Но он жестоко ошибался. Прошло два столетия, о нем так никто и не вспомнил, кроме горстки людей, случайно соприкоснувшихся с удивительным миром его фантазий и грез и оказавшихся добровольными пленниками этого мира.
Эта книга прежде всего о человеческих чувствах, о боли и горечи, бесконечных поисках истины, моментах гениального прозрения, вере и надежде. Так откуда же этот сухой, занудный тон, мертвый и тусклый язык? Точно теорема с целой уймой доказательств, следствий и дополнений.
Лена с остервенением надавила на клавишу, уничтожая свой многочасовой труд. Нет, не выйдет из нее писательницы, даже одну-единственную книгу ей не закончить. Нечего и время тратить, лучше заняться чем-то дельным.
Она выключила компьютер, отнесла пустой пакет в мусорное ведро, вымыла пару чашек, оставшихся с утра в мойке, тщательно подмела и без того чистый пол. Полила из кружки крупную бархатистую фиалку, стоящую на холодильнике, и в нерешительности застыла посреди кухни.
Что все-таки, черт возьми, с ней происходит? Откуда это отвратительное состояние тоски и опустошенности? Днем Лене показалось, что оно прошло, но нет сейчас она чувствует себя еще хуже, чем по пути с вокзала.
Неужели Томка права и Лена переживает расставание с Виктором? Нет, глупости, дело не в этом, а в другом в чем она не желает признаться даже себе самой, упорно прогоняя прочь запретные мысли.
Так не пора ли раскрыть карты и взглянуть наконец правде в глаза? Вовсе не разлука с мужем печалит Лену, ее угнетает то, как они расстались. Стоя на перроне, избегали смотреть друг другу в глаза, вели пустой, никому не нужный разговор, холодный и небрежный поцелуй на прощанье.
Еще несколько лет назад все было иначе страстные взгляды, нежные слова, жаркие объятия. Да что там, раньше бы Лена непременно воспользовалась приглашением Виктора и поехала с ним, наплевав на все свои дела. Если уж быть до конца откровенной, то и дела она себе выискивает от тоски и одиночества.
В последнее время жизнь стала пресной и пустой, как недосоленный, постный суп. Девчонки выросли: Ритке уже шестнадцать, Валюшке осенью будет четырнадцать. У них свои интересы, свои секреты. Уроки сделают и исчезают, а вернутся запрутся у себя в комнатушке и шепчутся, хихикают.
Нет, Лена и не думает роптать, отношения у нее с дочерьми самые дружеские, да только не нужна она им больше двадцать четыре часа в сутки, как бывало, когда они были маленькими.
И Виктору не нужна. У него работа, партитуры, голоса, он вечно или за синтезатором, или корпит над нотным листом. Увидит Лену улыбнется, глянет рассеянно и снова к своим закорючкам и скрипичным ключам.
Вот Лена и придумала себе Феофанова, спряталась за его тщедушную, худую спину, существует в вымышленном мире, который вот-вот рухнет, оставив ее лицом к лицу с суровой правдой жизни
Она тронула давно просохшие волосы и медленно подошла к стоящему в прихожей зеркальному шкафу-купе, пристально вгляделась в свое отражение.
Вот они, все ее тридцать пять, видны как на ладони. Губы поблекли, в уголках глаз «гусиные лапки», а главное, сами они пустые, потухшие. Кто станет смотреть на женщину с такими глазами? Никто! Еще пять-семь лет и она превратится в законченную старуху, в то время как другие к сорока годам расцветают заново.
А дуреха Томка ей еще завидует, считает, что они с Виктором идеальная пара, потому, мол, что почти никогда не ссорятся и друг другу не изменяют. Знала бы она, как Лене иногда хочется очутиться на месте подруги, и пусть бы они с мужем лаялись, как Томка со своим Жекой. Зато потом, ночью, у них было бы нежное примирение и любовь, любовь Эх!
Лена легонько помассировала щеки и лоб кончиками пальцев, добиваясь, чтобы кожа хоть немного порозовела, затем намазала веки кремом и отправилась разбирать постель.
Глава 2
Рано утром ее разбудил телефонный звонок.
Мам! весело проверещал далекий голосок Ритки. Ты спишь?
Нет, не сплю. Лена старательно откашлялась, прогоняя утреннюю осиплость. Как вы там?
