На последнем слове ее голос срывается, из горла доносится громкий всхлип. А потом начинается то, что я ненавижу больше всего. Ее нос и щеки краснеют, глаза влажнеют, по щекам начинают катиться соленые капли.
Ее слезы бьют по нервам не хуже свалившейся на голову бетонной плиты.
Не могу их терпеть!
Ни ее слезы, ни слезы Лианы.
Как только их вижу, мгновенно чувствую себя последним подонком. При этом неважно, что я сделал или не сделал. Виноват или нет? Все равно коробит, и вот я уже готов на что угодно, лишь бы это прекратить.
Так, стоп, выставляю вперед ладонь. Немедленно прекрати рыдать!
Но куда там, Мария и не думает успокаиваться.
Она зажимает рот ладонью, но даже так всхлипы все равно прорываются.
Не знаю, что сделать или сказать, чувствую себя последним ослом.
Маша оторопело на нее смотрю.
Не называй меня так! выкрикивает она с новым всхлипом.
Ну еще бы, ей такое обращение сейчас против шерсти. Обычно я зову ее Машей только во время секса.
Пожалуйста, успокойся, прошу сдавленным голосом.
Чувствую, что начинают потеть ладони, а сердце стучит как оглашенное.
Уходи шепчет она, отворачивая лицо.
А как я могу сейчас уйти? Я не могу.
Тянусь к ней, хочу обнять, но она отпрыгивает в сторону.
Все-таки хорошо, что квартира у тещи маленькая Марии некуда от меня деться. Тут же настигаю ее, сгребаю в объятья, несмотря на сопротивление.
У меня с Верой ничего не было, рычу ей в макушку. И не будет!
Все твои задержки на работе! Все твои командировки Сколько раз ты мне изменил? Сколько, Айк? стонет она, глотая слезы.
Только сейчас я наконец понимаю причину ее обиды. Что она там себе надумала? Сколько любовниц мне приписала? Сама придумала, сама обиделась как это по-женски.
Никого у меня не было, хриплю на выдохе. Только ты, всегда только ты одна. Мне больше никто не нужен.
Ненавижу! шипит она, стуча кулаком мне в грудь.
Позволяю ей это, потом сильнее к себе прижимаю и говорю на ухо:
Люблю! Машенька моя драгоценная, только тебя люблю
Она дергается в моих руках, пытается отпихнуть, но я не позволяю ей этого. Лишь крепче к себе прижимаю, целую ее макушку.
Постепенно ее сопротивление слабеет, всхлипы сходят на нет, она больше не дергается, не пытается от меня отстраниться.
Пора.
Целую ее в висок, в щеку, а потом решительным движением сдираю с нее полотенце.
Мария пытается его удержать, просит:
Айк, не надо!
Надо, говорю твердо.
Еще как надо. Мне так уж точно.
Отшвыриваю полотенце подальше и целую Марию в губы, точнее вбираю их в себя. Обожаю ее нежный рот, сколько бы ни ласкал его, мне всегда мало.
Наш поцелуй как никогда сладок, он мгновенно меня заводит.
Мария поначалу упирает ладони мне в грудь, но я продолжаю натиск, прижимаю ее к стене, тараню ее губы своими.
И вот она уже впускает мой язык в рот, обвивает шею руками.
Наступает мое блаженное время.
Заниматься любовью с Марией самое приятное, что вообще есть в этом мире.
* * *
Мария
Я не поняла, как это произошло.
Вот мы ругаемся с Айком в гостиной, кричим, меня всю трясет от обиды и злости. Секунда и кадр сменяется: он уже рядом, сжимает меня своими ручищами. А потом я слышу признания в любви, которых мне так хотелось, клятвы в верности. И я уже у него на руках. Пара секунд и мы в спальне.
Айк, прямо как солдат, разделся в считанные мгновения, а потом сразу на меня набросился.
Я и мяукнуть не успела, как он мной овладел.
Это было так ярко, так невыразимо приятно, что мне хотелось кричать, и я кричала, обнимала его, прижималась. Отдавалась ему, как в последний раз.
Но вот все закончилось.
Я остаюсь на кровати, прячу наготу под белым одеялом, а Айк почти сразу встает, принимается одеваться.
Отмечаю, как с каждой секундой все больше меняется его лицо.
Еще недавно он был моим прежним Айком, страстным и любящим, а теперь снова серьезный, чужой.
