Монитор приветственно запищал в своём привычном ритме. Я бы захохотала от непередаваемых ощущений я прошла сквозь стену! но тут снова столкнулась с реальностью. В лице собственного тела, покоящегося на больничной койке, с бинтами поверх плосковатой груди и с безразличным выражением лица. Глаза закрыты, но я не спала, а лишь притворялась спящей. Ведь настоящая я здесь.
Та добродушная медсестра добросовестно исполняла обещание, что дала моей маме. Ни на сантиметр не сдвинулась с места, где я её оставила, услышав крик Хейли. Она всю ночь бегала из палаты в палату, забывая перекусить или сходить в туалет. Ей бы сейчас отдыхать дома, а не клевать носом у моей постели. Почему я всё время испытываю стыд? Словно привязала Хейзел к стулу и насильно заставила составлять мне компанию.
Она давно выпустила мою руку из своей и склонилась над койкой в полудрёме. Веки подрагивали, но уши, я уверена, следили за каждым пиканьем монитора, чтобы в любой момент вскочить и затрубить тревогу, если вдруг моё сердце начнёт выписывать нездоровые пируэты. Это даже хорошо. Если удастся заполучить историю болезни, не хотелось бы, чтобы Хейзел потеряла рассудок при виде летающего планшета.
А вот и он. Такой же планшет с историей болезни, как тот, что я видела пару минут назад, прямо перед моим забегом. Теперь главное сконцентрироваться. Всю силу пустить в пальцы. Я стала твердить сама себе, что у меня всё получится. Что я смогу почувствовать бумагу в руках, как и кружку с кофе.
Те секунды, за которые моя рука тянулась к истории болезни, оказались такими же волнительными, как и те, когда я осознала, что нахожусь вне тела. Будто меня засунули в чан с ледяной водой. Я сомкнула пальцы и
Не может быть! Я держу его. Держу планшет с записями врача. Хейзел дёрнулась, и от неожиданности я чуть не выронила его на пол. Что бы она увидела, открыв глаза? Летающую историю болезни? В лучшем случае, поверит, что это просто сон. В худшем расскажет об этом магическом происшествии всей больнице, и её сочтут сумасшедшей. Но медсестра продолжала себе дремать, так что у меня было несколько минут.
Я аккуратно вытянула планшет из ячейки и заглянула в него.
Имя пациента: Теодора Мария Раморе
Дата рождения: 28 сентября 2006
Возраст: 17 лет
Имя лечащего врача: Анджелика Лэнг. Ну, это я уже знала. Так, адрес, дата поступления, все эти маловажные мелочи. А вот и то, что нужно. Не хотелось бы увидеть что-то вроде «безнадёжный случай», «недолго ей осталось», и моё сердце слегка зачастило. И тут же кривая на мониторе побежала чуть быстрее. Писк ускорился. Я оторвалась от записей врача, призывая этот бесчувственный кусок железа заткнуться и не выдавать меня медсестре Хейзел. Я сделал два глубоких вдоха. Фух. Сердечный ритм восстановился.
Обалдеть можно! То есть мы всё ещё связаны с нашими телами. Все те эмоции, что мы с Хейли испытываем в этом измерении, передаются и нашим оболочкам. Страх или волнение, которые колеблют наши сердца, посылают эти колебания мониторам. Вроде бы хорошая новость, правда?
Ладно, пока Хейзел не проснулась, нужно наконец узнать правду. Насколько плачевно моё состояние.
Я заглянула в графу диагнозов и ужаснулась, но постаралась не беспокоить сердце, чтобы снова не запустить сигнал «сос» датчикам. Итак, подсчитаем количество моих травм. Перелом левой ноги это видно и без истории болезни. Травма грудной клетки, которая повлекла за собой перелом двух рёбер, тампонаду сердца, пневмоторакс.
К концу этого удручающего списка я перестала что-либо замечать. Разборчивый почерк доктора Лэнг подробно расписывал курс лечения, назначенные диагностические процедуры и названия лекарств, которые мне давали, но я не стала читать. Мне стало страшно. Так страшно, что я больше не могла контролировать своё сердце.
