Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я снова вернулась в реальность. Час? Два? Вечность? Вика все так же сидела рядом и гладила меня по спине. Ник расположился на противоположном конце дивана и закурил. Судя по количеству бычков в стоящей около него пепельнице далеко не первую сигарету. Рома мерил комнату шагами от угла до угла.
Слушай, Ромыч, может ты сядешь, а? Глаза мозолишь!
Ромыч лишь одарил друга презрительным взглядом.
Ром..
В ответ на мой голос все встрепенулись. Кажется, никто уже не ожидал моего «оживления».
Ты правда думаешь, что та запискаона была не случайной?
Да что там у вас за записка? вновь спросил Ник.
Да такмы расстались недавно, и я повторила все, что недавно рассказала другу на балконе.
Ромыч лишь пожал плечами:
Это может быть совпадением. Но если это так, это чертовски стремное совпадение.
Не поджег же он проводку в собственном доме, чтоб устроить пожар, в конце концов, заметила Вика. Если здесь и есть какой-то скрытый смысл, то он явно в другом.
А мне кажется, вступил в разговор Ник, он любил тебя. И все, что там написано, в этой вашей записке, это все ложь. Он написал это для того, чтобы тебе было легче отпустить его. И ему тебя тоже. Перед отъездом в Швецию, а не перед смертью. Но потом случилось непредвиденное.
Как бы хотелось, чтобы Ник оказался прав. Но даже если это действительно так, это все равно больше не имело никакого значения. Туре мёртв. Какая разница. На самом ли деле он меня разлюбил эта тайна навечно уйдёт с ним в могилу.
Нам тоже пора. Вы, наверное, спать хотите, нашла в себе силы произнести я, хотя идти куда-то именно сейчас меньшее, чего мне хотелось.
Бред. Оставайтесь у нас. Мы расстелем вам в комнате Ромыча, а его выселим на пол в гостиную.
А может, тебя выселим? Хотя он прав, девчонки. Оставайтесь. Ради вас я даже готов и правда расстаться со своей любимой тёплой кроваткой. Но только ради вас!
Ребята правы, согласилась Вика. Нечего нам сейчас ехать. Да и некуда.
Я слегка улыбнулась. Наверное, если бы не друзья, пережить эти часы мне было бы в сотни, тысячи раз труднее.
Ромыч, несколько минут назад усевшийся на пол, встал и куда-то исчез, а спустя какое-то время вернулся, держа в руках нечто наподобие книги.
Это альбом, пояснил друг. Смотрите, это был конец первого семестра, последняя пара. Помните?
Мы все придвинулись ближе, чтобы разглядеть. С фотографии смотрели тринадцать гордых и счастливых лиц в белых халатах: двенадцать нас и один преподаватель. Здесь Лина еще носила брекеты, Анжела не успела перекраситься в блондинку, а Ира стояла в больших дурацкой формы очках. Сейчас она сменила их на линзы.
Но красивее всех на фото вышел Туре. Он стоял позади преподавателя, высокий, статный, красивый, с густыми каштановыми волосами. Улыбка на его лице сияла в тон нашим халатам. Казалось, с того дня он совсем не изменился: в моей памяти он навсегда останется таким же счастливым и свободным, как на этой фотографии.
Ты хранишь альбомы с фотографиями? улыбнулась я.
Ромыч у нас всегда одной ногой на шаг позади.
Вообще-то, печатные фотки это круто, оскорбился друг. Если твоя пустая голова этого не понимает, то ты просто бесчувственный сухарь, который не умеет видеть прекрасное в обычных вещах.
Ник лишь презрительно хмыкнул.
Я думаю, нам нужно устроить что-то вродепоминок? Нет, звучит отвратительно. Что-то вроде вечера памяти, предложил Ромыч. Прямо завтра, после похорон. Соберёмся все. Вспомним все хорошее, что нас связывало. Посвятим ему песню. Мне кажется, нам всем это нужно.
Это хорошая идея. Я спрошу в деканате, возможно, нам даже выделят аудиторию.
Если они этого не сделают, это будет высшей степени кретинизм, отметил Ник.
Мы пошли спать, когда фонари за окном начали гаснуть, а где-то на горизонте забрезжил рассвет. Времени на сон оставалось не так много, но спать все равно не хотелось.
