Однако ж если многие из этих слов вывелись из употребления, зато многие и остались; гений языка умнее писателей и знает, что принять и что исключить»[48].
Слова, которые оказались «приемными»
Если заглянуть в этимологические словари, можно выяснить, что многие привычные нам слова, кажущиеся что ни на есть русскими, исконными, тоже когда-то давно были заимствованы.
хлеб
Возможно, многим из вас знакомы эти строки Сергея Михалкова из стихотворения «Быль для детей»:
«Нет! сказали мы фашистам, Не потерпит наш народ,Чтобы русский хлеб душистыйНазывался словом брот».Так вот: лингвисты любят над ними подтрунивать, потому что «хлеб» заимствование. Да не откуда-нибудь, а из германских языков: в готском находим hlaifs, в древневерхненемецком hleib с тем же значением[49]. Сейчас в заимствование трудно поверить, потому что оно произошло очень-очень давно еще в праславянскую эпоху, до разделения славянских языков.
Те, кому очень не по душе факт заимствования слова «хлеб», могут возразить: «Так что же, славяне свой хлеб печь не умели?» Но нет же, скорее всего, умели просто германское слово, видимо, обозначало хлеб, изготовленный по другому рецепту или по новой технологии, которая была заимствована вместе со словом.
суп
Да, такое, казалось бы, традиционное русское блюдо и обязательная, по мнению наших бабушек, часть обеда это заимствование XVIII века из французского, но восходит оно тоже к соответствующему слову из германских языков. На готском supôn «приправлять»: получается, буквально суп кушанье, сдобренное специями[50].
пельмени
А это заимствование из финно-угорских языков, где «пель» «ухо», а «нянь» «хлеб». Выходит, пельмени это «хлебные ушки»[51].
помидор
Это слово восходит к итальянскому роmо d᾽оrо («яблоко из золота») и исторически родственно «помаде»: помадой изначально называли лечебную мазь из яблок[52]. Второе название помидора «томат» еще экзотичнее: оно пришло, как и сам овощ, от ацтеков[53].
огурец
Соленый огурчик это ведь наше, исконное! Ан нет: название овоща позаимствовано у греков. Их ἄγουρος («агурос»), в свою очередь, образован от слова ἄωρος («аорос») «неспелый», «несозревший»[54]. А ведь и правда: огурцы вкусны, только пока они не пожелтели, не созрели окончательно.
собака
Не совсем ясно, откуда к нам пришло это слово скорее всего, из иранских языков. Но это факт: во времена князя Владимира его никто не знал. И четвероногих друзей, и нехороших людей тогда называли псами[55].
лошадь
И этого слова во времена первых русских князей еще не было. Если бы вы спросили у древнерусского воина: «Где твоя лошадь?» он бы вас не понял. Тогда знали только слова «конь» и «кобыла», а «лошадь» заимствование из тюркских языков, где «алаша» значит «конь, мерин»[56].
князь
Это давнее заимствование из германских языков (в праславянскую эпоху, то есть до разделения славянских языков, таких заимствований было довольно много). По-древневерхненемецки kuning «старейшина рода» (от kuni «род»)[57].
царь
А это слово не что иное, как измененное веками употребления и переходов из языка в язык имя Гая Юлия Цезаря. Слово «цезарь» перешло в разряд нарицательных и стало употребляться как титул уже во время правления Октавиана Августа, его внучатого племянника. Из латыни слово проникло в другие европейские языки. Отсюда же, кстати, слова «кайзер» и «кесарь».
В древнерусском языке слово первоначально употреблялось в варианте цhсарь, но позднее немного сократилось[58]. На Руси правители периодически называли себя царями, но первым официальным «Царем Всея Руси» стал только Иван Грозный в 1547 году.
богатырь
Нет, это не тот, кто, по выражению Михаила Задорнова, «Бога тырит» (о подобных теориях читайте во второй части книги). «Богатырь» заимствование из тюркских языков: могучего воина там называли «багатур»[59].
