Надеюсь, конечно, что рано или поздно во все всем разберутся, и ущерб окажется только материальным его-то не сложно восполнить. А вот если пострадают люди, которые обратились за помощью
Как пострадал сам Альен, помощь которому оказывала я
Я потянулась к графину с водой и прямо так с горлышка принялась отпивать воду. Немного облилась, но лишь промокнула влагу платком. И все же спустя два года я легче воспринимала прошедшие события, решение Комиссии. Альен не был виноват в том, что произошло, я виновата была частично, хоть и наказали по полной. Но именно показания этого человека все усугубили.
Мирелла заявила, что я еще об этом пожалею. Я и пожалел.
А уж как я жалела, что он мне вообще встретился!
И если ранее эти воспоминания выбивали меня из колеи на долгое время, то теперь всего лишь мучала бессонница. Решив долго не страдать, ворочаясь с бока на бок, я принялась потрошить свои запасы хоть и слабенькое снотворное, но пусть и такое. Ох, сейчас бы я не отказалась от того рецептика Промба
Однако организм смилостивился, и уснула я довольно быстро и крепко. Да так, что не сразу услышала весьма настойчивый стук в дверь.
Кряхтя поднялась, накинула халат и высунула нос за дверь.
Завтрак на кухне, ключи на полке в коридоре. У вас свободный день, как и договаривались. Охрана предупреждена, ну а мы ушли по делам, отчитался Падуану.
Я могла лишь похлопать глазами. Секунда и следователь скрылся из виду, точно опаздывал. Хлопнула входная дверь.
Время до встречи с мамой я решила провести, гуляя по городу. Нужно же в конце концов и познакомиться с ним заново.
Не сказать, что изменений было много. Но где-то построили новое здание, а где-то снесли старое, где-то расширили улицу, а где-то вообще закрыли сквозной проезд, оставив только пешеходную часть. Что-то убрали, что-то добавили.
Наверно я ощущала город чужим еще и потому, что возвращаться сюда было не к кому. Дом ведь это что? Место, где тебя ждут. А в Сэлаже меня ждала только мама. Ну как ждала
Была бы более сговорчивой, ничего бы этого не было.
С руководителем моей практики и будущим тогда наставником для квалификационной работы для мэтра у нас сложились хорошие отношения, но у него и без меня была куча учеников, помощников и жаждущих его внимания. Одним больше, одним меньше. Я не обольщалась выдающимся медиком мне вряд ли грозило стать, я всего лишь хотела достойно выполнять свою работу, а звезды с неба пусть за ними прыгают другие.
Когда начались разбирательства, те немногочисленные друзья, что у меня были, пропали кто куда. В лицо мне никто ничего не говорил, практически все просто тихо и мирно устранились. Лишь пару приятелей, что примечательно, не оставшихся в столице, а уехавших в разные концы страны, не прекратили общение, пусть и только в письмах. И одна столичная приятельница. И такой малости мне хватало, чтобы не чувствовать себя совсем уж брошенной.
А вот мама Запрета на посещения не было. Ничто не мешало ей выделить хотя бы три дня и приехать ко мне. Ничего и никто, кроме отца.
«Она понесет заслуженное наказание, нечего к ней мотаться», так он заявил, будто меня и не было тогда в комнате.
Отец хотел добавить к официальному наказанию еще и временное отлучение от семьи. Фонсо, разумеется, не пошел на это. А вот мама перечить не стала. Ограничилась лишь тем, что снабдила меня некоторыми полезными амулетами, которые помогают в быту, и дала немного денег. Гордость я тогда засунула куда подальше понимала, что отказываться даже от такой помощи, поступать себе же во вред.
В глубине души я была уверена, что несмотря на посильную помощь, мама, также, как и отец, считала меня виновной. Из-за чего и не была особо против приказа отца. Возможно, она так поступала неосознанно и ей казалось, что она лишь уступает воли мужа.
И вот теперь я шла навстречу человеку, которого безумно любила и также глубоко не понимала.
