Ну и что? начал я разговор.
Что что? пробурчал отец. Прагу придется сносить, хотя и жаль. Иначе не выходит, ты сам видел.
Голос отца звучал неуверенно. Не могу сказать, чтобы я разобрался в увиденном на чертеже, но на всякий случай согласно кивнул. Прагу отец жалел. Арбат долгие годы был правительственной трассой, и при Сталине бдительным охранникам, а возможно, и самому хозяину вдруг вздумалось, что с веранды на крыше ресторана злоумышленник может бросить в машину вождя гранату или открыть стрельбу. Ресторан закрыли, а в его помещении разместили какую-то контору Отец колебался, а тем временем за Прагу вступился Микоян, ресторан, как и вся торговля, относился к его епархии. Отец в душе с ним соглашался, но логика дорожников требовала иного».
И вот теперь требовалось принять окончательное решение, последнее слово было за Никитой Сергеевичем, без которого, кажется, ни один серьезный вопрос в стране не решался, будь то посадка кукурузы в северных областях или размер ванной в панельных пятиэтажках. Все смотрели на первого секретаря, а он уставился на макет столицы. Выслушав доклад главного архитектора Москвы, поразмыслив, что-то прикинув в уме, Хрущев, наконец, изрек: «Товарищ Посохин, давайте уступим Микояну, а дорожники пусть поищут компромиссное решение». Так благополучно и была решена судьба не только «Праги», но и известного нам всем родильного дома им. Грауэрмана, в котором родились многие жители Арбата. Мы еще вернемся в «оттепельные» 1960-е, а пока
В 1886 году в «Петербургской газете» увидел свет рассказ Антона Павловича Чехова «Юбилей», подписанный, как водится, «А. Чехонте». Причем это был именно рассказ (более известная пьеса-шутка с аналогичным названием появилась пятью годами позже). Речь в нем идет о скромном торжестве актерская братия дает обед трагику Тигрову в честь его двадцатипятилетнего служения на артистическом поприще. Праздник начинается в гостинице «Карс», откуда наевшиеся и напившиеся артисты отправляются в ресторан «Грузия» играть на бильярде и пить пиво. «Нам бы еще в Пррагу съездить Рано еще спать! Где бы пять целковых достать?» объявляет свое желание виновник торжества Тигров. Учитывая, что главный герой рассказа с трудом выговаривает название популярной уже в те годы среди актеров «Праги», можно себе представить, сколько пива он уже выпил.
Самому Чехову «Прага» была близка недаром здесь отмечалась московская премьера его пьесы «Чайка» в декабре 1898 года. Тогда еще и всем известного МХАТа не существовало, а был лишь Художественно-общедоступный театр «крохотный театрик», по свидетельствам записных театралов. И хотя первым спектаклем театра в октябре 1898 года стала трагедия Алексея Константиновича Толстого «Царь Федор Иоаннович», но мы не погрешим против истины, если скажем, что история МХАТа началась с «Чайки». Силуэт этой красивой птицы превратился в символ театра, украшающей его занавес (как нынче выражаются, бренд).
А.П. Чехов читает «Чайку» Станиславскому и артистам МХТ. 1898 г.
Банкет по случаю премьеры «Чайки» 17 декабря 1898 года собрал, пожалуй, всю еще малочисленную труппу и постановщиков, Константина Станиславского (он же играл Тригорина) и Владимира Немировича-Данченко, а также исполнителей ролей: Ольгу Книппер-Чехову, игравшую Аркадину, Всеволода Мейерхольда (роль Треплева), Василия Лужского (играл Сорина), Марию Лилину (роль Маши) и других актеров. Больше всего тостов на этом торжестве поднимали за автора «Чайки».
