Возьми обратно свой собачий лай! Или я за себя не ручаюсь!
Но молодой враг извернулся, ловко опрокинул пожилого кудесника на спину, и, взгромоздившись сверху, принялся валтузить его что есть мочи.
Прекратите! Нашли время для драки! прикрикнул на них тысяцкий.
Однако как раз его присутствие и не позволяло обоим спорщикам уступать. Каждый горел желанием взять верх над соперником и доказать боярину, кто тут прав.
Немил схлопотал ощутимый удар по скуле, отчего в голове зазвенело. Ему показалось даже, что растерзанный труп за спиной Любомысла приподнимается, размыкает замерзшие веки и медленно вращает головой, словно после беспробудного сна. Кудесник хотел протереть глаза, но вместо этого получил новый удар на этот раз прямо в лоб. Сердитые окрики тысяцкого перестали до него доноситься.
Ой, как звенит в голове. И в глазах мельтешат разноцветные пятна. Так и кажется, будто мертвый Шугрей встает, как медведь из берлоги. Снег осыпается с его рваной вотолы, рукава волочатся по днищу оврага, в остекленевших глазах мелькают отблески факела, но живыми они от этого не становятся на черные ресницы все так же падают снежинки, и не тают, а налипают комками. Чтобы труп шевелился? Как-то это нехорошо. Есть в этом что-то неладное. Даже звенящей голове это ясно.
Немил протянул руку, указывая на тело, наползающее на Любомысла, и через силу прохрипел:
Сзади!
Однако его противник не поддался на эту хитрую уловку и не оглянулся. Покойник тяжело навалился книжнику на плечи. Костлявые руки охватили его горло и сдавили дыхание так, что у Любомысла выпучились глаза. Синюшное лицо мертвеца не выражало ни ярости, ни азарта, оно оставалось безжизненным, не тронутым ни одним человеческим чувством. Лишь посиневшие губы его распахнулись, обнажив два ряда желтых зубов, готовых впиться Любомыслу в загривок.
Упырь ожил! охнул Абаш.
Дошло наконец! вздохнул Немил, поднимаясь на четвереньки.
Боярин оторопел. Его ладонь распахнула пушистую шубу и нашарила рукоять короткого меча, болтающегося на поясе, но тут тысяцкий, видно, забыл, что собирался сделать, и застыл с разинутым ртом.
Не помня себя, Немил вырвал из рук стражника факел и принялся тыкать искрящейся и полыхающей паклей в восковое лицо мертвеца. Из разорванного горла покойника вырвался жуткий хрип, и тут уже боярин не оплошал и рассек его хлестким ударом меча, отчего тощее тело Шугрея переломилось надвое. Промасленное тряпье на конце факела упало на рваную вотолу, та вспыхнула и заполыхала.
Как же так? Ведь он мертвый был! Все же видели! В лице ни кровинки! бормотал ошалевший Любомысл, отпихивая горящие кости.
Что, и теперь в упырей верить не станешь? хватая ртом воздух, прошипел Немил.
Что с останками делать? тысяцкий первым вспомнил, кто тут главный.
Спалить до самого праха! И пепел развеять по ветру, отозвался Немил.
Сам-то как? Тебя упырь не успел покусать? перевел на него взгляд Твердислав.
Немил потер пальцем шею и успокоил скорее себя, чем боярина:
Ни царапины. Не боись: я в злыдня не превращусь.
И то хорошо. А то как бы не пришлось и тебя так же жечь, хохотнул тысяцкий.
Чтоб у тебя язык отсох! не удержался кудесник.
Не смей на меня лаять! Вдруг сглазишь? испугался боярин. Ты ведь сам говорил, что из кого упырь выпьет кровь тот в кровососа превратится.
А кто же тогда из Шугрея кровь выпил? не удержался от едкого замечания книжник. Его-то кто превратил в ходячую тварь?
И верно! по лбу боярина пробежала морщинка, вызванная раздумьем. Выходит, это был не упырь? Шугрей всего лишь очередная жертва, а сам упырь тот, что его прикончил и кровь выпил до сих пор должен шастать поблизости.
По коже Немила разбежались холодные мурашки. Все четверо растерянно застыли и начали разглядывать друг друга, словно надеясь распознать в соседе того самого упыря из Лиходеева царства.