шлем
Ошеломительно, но «шлем», или, как сказали бы древнерусские богатыри, «шелом», заимствован из германских языков (в древнегерманском шлем звучал как helmaz, в готском как hilms) и в буквальном переводе обозначает «то, что защищает»[60]. И да, «ошеломить» в первоначальном значении, по всей видимости, «сильно ударить по шлему». Сравните с «поразить» ведь это буквально «нанести удар», с «потрясти» «несколько раз тряхнуть». Первоначально эти глаголы имели вполне конкретное значение физического воздействия, но позже приобрели значение «удивить»[61].
шапка
Слово «шапка» появляется в русском языке только около XIV века. А произошло оно от старофранцузского сhаре (в современном французском chapeau), которое, в свою очередь, восходит к латинскому сарра «головной убор»[62].
шуба
Сложно поверить, но у этого слова, буквально пропитанного духом русской зимы, южное происхождение: «джубба» арабское название верхней одежды. Попало слово к нам благодаря европейским языкам. Как я уже отмечала, от этого же арабского слова, но через посредство других языков и с иными изменениями звуков, произошли «юбка», «жупан» и «зипун»[63].
кафтан
Еще одно слово, которое пришло с Востока: в тюркских языках находим kaftun «длинное верхнее платье, халат»[64]. Слово «кафтан» начало употребляться даже позже, чем «шапка», только с XV века.
сарафан
И это слово пришло из тюркских языков, а туда попало из персидского, где serāpā «почетная одежда»[65]. Между прочим, у нас «сарафан» первоначально употреблялся в значении «длинный мужской кафтан». Например, в сарафане ходил царь Михаил Федорович.
терем
Название типично русской постройки вероятнее всего, заимствование из греческого, где слово со значением «дом, жилище» произносилось как τέρεμνον («теремнон»).
церковь
Надеюсь, читатели не обвинят меня в оскорблении чувств верующих, но «церковь» тоже заимствование от германского *kirkō или *kirikō[66], а оно, в свою очередь, от греческого κυριακόν («кюриакон») «господнее»[67]. В древних славянских текстах вы встретите не только слово «цьркы» («церковь»), но и «кърькы»[68], и тогда родство этого слова с немецкой «кирхой» станет очевиднее. А соответствие «к» и «ц» в этих словах примерно такое же, как в «кайзере» и «царе».
изба
Вот уж, казалось бы, самое русское из русских слов! Тем не менее это заимствование из германских языков, где было слово *stubа «помещение с печью или баня»[69]. Отсюда же современное немецкое слово Stube «комната». Как и в случае с хлебом, заимствование совсем не значит, что славяне не строили избы: просто, видимо, избой назвали какой-то новый вид постройки. Точнее, «истъбой» именно так сначала выглядело древнерусское слово.
Сложно поверить, но когда-то все эти слова были так же чужды нашим предкам, как многим сейчас «хайп» или «газлайтинг».
И, вопреки устойчивому мнению, обилие давних заимствований из греческого, германских и тюркских языков вовсе не говорит о том, что у славян был низкий уровень культуры и они не знали предметов, обозначаемых иностранным словом. Поэтому поговорим о том, зачем вообще нужны заимствования.
Нам что, своих слов не хватает?
Скорее всего, вы уже поняли: да, иногда действительно не хватает.
И вот в каких случаях мы заимствуем слова из других языков:
1. В родном языке нет аналога. Самый очевидный, но далеко не самый частый случай заимствования. Такие слова заимствуются вместе с предметом или явлением: когда в нашу жизнь приходит какое-нибудь иностранное изобретение, проще использовать то название, которое ему уже придумали на другом языке и под которым это изобретение стало известно в мире, чем сочинять свое. Например, так русский язык недавно заимствовал слова «мессенджер», «смартфон» или «хештег».