Чистые дорожки с гравием, словно на них никогда не попадал снег, аккуратные, будто по линейке выровненные сугробы вдоль этих дорожек, над ними чуть припорошенные кусты, также идеально ровно подстриженные. Черные ветки рябин с ярко-красными гроздями ягод. Толпы людей, которых привела сюда в первую очередь комфортная температура легкий морозец, чтобы не таял снег, но и не кусал за щеки. Таким я увидела парк, когда вошла в него. Вспомнилось, что когда-то мне целый месяц запрещали тут появляться. Теперь уже об этом случае я вспомнила практически без злости. Хотя, когда шла мимо гвардейцев у входа, еле ощутимый озноб испуга прошелся по позвоночнику.
Воздух тут действительно был особенным дышалось легче, настроение улучшилось. Хотелось улыбаться, радоваться невесть чему. Да пусть вон той синичке, что пристроилась у кормушки, щелкая семечками. Возможно, как и говорил Падуану, в императорском парке сохранились положительные эманации, поэтому это место и было таким теплым, тихим, несмотря на огромное количество гуляющих людей.
Мама не шла по дорожке плыла. Даже гравий не хрустел под ее ногами. Привлекательная женщина элегантного возраста, куда бы она не направлялась, тут же начинала привлекать внимание к себе. Причем это свойство у нее было всегда, сколько я помнила. Невысокая, темноволосая, с аккуратными чертами лица, изящная, как статуэтка. Такая же хрупкая с виду, но по твердости не уступала и камню. Она куталась в изысканные меха, одевалась в самые утонченные одежды, обдавала тонким и чарующим ароматом. Не женщина сказка. И не скажешь, что эта дама половину своей жизни проездила за мужем по военным гарнизонам. Научилась готовить из самых скудных запасов так, чтобы сытно и вкусно накормить семью. Умела создавать уют из минимума вещей и обстановки. Могла шить одежду из любого куска ткани, какой можно было достать, и получались достойные вещи. Не говоря уже о ее мастерстве художественной штопки, если ресурсы совсем уж были ограничены.
И также без сложностей она вписалась в столичное общество, когда отец наконец-то получил хорошую должность в главштабе.
Действительно, удивительная женщина. И не восхищаться ею я не могла. Хотя бы в этом.
Здравствуй, грудным, обворожительным голосом, таким же прекрасным, как и весь ее облик, проговорила она.
Мама, чуть слышно прошептала я.
Она махнула рукой, и я ту же утонула в мехах, вдыхая терпкий аромат жасмина, разбавленный еще какой-то ноткой свежести. Этот запах всегда ассоциировался с мамой.
Я скучала, также шепотом произнесла она.
Мне удалось лишь глухо угукнуть. Спустя мгновение она разжала объятия. Взяла меня за плечи и чуть отстранилась, внимательно разглядывая блудную дочь.
Хороша, только и заключила мама.
Вряд ли комплимент, скорее упрек. Разве что не цокнула языком.
Я же заметила, что в выглядывающем из-под шапки локоне блестят серебряные нити. Больше, чем, когда я видела ее в прошлый раз. В уголках глаз четче обозначились лучики морщин, а от носа к губам углубились заломы. И все же, несмотря на столь явные признаки того, что и мама не так уж и легко прожила эти пару лет, выглядела она как всегда шикарно.
Пойдем в кофейню, произнесла она. Или все же отправимся домой? Илинка приготовит твой любимый пирог.
Мама не оставляла надежды затащить меня домой. Я покачала головой.
Кофейня, ответила я.
Она недовольно сжала губы, но вслух никак не выразила разочарования от моего решения.
Мы пришли в незнакомое место, поэтому я озиралась с любопытством. К тому же я пыталась оттянуть момент, когда придется повернуться к маме и начать разговор. Пока мы шли перекинулись лишь парой фраз, мама не любила говорить на холоде. «Не хочу застудить горло.»