Впрочем, времени на саморефлексии под сенью дерев не было надо было прикинуть, как и где размещать гостей, посмотреть, достаточно ли постельного белья, полотенец, ложек-вилок. Хотя посуду, наверное, люди из кейтеринга привезут с собой?
Дача или вилла назови как нравится была довольно вместительна: кроме большой общей залы с камином, с огромными окнами во всю высоту стены, которая занимала центральную часть дома, были еще два «теремка» справа и слева, где на первом и втором этаже находился целый ряд небольших гостевых комнат: в левом крыле четыре на втором этаже и три снизу, в правом наверху тоже четыре комнаты, внизу еще одна, а также небольшая кухня, ванная с джакузи и две подсобки с инвентарем для уборки. Большая кухня располагалась в подвальном этаже, там же была прачечная и бельевая, сушилка, комната для одежды и обуви, сауна и еще пара помещений, где можно было сделать мастерскую, или тренажерный зал, или кладовку для банок с вареньями и соленьями. Ксения попыталась представить себе Игоря за верстаком с завитком свежей стружки в волосах, Катю, потеющую на велотренажере, или себя, повязанную платком с рогами спереди, в халате и фартуке лихо закатывающую банки, ни одна из картинок не вырисовывалась. В данный момент две комнаты стояли пустыми, а одна была наполовину завалена коробками, чемоданами, какими-то палками/балками и прочей чепухой, которую по-хорошему давно надо было выбросить. Но на острове выбросить означало рассортировать по мешкам, вывезти на катере и развести по соответствующим мусоросборникам. Этот подвиг друзей природы они неделю за неделей откладывали.
Мысли Ксении возвратились к нежданным гостям. Ну, в общем-то, все поместятся. Комнаты Кати, Васьки и Игоря были расположены на втором этаже правого крыла, там же, где и ее кабинет-спальня с кроватью и удобным диваном, на котором она чаще всего и спала. А в левом гостевом крыле разместим в одной комнате побольше брата с женой, а в комнатах поменьше племянника, племянницу и коллег, внизу могут расположиться и люди из кейтеринга.
Обходя дозором свои владения (опять цитата, черт, черт, черт!) Ксения, уже не в первый раз почувствовала себя не в своей тарелке. Как будто нечаянно попала на съемки голливудской мелодрамы о подтянутых красотках неопределимого возраста в скромных топиках от Версаче, меланхолично страдающих в лучах заката на террасах роскошных вилл, ожидая пришествия белозубых, щедро татуированных мачо, в то время, сама-то она чувствует себя в лучшем случае подругой Нади из новогоднего кинооливье: «Вагончик тронется, вагончик тронется» ну и далее по тексту.
Она посмотрела на себя в зеркало встроенного шкафа в бельевой, куда забрела удостовериться, что постельного белья хватит всем гостям. Ничего голливудского отражение не продемонстрировало, хотя Ксения максимально втянула живот и подпустила в очи поволоки. Женщина за шестьдесят с пробивающейся сквозь краску сединой, с довольно усталым лицом, грузноватой фигурой, одетая в хорошо обжитые за пять лет джинсы и футболку от безымянного турецкого раскройщика.
Катерина все стыдила ее затрапезным видом мол, миллионерши так не ходят, тебе нужен хороший парикмахер, стилист, косметолог «А также гинеколог, уролог и дерматолог не говоря уж о стоматологе, перебивала ее Ксения. Уймись, Катя, уже от этих миллионов не так много и осталось после покупки дома, пусть хоть какой-то запас будет, нам еще Ваську придется в недалеком будущем образовывать, а овес нынче дорог».