2. Аналог вроде бы есть, но он слишком неудобный. Громоздкий или труднопроизносимый. И тут вступает в силу закон речевой экономии: согласитесь, гораздо проще, особенно в устной речи, сказать «капслок» или просто «капс», чем употреблять словосочетание «прописные/большие буквы». Сказать «лайк» легче, чем «значок сердечка» или «кнопка нравится», «скрин» проще, чем «снимок экрана», «кейс» куда быстрее, чем «случай из практики, который наглядно демонстрирует какую-либо теорию».
3. Аналог не вполне точно отражает то значение, которое есть у заимствования. «Ресепшен», вопреки утверждениям из пуристских словариков, это не то же самое, что «приемная». «Фуд-корт» не то же, что «столовая». А «презерватив», вопреки заявлениям Владимира Жириновского, не «предохранитель».
Приведу его очень показательную цитату полностью:
«Постоянно звучат иностранные слова. Дилер посредник, бутик лавка, мутон овчина, от французского овца. Трейдер, сейл ну что это такое? Вот менеджер это приказчик! Презерватив предохранитель. Я бы и слово парикмахер заменил. Кафе, бар, ресторан? Закусочная вот прекрасное слово! Забежал, закусил, все понятно»[70].
Ну, что тут скажешь? Очень своеобразное предложение от прежнего лидера либерально-демократической партии. Но почему-то не «свободно-народного собрания»
4. Аналог есть, но он оброс неприятными или не вполне уместными оттенками значения. «Клинер» звучит куда более нейтрально, чем «уборщица»: когда говорят «уборщица», представляется измученная женщина в грязном халате, а «клинер» будто бы специалист с инновационными средствами для удаления пятен и новейшей моделью пылесоса.
Или у слова «модель» не так давно появился и другой смысл (помимо значения «образец»): так стали называть девушку, которая демонстрирует одежду на модных показах. Это слово пришло на смену «манекенщице», и неспроста: когда мы говорим «манекенщица», представляется дама, демонстрирующая наряды в Доме культуры, а чтобы рассказать о Кейт Мосс или Наталье Водяновой, хочется использовать другое слово, не нагруженное такими «советскими» ассоциациями.
5. Аналог перегружен большим количеством разных значений. В таком случае проще заимствовать иностранное слово, чем точно переводить его и прибавлять к уже существующим смыслам еще один. Например, так было заимствовано слово «сторис» (или «сториз»; слова нет в словарях, поэтому пока никто не знает, как писать). Его можно было бы перевести как «история», и некоторые так и делают, но тогда фразы вроде «Как тебе мои истории?» или «Больше всего люди любят истории об обычной жизни» начинают звучать слишком двусмысленно. «История» очень многозначное слово: это и рассказ («рассказать смешную историю»), и ход развития чего-то («история нашей дружбы»), и наука («история Средних веков»). Поэтому в блогерской среде все же чаще используют слово «сторис»: это отдельное конкретное явление, для которого хочется иметь свое название.
6. У аналога нет необходимой сочетаемости. Лингвист Светлана Бурлак в лекциях часто приводит в пример слово «спонсор»[71]. Вроде как есть слово «меценат» (тоже заимствованное, но давно освоенное языком) казалось бы, зачем еще и «спонсор»? Но проблема в том, что быть «меценатом чего-то» нельзя: не присоединяет это слово зависимые слова в родительном падеже (мы не говорим «меценат галереи» или «меценат выставки»).
Конечно, отличие мецената от спонсора еще и в том, что меценат оказывает помощь людям науки и искусства безвозмездно, а спонсор выделяет деньги ради рекламы. «Пиво Балтика меценат футбольного матча» звучит довольно странно.
Можно было бы, конечно, расширить значения и сочетаемость слова «меценат», но язык распорядился иначе: видимо, оказалось необходимым разграничить «мецената» и «спонсора».
7. Аналог не такой яркий и звучный. Словечки вроде «хайп» делают высказывание эмоциональнее и резче, а с привычными «шумихой» или «ажиотажем» такого эффекта достичь не получится.