Сам Антон Павлович в эти дни находился в Ялте. Ночью пришла телеграмма: «Из Москвы 18.12.98 в 0.50. Ялта, Чехову. Только что сыграли Чайку, успех колоссальный. С первого акта пьеса так захватила, что потом последовал ряд триумфов. Вызовы бесконечные. На мое заявление после третьего акта, что автора в театре нет, публика потребовала послать тебе от нее телеграмму. Мы сумасшедшие от счастья. Все тебя крепко целуем. Напишу подробно. Немирович-Данченко, Алексеев, Мейерхольд, Вишневский, Калужский, Артем, Тихомиров, Фессинг, Книппер, Роксанова, Алексеева, Раевская, Николаева и Екатерина Немирович-Данченко». В ответ обрадованный драматург сообщал: «Москва. Немировичу-Данченко. Передайте всем: бесконечно и всей душой благодарен. Сижу в Ялте, как Дрейфус на острове Диавола. Тоскую, что не с вами. Ваша телеграмма сделала меня здоровым и счастливым. Чехов». Мысленно труппа и драматург были вместе, а шампанского за здоровье Чехова было выпито в «Праге» немало оно ему было ох как необходимо. Кстати, во многих книгах об Арбате утверждается, что Чехов праздновал премьеру в «Праге» как мы теперь понимаем, это миф.
Старая афиша
Писатель и коллега Антона Чехова Игнатий Потапенко вспоминал о нем: «Он всегда говорил, что в Петербурге у него голова как-то яснее, чем в Москве. Это понятно. Когда люди спрашивают друг у друга: где мы встретимся вечером? в Петербурге это значит: я к вам приеду или вы ко мне? Когда такой же вопрос задают в Москве, это значит: в Эрмитаже, в Метрополе, в Праге или у Яра?» В арбатском ресторане Чехов бывал неоднократно, застав начало его расцвета. Ибо «Прага» впитала в себя все самое хорошее от популярных московских ресторанов, в чем нас уверяет Владимир Гиляровский: «Ресторан Прага, где Тарарыкин сумел соединить все лучшее
от Эрмитажа и Тестова и даже перещеголял последнего расстегаями пополам из стерляди с осетриной. В Праге были лучшие бильярды, где велась приличная игра». А стерлядь-то подавалась на дорогой посуде с золотой росписью: «Привет от Тарарыкина!» Так что ресторан был «с приветом».
Упомянутый Гиляровским Иван Тестов хозяин трактира в Охотном Ряду и законодатель застольной моды в старой Москве, о нем я много написал в книге «Охотный Ряд и Моховая. Прогулки под стенами Кремля». Короче говоря, говорим «Тестов» подразумеваем «Охотный Ряд». А купец Семен Петрович Тарарыкин прочно и по праву ассоциируется с «Прагой». Он-то создал ей реноме лучшего ресторана Первопрестольной, как Чехов репертуар МХТ.
Давно уже бытует легенда о сказочном превращении «Праги» из трактира в ресторан, что очень напоминает историю про Золушку, ставшую принцессой. Стоял когда-то в начале Арбата доходный дом Веры Фирсановой, первый этаж которого занимал трактир «Прага». Мода была такая в последней трети XIX века давать гостиницам да трактирам столичные названия «Дрезден», «Париж», «Берлин», «Вена». Пройдись мы в те времена по Москве, и словно вся карта Европы перед нами на уличных вывесках предстает: куда глаз ни кинь, всюду иноземные города. Так почему бы не появиться «Праге» на Арбате? Как правило, ничего общего с европейскими вкусами, кроме «столичных» названий, в таких заведениях не было.
А вот московские извозчики таким наименованием были вполне довольны: оно рифмовалось с милым их сердцу словом «брага». Нынче брагой зовут нечто непотребное, путая с банальной бормотухой. А для далеких предков наших это был любимейший алкогольный напиток. Посему откроем словарь Владимира Даля, уверяющего нас, что это «домашнее, крестьянское, корчажное пиво; хлебный напиток, иногда более похожий на квас. Брага простая, ячневая, на одних дрожжах, без хмелю; брага пьяная, хмельная, пивцо, полпивцо с хмелем, весьма разных качеств; иногда она густа, сусляна (сладка) и пьяна. Овсяная брага варится из распаренного, высушенного и смолотого овса, из овсяного солода; пшенная, буза, из разварного и заквашенного пшена, иногда с медом и хмелем». Разве невкусно? Неудивительно, что трактир «Прага» приобрел у извозчиков и второе название «Брага». А я думаю, что навеяно это было не только похожестью слов (хотя кучера да возницы ни в каких Прагах отродясь не были), но и качеством алкогольных напитков, подаваемых в сем питейном заведении.