Убедившись, что постельного белья закуплено в расчете на пару взводов нежданных гостей, Ксения поднялась в зал и уже привычно замерла от красоты, которая открылась в огромном, во всю стену окне. Непонятно даже, можно ли это назвать окном: просто стена, обращенная к морю, была стеклянной от пола до потолка, и отсвет закатного солнца, которое яичным желтком растекалось в морской воде, покрывал теплым ковром деревянный пол гостиной. Ксения Петровна не раз уже испытывала искушение лечь на эти теплые доски и лежать там в йоговской позе мертвеца, пока не надоест. А почему, собственно говоря, нельзя уступить этому искушению, какой в этом грех, подумала Ксения, присела, неловко завалилась на попу, но пока бултыхалась на полу, устраиваясь и растягиваясь, солнце зашло и свет померк.
Глава вторая
На следующий день, когда Ксения сидела за компьютером в своей комнате наверху, из распахнутого окна до нее донесся звук мотора, а потом до боли родной голос дочери, который почему-то вызвал в памяти утреннюю линейку в пионерлагере и команды старшей пионервожатой: «Отряд, к поднятию флага лагерной смены, смирно! Флаг поднять!» Катина искусственно-бодрая интонация означало почти безошибочно, что вместе с дочерью приехал внук, с которым Катерина обычно говорила громким командирским голосом, тем более что Васькины уши, как правило, были заткнуты наушниками, и на материнские призывы он отвечал кивками головы в ритме китайского болванчика, не вслушиваясь в суть распоряжений командования.
Ксения спустилась вниз и пошла по дорожке навстречу дочери и внуку, которые катили за собой объемные чемоданы на колесиках. Привезший их катерок, взревнув на прощанье мотором, умчался в морскую даль. «Это один знакомый из Турку нас подкинул, Игорь с ним договорился за умеренную плату», ответила Катя на безмолвный вопрос матери.
-А в чемоданах-то что?
-Ну как? Несколько комплектов белья постельного, всякие там салфетки, вазочки, свечки, полотенца и ароматические масла для сауны, ведь наверняка гости захотят в сауну сходить. Ну всякое такое
Катя, так у нас вроде поминки, а не корпоративная вечеринка намечается, вздохнула Ксения. Она знала, что дочь хлебом не корми, а дай походить по магазинам, торгующим разными прибамбасами и безделицами, которые обещают украсить и облагородить интерьер вашего жилища. Экономичные в языке финны называли все это Sisustus. Если попытаться по-русски сказать, то никак одним словом не обойдешься даже таким универсальным как «фигня». Приходится по крайней мере еще и эпитет какой пристегнуть фигня декоративная, например. Теперь, когда в семье завелись денежки, Катерина скупала этот сисустус в гомерических количествах. Кое-что из замечательных приобретений в нераспакованном виде лежало на полках подвальной кладовой. Последний раз Игорь, чертыхаясь, приволок на остров какую-то глиняную девицу, держащую на вытянутых руках пузатую вазу. Росту эта «баба с горшком», как назвал ее Василий, была неопределенного для сада маловата, а для того, чтобы на полку поставить, великовата. Но запереть ее в кладовой Катя никак не согласилась, она пыталась всех убедить, что изгиб бедра у этой нимфы с амфорой необыкновенный, чудный и только слепой этого не видит. Несмотря на то, что и Игорь, и Васька, и Ксения соглашались в этом случае со званием слепых и нечутких существ, Катя все же после долгих поисков нашла место для бедной девушки, и муж с сыном изощряясь в шутках над изгибобедрой глиняной красоткой, водрузили ее на подставку, от которой начинались широкие перила лестницы с первого на второй этаж. Катя была довольна: теперь любой человек не просто влачился вверх по ступеням, а приобщался к прекрасному, любуясь на пресловутый изгиб бедра. Правда обитатель крайней комнаты верхнего этажа, открывая дверь, непременно утыкался взглядом в глиняную попу, но счет таким счастливчикам пока не был открыт. На вилле жила обычно Ксения, довольно часто приезжала Катя, пару раз привозившая с собой приятельниц; коллеги Игоря однажды заезжали порыбачить и покупаться. Лето в этом году стояло теплое, для Финляндии, можно сказать, даже жаркое.