Отлично! Погода супер, море теплущее! И каждый вечер дискотека до полдвенадцатого!
Дискотека это здорово, с улыбкой согласилась Лена. Вы только смотрите не перекупайтесь в первые же дни, а то потом сляжете на всю смену.
Не сляжем, горячо заверила Ритка. Здесь за нами о-го-го как следят. В воде десять минут, а потом солнечные ванны. Мама! Она слегка понизила голос и восторженно сообщила: Представляешь, тут за Валюхой один кадр ухлестывает, ну просто отпад. Гришей зовут.
Приличный хоть? обеспокоилась Лена. А то поматросит да и бросит. И вообще, рано ей еще кавалеров заводить, следи давай за сестрой!
Я слежу, со смехом проговорила Ритка. Вы-то там как? Уехал папа?
Уехал.
Значит, ты, бедненькая, совсем одна. Скучаешь?
Лена подавила вздох.
Скучаю. Особенно по вам.
Не надо, убежденно произнесла Ритка. Нам очень-очень хорошо, правда. А как твой музей?
Пока никак. Ждем решения мэрии.
Ясно. Ритка сделала секундную паузу, потом осторожно спросила: Мамуль, а если вас все же ну я имею в виду выселят, как же экспонаты?
Не знаю, Ритуль, честно призналась Лена. Новым хозяевам они вряд ли понадобятся. Значит, распределим по сотрудникам.
То есть к себе домой? обрадовалась та.
Да, коротко ответила Лена, не желая обсуждать с дочерью болезненную тему, давай не будем об этом. Особенно сейчас, по междугороднему телефону.
Давай, согласилась Ритка, только обещай, что возьмешь к нам «Миг счастья». Возьмешь?
Хорошо.
Ну, пока!
Не успела Лена опомниться, как в ухо ударили короткие гудки. Она растерянно поглядела на трубку, которую продолжала сжимать в руке, затем повесила ее на рычаг. Вернулась в спальню, села на кровать.
Сквозь плотно сдвинутые жалюзи в комнату светило яркое и знойное июльское солнце. Лена вдруг отчетливо вспомнила, что в тот день тоже было солнечно, хотя на улице едва начался март
Под ногами чавкала серая каша из подтаявшего снега и грязи. Лена осторожно обходила глубокие лужи, опасаясь промочить ноги она совсем недавно переболела ангиной.
У высокой чугунной, местами проржавевшей ограды ее ждала Тамара.
Здравствуй.
Привет. Лена лучезарно улыбнулась подруге. У нее было замечательное настроение, лучше не бывает. Сегодня у меня юбилей.
Какой еще юбилей? Томка вскинула на нее удивленные глаза.
Ну как же? Месяц работы в музее. Лена весело рассмеялась и обняла Тамару за плечи.
А, ты об этом. Та тоже улыбнулась. Ладно. Нужно будет отметить. И я даже знаю как. Томка сделала загадочное лицо.
Как? с любопытством проговорила Лена.
Во-первых, выпьем чаю. У бабы Даши на вахте всегда отличные конфеты есть.
А во-вторых?
Во-вторых, пойдем покопаемся в подсобке. Тебе будет интересно.
Подсобка оказалась довольно большим помещением, расположенным в подвале особняка. Здесь хранились экспонаты, не вошедшие в экспозицию, а также старая, поломанная мебель и разный хлам, оставшийся с семидесятых-восьмидесятых годов, когда в особняке располагался самодеятельный рабочий театр.
Лена и Тамара не спеша ходили по темному гулкому залу, тихонько, вполголоса переговариваясь.
Тут много чего стоящего было, рассказывала Тамара. Например, диапроектор, о котором говорил Семен Ильич. Мы его случайно нашли, лежал себе под креслом, в какой-то дырявой коробке. А еще макет парусника его, правда, пришлось ремонтировать. Мы с Семеном Ильичом первое время, как музей открылся, сюда почти ежедневно ходили. Теперь ничего интересного не осталось. Разве только ты посмотришь свежим взглядом.
Лене и самой не терпелось совершить пусть маленькое, но открытие. Она методично проглядела несколько рассохшихся, пыльных шкафов, перерыла огромную стопку рукописей. Но почему-то ей не везло: шкафы в основном были забиты рухлядью, а рукописи оказались сплошь дубликатами того, что уже было представлено в зале на витринах.