Майма вспоминает любимую игру детства «ловлю быков», где он по-настоящему избивал мальчишек, изображающих быков.
Мать Хона вспоминает, как страдал ее сын из-за своей болезни, а она не утешала его.
Она вспоминает, как Хон попросил у отца нарту, а они с Маймой высмеяли ребенка.
Времена же настоящее и будущее ступени породствления.
Породствление формально воплощается в метаморфозе.
Сюжетное время повести делится на две части, сообразно тому же принципу родства: то, что было при старом, мудром Мерче, и то, что было после:
«Прежде объединял всех старик Мерча. К нему относились с уважением, слушались беспрекословно, и семья казалась единой, дружной. Старика не стало, и каждый начал жить сам по себе» [2;73].
Можно подойти к двухчастному делению сюжетного времени с иной точки зрения:
первая часть действия Маймы,
часть вторая противодействие ему со стороны остальных героев повести.
Начало противодействию положит Илир.
А после того, как Майма посадит мальчика на цепь, даже мать Хона обратится к Мяд-пухуче с тем, чтобы та вернула радость обитателям чума.
И это, несмотря на то, что Мяд-пухуча защищает прежде всего хозяина чума.
Любая просьба, идущая вразрез воле хозяина это вызов ему и Великим.
Иногда сюжетные узлы повести представляют собой целые метаморфозы.
В сцене похорон Сэроттэто он, человек, превратится в память.
Варнэ в эпизоде, следующем за сценой убийства Сэроттэто, превратится из сумасшедшей в разумную.
Метаморфозы воплощаются и в более крупных единицах, чем эпизод.
Такова новелла о превращении Едэйне в сумасшедшую Варнэ.
И легенда о голубых великанах это легенда о превращении великанов в скалы от непосильной думы о том, как победить человеческую злобу.
Основная же метаморфоза повести (превращение ребенка в пса и вновь в человека) становится сутью цепи сюжетных узлов.
Сюжетные узлы в этом случае представляют собой стадии метаморфозы.
Первая стадия метаморфозы завязка сюжета: Майма решает сделать из Илира урода, страшнее, чем его собственный сын.
Следующая стадия метаморфозы эпизод, где Майма, воспользовавшись жалостью Илира к избиваемому псу, посылает мальчика гнать оленей вместо Грехами Живущего.
Стоит выделить сцену, где хозяин запрещает Илиру говорить:
«В голосе сироты Майма уловил не только усталость, но и ненависть. Он подошел ближе и прошипел:
Ты будешь бегать весь день! Все дни. И еще я не хочу слышать твоего голоса!
Как?!
Теперь ты должен молчать. <> Я буду бить за каждое слово. Вот так!» [2;7071]
Майма совершит и самый последний шаг в своей попытке превратить человека в пса.
Он посадит ребенка на цепь.
«И даже сейчас Майма хотел только стукнуть мальчика, чтобы спокойно вернуться в чум, но вдруг увидел глаза сироты: ненависти в них было больше, чем страха. Казалось, что тот, опередив хозяина, ударил первым, не поднимая руки.
Скрипнув зубами, Майма несколько раз обмотал Илиру ногу выше ступни и, хотя знал, что мальчик не убежит, крепко затянул узел, будто привязывал хитрую, умную собаку» [2;78].
Но в этой сцене заканчивается тот этап метаморфозы, который осуществляется по воле Маймы.
Далее превращение будет осуществляться по воле Илира.
По воле существа, вновь обретшего радость жизни.
А радость приходит от осознания того, что он не одинок.
Ощущение родства дает ему пес Грехами Живущий.
Единственное во всем стойбище существо, не побоявшееся гнева Маймы.
Грехами Живущий ненавидит людей.
Но он приходит к Илиру, чтобы выразить свое сочувствие, чем вызывает радостный монолог мальчика:
« Мы теперь будем жить вместе. Вдвоем. Согласен? Я думал, что ты никогда не придешь ко мне и я всегда буду один. <> Мне хорошо сейчас, и я радуюсь, что не умер» [2;80].
Обратное превращение (из собаки в человека) начнется в сцене охоты.