Его стук походил на бой барабанов какого-нибудь одичалого африканского племени. Кардиомонитор тут же отозвался и стал пищать в унисон с этим боем. Хейзел подскочила, будто её в пятую точку ужалила пчела, и тут же уставилась на мои показания. Я утратила концентрацию, и пальцы снова перестали ощущать бумагу. Планшет выпал из рук и смачно шлёпнулся о плиточный пол, шуганув и без того напуганную медсестру ещё сильнее.
О, Господи! Взвизгнула она, схватившись за своё сердце. Подключи нас обеих к аппаратуре, мы бы исполнили настоящую симфонию напуганных сердец.
Я всегда считала себя человеком отзывчивым. Старалась делать людям добро и, по возможности, отодвигала собственные переживания куда подальше. Но сейчас Я могла думать только о себе, как последняя эгоистка. Сойдёт ли за оправдание тот факт, что я могу не выкарабкаться? Не пережить это утро? Не выйти из комы?
А что, если я так и не найду пути назад? Тогда моя душа застрянет здесь навечно.
Хейли
Пожалуйста, мамочка Прошу тебя, услышь меня.
Я талдычила одно и то же уже сколько? Несколько минут или часов? Как только Тедди ушла, выскочила из палаты, как из клетки со змеями, я не могла пошевелиться. В голове заварилась такая каша, что её во век не расхлебать, сколько не черпай ложкой. Я успела перемерять палату шагами вдоль и поперёк и забыть, сколько шагов вышло. А пока ходила, мой пульс принимался слегка ускоряться от переживаний, но вместе с душевными скоростными гонками заводилось и моё сердце, запускало кривые на мониторе с удвоенной скоростью, и приходилось брать себя в руки, чтобы не созвать вокруг себя очередную команду по спасению.
На третьем скачке показателей я кое-как обуздала собственное сердце. Мне удавалось договориться с ним и даже в этой ужасной ситуации я дышала ровно, а оно билось размеренно. Подобные выходки попугали моих родителей так, что они стал шарахаться от малейшего звука. Мама так и не выпила свой ужасный кофе и расплескала его по полу, когда на форточку приземлилась птица и чирикнула. Так резко и громко, что маме уже предвиделась моя кончина. Она решила, будто этот чирик последний писк монитора перед тем, как прямая сердца уже никогда не стрельнет зигзагом.
Казалось, что всё это и объятие Тедди, и визит птицы случилось так давно. А может, и вовсе в другой жизни. Жизнь Тедди лишила меня её, отобрала всё. Сначала семью, потом любовь, а теперь вот и жизнь. Но как бы я ни злилась на неё, в чём бы ни винила, без неё было так одиноко. Потому что мама уже битый час молчала и смотрела сквозь меня. На тело на кровати. Уж не знаю, кто из нас двоих больше походил на овощ.
Моё тело успели свозить куда-то и вернуть на место. Жутко, что теперь моё место здесь. Я же боялась высунуть нос из палаты и сидела в своём углу, словно прикованная цепями узница. Удивительно, как долго мама могла сидеть без движения. Как будто ей кто-то сказал, что с минуты на минуту я очнусь, и она выжидала ту самую минуту. Но папа так не мог. Он то ходил по палате, то куда-то выходил, то возвращался и печатал что-то в телефоне.
Мамочка, посмотри на меня. Это я, Хейли. Я здесь Нежно приговаривала я.
Мама, я тут, слышишь? Почему же ты не слышишь меня? Чуть громче, чуть нетерпимее, чуть напуганнее вопрошала я.
Да отзовись же ты! Алло! Ты мне нужна! Нужна, слышишь?! Размахивала я руками перед её лицом.
Но казалось, её лицо спрятано за непроницаемой оболочкой, куда не проникают ни звуки, ни колыхания воздуха, ничего. К пятому такому монологу я выдохлась и опустилась на пол в углу палаты. Поджала колени к груди и зарылась в них лицом. В детстве мне казалось, что, раз я не вижу, значит, я тоже невидима для остальных, поэтому всегда пряталась в таком «домике» и проигрывала в прятки. Столько лет спустя этот супергеройский навык наконец заработал. Правда, я видела всех, но никто не видел меня. Невидимка. Заблудшая душа.