Не пора ли уходить? забеспокоился Любомысл. Мы и так задержались сверх меры.
Он потихонечку отступил к тропинке, ведущей на верхний край рва, и начал карабкаться по скользкому льду.
Погоди! резко окликнул его Твердислав. Сначала пусть мертвец догорит. Иначе по городу пойдет молва, а мне князь велел, чтобы все было тихо.
Абаш занялся костром. Неожиданно в темноте раздались едва слышные хлопки, как будто кто-то стряхивал снег с одежды. Все замерли. Напряженную тишину нарушила маленькая темная птичка, которая опустилась на плечо боярской шубы, звучно хлопнув перепончатыми крылышками. Абаш облегченно вздохнул и во всю глотку гаркнул:
Воробей прилетел! Добрый знак.
Какой же это воробей? боясь пошевелиться, выдавил из себя Немил. Разуй зенки!
Птичка вспорхнула, сделала круг над воеводской шапкой, с которой свисал роскошный соболий хвост, и ткнулась в распахнутый ворот шубы, как будто хотела пригреться у боярина на груди.
Кыш! Пошла вон! отмахнулся от нее тысяцкий.
Однако крылатый летун оказался настырнее, чем можно было представить. Черные крылья мелькнули у Немила перед глазами. Мерцающий свет факела на мгновенье высветил жилистые перепонки, сквозь которые протянулись тонкие нити костяшек.
Это не птица, догадался Абаш. Это летучая мышь.
Нетопырь, уточнил Любомысл, и схватился за горло, как будто что-то его душило.
Это и в самом деле был нетопырь черный, шустрый, мохнатый, с тупой хищной мордочкой, похожей на сплющенную собачку. Он стукнулся о золотого льва на боярской гривне, отскочил, и тут же полез обратно, метя в заходивший ходуном кадык Твердислава.
Как, говоришь, выглядят мертвые души, сбежавшие из пекла? заплетающимся языком пролепетал Любомысл.
Т-так и в-выглядят, язык Немила отказывался повиноваться. Летучий нетопырь. По ночам носится и ищет жертву. Найдет высосет кровь. Тогда ненадолго вернет себе кость и плоть.
Нетопырь оскалил острые зубки и нацелился на горло боярина.
Не пущу! смелый Абаш загородил хозяина и, размахнувшись, двинул летуна палицей.
Железные шипы задели мышь и бросили ее вниз, на утоптанный снег. Она хлопнулась оземь, издала жуткий писк, кувыркнулась, и выпустила облачко темной, отвратительно пахнущей гари, ударившей Немилу в глаза. Пока тот вертел головой, пытаясь вернуть себе зрение, из облачка вылез облезлый скелет, гремящий пожелтевшими костями и клацающий отвисшей челюстью. Поверх ребристой грудной клетки скелета колыхалось рваное тряпье, когда-то бывшее дорогим иноземным камзолом, а верхушку гнилого черепа скрывал дырявый капюшон.
Это он! взвизгнул Немил. Упырь! Грешная душонка из преисподней. Берегитесь: кого куснет тот сам ходячим покойником станет!
Любомысл издал утробный вой и первым бросился наутек. Однако в глубоком овраге было лишь два направления вперед и назад. Одно из них перекрывал восставший из мертвых упырь, а в другом тьма сгущалась с такой пугающей плотностью, что залезть в нее решилась бы только совершенно отчаявшаяся голова. Поэтому комнатный книжник начал карабкаться вверх по склону, надеясь забраться на кручу, поближе к Кремнику и городской страже с ее кострами, согревающими караульных в промозглые зимние ночи.
Как бы не так! Вместо того, чтобы выбраться, грамотей соскользнул обратно и едва не сшиб Абаша, который и не думал отступать. Верный слуга вовсю размахивал палицей, крича:
Нам без разницы, кто ты упырь, вурдалак, или хазарский каган. Мы тебе косточки живо пересчитаем!
Железный шип заехал по ребру скелета, отчего голые кости задребезжали. Скелет хищно щелкнул отвисшей челюстью и начал наползать на Абаша.
Пошел вон! завопил Твердислав и выхватил меч.
Упырь опрокинул Абаша в снег и впился в его горло.