Муж уже успел натянуть брюки. Теперь как ни в чем не бывало застегивает белую рубашку, поправляет запонки на манжетах.
Он невозмутим, будто и не было у нас тех волшебных минут близости.
Подмечаю, нахмурив брови:
Ты не пользовался презервативом.
Айк оборачивается ко мне, коротко бросает:
Родишь третьего.
Вот так просто он за меня все решил. А меня спросить? Сейчас вообще время для третьего? Как по мне совершенно нет.
Сажусь на кровати, удерживая на груди одеяло.
Ты опять это со мной проворачиваешь! возмущаюсь громче, чем собиралась. Делаешь ребенка, даже не предупредив. Так нельзя, Айк, сейчас неподходящее время. Нам нужно со многим разобраться в наших отношениях
С чем, например? он ведет бровью. Здесь не с чем разбираться, у нас крепкий брак, таким он и останется. Никаких проблем у нас нет, все только что решили.
Неужели он правда думает, что, переспав со мной, автоматом все решил? Впрочем, по его виду заметно именно так и обстоят дела в его голове.
Собирайся, поедем домой, следует новый приказ.
Айк, даже если ты назовешь горячее холодным, оно таковым не станет. Бессмысленно замалчивать проблемы, пытаюсь до него достучаться.
Он снова ведет бровью, смотрит на меня искоса и спрашивает:
О каких таких проблемах ты говоришь, женщина?
Да хотя бы о том, как ты со мной разговариваешь! я тут же вспыхиваю. Разве сам не замечаешь? Ты мне приказываешь все время, ты
Айк недовольно пыхтит, обрывает меня на полуслове:
Зачем ты начинаешь? Только что помирились.
В его взгляде так и сквозит: «Молчи и слушайся».
Вот только я, кажется, слишком долго молчала в этом браке.
Считай, опять поругались! эти слова из меня буквально выпрыгивают.
Собирайся, поедем домой, повторяет он, сузив глаза. Я не собираюсь тратить целый день на уговоры.
Не поеду! упрямо твержу. И с места не сдвинусь, пока ты не начнешь учитывать мое мнение тоже. Айк, ты ведешь себя как доморощенный тиран! Может, хватит уже?
Он впечатывает в меня убийственный взгляд и цедит сквозь зубы:
Ты вконец обнаглела, Мария. Ни в грош меня не ставишь! Я все для тебя делаю, вкалываю как лось последние десять лет все в семью, все тебе Ты хоть примерно представляешь, скольких усилий мне стоила покупка дома, машин? Мебель, техника, ремонт все я, все на моих плечах! Репетиторы для Давида, еда, одежда. Все на мне! Десять лет! Я ежедневно несу на себе огромный груз ответственности. Ты хоть раз спросила, как я устаю?
Сижу на кровати, хлопаю ресницами. Такой отповеди я от него не ожидала.
Но как это я не спрашивала, устает он или нет? Каждый день, едва он приходил в работы, я все делала, чтобы ему было хорошо. Готовила его любимые блюда, старалась, чтобы дети его не беспокоили, разминала ему плечи, расспрашивала про дела на работе, слушала, поддерживала во всем. Вила уютное гнездышко, содержала его в чистоте и порядке, растила наших детей. Все эти десять лет я тоже очень много трудилась на благо нашей семьи. Как он может этого не замечать? Или это типа не считается, раз не приносит доход?
Дом он купил, так он тоже в нем живет, а не на лавочке в подворотне. И я не просила такой большой, это было желание Айка.
Репетиторов он оплачивает для Давида. Ну да, оплачивает, но ведь это и его сын тоже! Айк оплачивает, но именно я трачу по три часа в день, чтобы отвезти ребенка к этим самым репетиторам, разбираю с ним домашние задания и делаю миллион других вещей.
Что по поводу одежды, так его костюмы на порядок дороже моих нарядов и тем более того, что я покупаю для детей. У Айка одни лишь туфли стоят больше, чем некоторые зарабатывают в месяц. И он мне всерьез будет предъявлять за одежду? У меня, конечно, тоже есть дорогие вещи, но их не так много, потому что в повседневной жизни они мне не нужны.
Про еду вообще молчу, нашел чем упрекнуть. Между прочим, он тоже ее ест! Ежедневно поглощает с большим аппетитом все приготовленные мною блюда.
Айк тем временем продолжает: