо поздоровался с сестрой, а потом его взгляд остановился на мне. Он сморщился, как от зубной боли. Было очень неловко и даже обидно, что единственный родственник так повел себя. Я была одета прилично, но не как монахиня. Бежевые велосипедки закрывали колени, а сверху безразмерная футболка длиной ниже попы. Хотя мама и говорила, что в таком не стоит ходить, но с ее же позволения не стала переодеваться. Я же не выглядела как оборванка или панк, но и на звание монахини не претендовала.
Идемте, дорогие, Рима уже приготовила ваши комнаты и ждет нас. Надо отдать должное дяде Мурату, он ни словом, ни делом не выказал своего недовольства, а тот взгляд остался без комментариев.
Владикавказ город-миллионник, и люди здесь разные. Дело не только в многонациональности, но и во внешнем виде, повадках и воспитании. Стоило нам выйти за пределы шумного вокзала и ступить на не менее шумную улицу, как весь колорит города оказался как на ладони. Большая часть жителей Осетии христиане, но и мусульман в избытке. Так и получается, что перед моим лицом пробежала девушка чуть старше меня, в короткой юбке, едва прикрывающей задницу, а девушка в парандже проводила ее брезгливым взглядом. Коренные жительницы не ходят ни в том, ни в другом. Они скрывают фигуру за бесформенными вещами, но все же выглядят очень современно и ярко. Это не могло не радовать. Я бы не смогла ходить в парандже, как и беспрекословно подчиняться мужчине. Папа учил меня быть самостоятельной, ответственной, учил бороться за свои права.
Как и говорила мама, ее брат не последний человек в этих краях, но я и не подозревала, насколько она преуменьшает. Когда мы подошли к новенькому внедорожнику известной марки, я застыла. Такую машину простые люди не купят. Да и костюм на нем не из дешевых. Мне стало безумно интересно, кем же он работает, однако спросить не решилась. Не хватало еще, чтобы нас приняли за меркантильных родственников, приехавших в поисках наживы.
Машина была совсем новенькой, в ней витал запах дорогого кожаного салона и терпкого мужского парфюма. Мама расположилась на заднем сиденье, вместе со мной, а дядя ловко закидывал наши вещи в багажник. Когда он сел за руль, мама нервно теребила край длинной рубашки. Они завели разговор ни о чем, а я прилипла к стеклу, осматривая оживленные улицы и вполне современные многоэтажки.
Ксюша, ты уже определилась с будущей профессией? Я так засмотрелась, что не сразу поняла суть вопроса, но мама быстро нашлась с ответом.
Она хотела поступить в медицинский, не без гордости сообщила старшему брату, а я только фыркнула.
Хорошая профессия для женщины. Всегда сможет детей лечить и за здоровьем мужа присматривать, покивал со знанием дела.
Меня задели его слова. Не для того я собиралась в медицинский университет идти, чтобы всех родственников лечить. Я хотела спасать жизни, стать одним из лучших хирургов, а не простуды у детей лечить.
Мама заметила, как скривилось мое лицо, и больно ущипнула меня за ногу, чтобы не вздумала ляпнуть лишнего. А я и не собиралась. Насупившись, отвернулась к окну и стала разглядывать проезжающие мимо машины. В глаза бросился дорогой автомобиль, поравнявшийся с нами на светофоре. Иномарка ярко-синего цвета, с откидной крышей, не могла не привлечь внимание, а в такой жаркий день казалась полным безумием. Солнце разыгралось не на шутку и буквально опаляло своими лучами и сгоняло людей в тень. Воздух казался сухим, как черствый хлеб, а от этого было вдвойне сложнее находиться на улице без кондиционера. Видимо, владелец автомобиля был одним из тех, для кого понты дороже всего, включая собственное здоровье.
Меня, естественно, привлек и сам водитель дорогого кабриолета. Чистокровный осетин по крайней мере, так показалось. Темные, почти черные, волосы коротко отстрижены, взгляд суровый и сосредоточенный, а какие у него мускулистые руки просто загляденье. Я всегда испытывала легкий мандраж при виде спортсменов. Голубая рубашка облепила его точеные мускулы, как вторая кожа. Я сама не заметила, как стала любоваться им со слегка приоткрытом ртом, а поняла это, когда незнакомец, словно почувствовав чужой взгляд, повернулся в мою сторону. Наши взгляды встретились, и я поспешила отвернуться. На секунду мне стало страшно от того, каким взглядом он посмотрел на меня. Черные глаза будто оставили ожог на моем лице. Даже когда наша машина тронулась с места, я все еще чувствовала, что он смотрит нам вслед.