Парни на самом деле постелили нам в комнате Ромыча и даже любезно дали свою одежду. Специальных средств для снятия макияжа у них, разумеется не было, но сейчас для этой цели отлично подошло и обычное мыло.
Вика легла рядом и положила голову мне на плечо.
Ты как? спросила она.
Жить можно. Просто этоэто все свалилось так неожиданно.
Смерть в принципе никогда не ожидаешь.
Кажется, на втором курсе ты ненавидела философию, впервые за это время улыбнулась я.
И правильно делала. Скука смертная для ленивых. Предмет обо всем и ни о чем одновременно. Тьфу.
Я улыбнулась еще шире. Как хорошо, что даже в такие тяжёлые минуты мы не утратили способности шутить.
Что у вас с Ником? спросила я, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о произошедшем.
Он классно целуется.
Это мы с Ромычем и без слов поняли.
Я думаю Не знаю, все сложно. Да и как-то не до этого теперь.
А мне с первого курса казалось, что ты ему нравишься, постаралась все же поддержать разговор я. Хоть иногда он и вел себя как полнейший идиот.
Не знаю, Даш, не знаю
Через несколько минут подруга заснула, а я еще долго лежала и размышляла о том, что произошло.
Я думала, что этой ночью не смогу уснуть, но из-за слез веки налились свинцом и я даже не заметила, как под тяжестью веса опустились сами собой. Я погрузилась в пропасть, чёрную, глубокую, бездонную и совершенно без сновидений. Впервые после нашего расставания я так крепко спала. В медицине это называется «компенсаторно-приспособительная реакция» организм просто хотел спрятать меня от стресса. Как бы я хотела спрятаться от него навечно. Или хотя бы на завтра завтра будут хоронить Туре, и я не уверена, что смогу это вынести.
Глава 5
ДАША
Наверное, организм все еще пытался вытащить меня из ямы, но на похоронах я держалась стойко. Думала, что не смогу пробыть и пяти минут, прежде чем меня разорвёт от отчаяния, но сосуд боли вперемешку с эмоциями опустошили. Лишь на дне оставили пару капелек. Для приличия.
Я просто не принимала, что это Туре. В жизни я присутствовала на похоронах лишь однажды на дедушкиных, но это было целую вечность назад. Тогда я была еще совсем маленькой и не до конца понимала, что происходит: алый ящик, обитый бархатом, куча букетов причудливой формы (лишь позже мне объяснили, что это называется «венок»), вокруг какие-то люди в чёрном, большинство из которых я видела впервые в жизни, собрались, чтобы коллективно поплакать. Годы прошли, а ощущения совершенно не изменились. В похоронах не было ничего интимного. Я чувствовала себя скорее гостьей на светском мероприятии, нежели бывшей девушкой покойника. Боже, «бывшая девушка покойника» как же дико это звучит.
Собралась вся наша группа. Деканат освободил нас от занятий, хотя освобождать было особо не от чего: в расписании стояла единственная лекция в 8 утра, которую мы бы в любом случае благополучно проспали.
Хоронили Туре в закрытом гробу. Оно и понятно: обугленное тело зрелище не для слабонервных, однажды нам показывали это на патологической анатомии. Одного не пойму почему мать Туре согласилась похоронить мужа и сына здесь, в России, ведь сама она теперь точно навсегда возвращается в Швецию. Впрочем, наверное, так будет правильнее: Туре провёл здесь всю свою жизнь.
Вечером в пять мы собрались, чтобы устроить обещанный вечер памяти. Встретиться решили в главном корпусе. Притащили из столовой воды для чая, заказали пиццу, принесли гитару. Боже, насколько же это было по-школьному! Помню, в средней и старшей школе мы собирались так каждый раз после окончания четверти. Каждый раз я ждала классного чаепития с нетерпением и даже трепетом, было в нем что-то тёплое и уютное. Здесь и сейчас мы словно вновь перенеслись в то время. Кажется, вот-вот придёт классная руководительница, сбросит с себя маску строгости и официальности и начнёт рассказывать какие-то смешные вещи, а мы всем классом станем над ними смеяться. Я слышала этот смех, переполненный радости, в своей голове. А громче всех Туре. Он будто бы продолжал находиться здесь, с нами, в каждом из нас, даже сейчас, когда его не стало.