Сцена охоты исключена в издании 1983 года (издательство «Современник») [2].
Эту сцену (как и ряд других, исключенных из издания 1983 года) мы найдем в издании повести «Илир» 1979 года [34].
Илир находит беспомощного замерзающего Майму:
«Волнение распирало горло мальчика, как жадно проглоченный кусок мяса. Илир осторожно, крадучись, отступил назад, посмотрел вокруг. Дернул губами, словно хотел зарычать, но не издал ни звука» [4;37]
Человек, превращенный Маймой в зверя, не убьет Майму, потому что в Илире осталась человеческая сущность, которая послужит основой для будущего возвращения к человеческому бытию.
Ситуация, когда в ребенке борются зверь и человек повторится в сцене у костра:
«Под утро Майма задремал. Проснулся неожиданно, от непонятного ужаса. Открыл глаза и оторопел: над ним, низко склонившись и показывая зубы, стоял Илир» [4;38].
В этой сцене Майма испытывает торжество от того, что он превратил Илира в собаку.
Но в это время продолжается процесс превращения зверя в человека.
Следующая ступень обратной метаморфозы обретение надежды Илиром:
«За столом Кривой Глаз начал рассказывать о новой жизни, о новых людях. Догадавшись о страхе хозяина, говорил смело, словно ему с самого начала нравились изменения в тундре. <>
Илир стоял, зачарованный голосом человека. Сами звуки, интонация, уверенная и восхищенная, вызывали в мальчике смутную надежду на что-то светлое, ожидающее его впереди» [2;105].
Финальная стадия обратного превращения в человека сцена, в которой Илир гонит стадо оленей на Майму.
Олени топчут своего хозяина, пытавшегося сделать из ребенка покорное животное:
«А мальчик кричал:
Мама! Голубые великаны! Грехами Живущий! Я больше не собака! Я отплатил за всех!
<>
Со бака!» прошептал ему в лицо Майма.
Илир отвернулся и пошел прочь. Такое обращение к нему больше не относилось» [2;113].
Особая организация сюжета (прием повторения сходных ситуаций) способствует тому, что семантика отдельных метаморфоз или стадий основной метаморфозы высвечивается более ярко.
Такова ситуация бунта против божеств.
Майма восстает против родовых идолов, которые не уберегли его стадо от Красной нарты.
На бунт решится и самое забитое существо в повести мать Хона.
Умирает Хон, и оказывается, что его жизнь, его тело не были нужны никому из Великих.
Зачем же Великие допустили его смерть, негодует мать Хона, ведь у нее отнята единственная родная душа?
В сцене бунта Маймы воплощается одна из ступеней роста эгоистического начала в душе героя.
В сцене бунта матери Хона подготавливается переход героини из хронотопа реальности в индивидуально-иррациональный хронотоп.
Сцена сумасшествия также будет повторена в повести дважды.
Псевдо-сумасшествие Едэйне воплощает волевую метаморфозу личности, пытающейся изменить свой статус в мире, надругаться над Небом, если оно надругалось над человеческой жизнью.
Сумасшествие матери Хона это также метаморфоза выпадение из обыденности в мир счастливых грез.
Но здесь уже не участвует воля самой героини, как это было в случае с Едэйне, поскольку слишком поздно начала сопротивление своему мужу-нылеке (оборотню) мать Хона.
Дважды в повести человек спасает жизнь человеку.
Майма спасает замерзающего Илира, чтобы не дать ему умереть легкой смертью.
Илир спасает хозяина, чтобы не дать себе превратиться в зверя [4].
Дважды в повести человек будет поставлен в ситуацию выбора: убить ли ему того, кто может причинить ему вред?
Но дважды дарует жизнь.
Илир оставляет жить Майму, повинуясь своему человеческому сердцу [4].
Майма не убьет Кривого Глаза по расчету:
«Нельзя, потому что, как знать, старик мог заранее объяснить людям новой жизни, как проехать в эти места» [2;104].
Для более четкого высвечивания главной метаморфозы повести особенно важна повторяющаяся ситуация в эпизодах, где олени несутся неуправляемой лавиной.